Но если, из опасения заблуждаться, проникаются недоверием к науке, которая, не впадая в подобного рода мнительность, прямо берется за работу и действительно познает, то неясно, почему бы не проникнуться, наоборот, недоверием к самому этому недоверию, и почему бы не испытать опасения, что сама боязнь заблуждаться есть уже заблуждение. Фактически это опасение предполагает в качестве истины нечто, и весьма немалое, и опирается в своей мнительности и выводах на то, что само нуждается в предварительной проверке на истинность. А именно, оно предполагает представления о познавании как о некотором орудии и среде, и к тому же отличие нас самих от этого познавания. Главное же, оно предполагает, будто абсолютное находится по одну сторону, а познавание — по другую для себя и отдельно от абсолютного и тем не менее — в качестве чего-то реального. Иными словами, оно предполагает тем самым, что познавание, обретясь вне абсолютного и, следовательно, также вне истины, тем не менее истинно; — предположение, при наличии которого то, что называется страхом перед заблуждением, следовало бы признать скорее страхом перед истиной.

Здесь важный момент, Гегель критикует трансцендентальный подход к познаванию не в том отношении, как иногда думают, что он сам по себе является чем-то противоречивым. Позиция Канта вполне обоснована и Гегель это сам констатировал выше. Скорее, для него постановка трансцендентальной проблемы познавания является излишней в том смысле, что такая позиция сама имеет некоторые предпосылки, которые не может обосновать.

Этот вывод вытекает из того, что только абсолютное истинно или что только истинное абсолютно. Его можно отвергнуть, если уяснить, что такое познавание, которое, хотя и не познает абсолютного, как того хочет наука, тем не менее также истинно, и что познавание вообще, хотя бы оно и было неспособно постигнуть абсолютное, тем не менее может быть способно к усвоению другой истины. Но в конце концов мы убеждаемся, что такие разговоры вокруг да около сводятся к смутному различению абсолютно истинного от прочего истинного и что абсолютное, познавание и т.д. суть слова, которые предполагают значение, до которого еще нужно добраться.

Действительно, Кант начинает свое философствование с некоторой общей понятности того, что есть познавание само по себе и отсюда делает свои выводы относительно его природы. Но вопрос и состоит в том, чтобы отрефлектировать эту "понятность" и начать не с "середины", а с некоторого действительного начала, положенного (по замыслу Гегеля) как некоторая очевидность, но очевидность не знания (как у Канта), а опыта. Собственно, ФД и задумана как "Наука об опыте сознания" (такое название ФД имела в первоначальном варианте).

Вместо того чтобы возиться с такого рода пустыми представлениями и фразами о познавании как орудии для овладения абсолютным, или как о среде, сквозь которую мы видим истину, и т.д., — с отношениями, к которым сводятся, пожалуй, все эти представления о познавании, отделенном от абсолютного, и об абсолютном, отделенном от познавания, — вместо того чтобы возиться с отговорками, которые научное бессилие черпает из предположения таких отношений для избавления себя от труда в науке и в то же время для того, чтобы придать себе вид серьезного и усердного труда, — вместо того чтобы мучиться с ответом на все это, можно было бы названные представления просто отбросить как представления случайные и произвольные и можно было бы даже рассматривать как обман связанное с этим употребление таких слов, как абсолютное, познавание, равно как объективное и субъективное и бесчисленное множество других, значение которых, как предполагают, общеизвестно. Ибо ссылка на то, что, с одной стороны, их значение общеизвестно, а с другой стороны, что, мол, даже располагают их понятием, по-видимому, скорее лишь предлог уйти от главного, т.е. от того, чтобы дать это понятие.

Наконец, Гегель переходит к своему "коньку" - "дать это понятие" - вот что важно. Это и есть, собственно, не просто подступ к проблеме познавания, но рефлексия также своих оснований. Дать понятие "познавания" означает на деле не просто дать его определение в языке, а указать его опыт! Началом может быть только опыт!

С большим правом, напротив, можно было бы избавить себя от труда вообще обращать внимание на подобные представления и фразы, с помощью которых хотят отгородиться от самой науки; ибо они составляют лишь пустую иллюзию (eine leere Erscheinung) знания, которая рассеивается, как только выступает на сцену наука. Но наука, тем самым, что выступает на сцену, сама есть некоторое явление (Erscheinung); ее выступление еще не есть она сама во всей полноте и развитии ее истины. При этом безразлично, представлять ли себе, что она есть явление потому, что выступает рядом с другим [знанием], или назвать другое неистинное знание ее проявлением (ihr Erscheinen).

Но если мы хотим дать понятие "познавания" ("науки", "истинного знания"), указав его опыт, то и здесь как замечает Гегель есть одна проблема. Ведь выступление науки есть только некоторое "рядом" с другим, неистинным знанием (=видимостью, неподлинным познаванием, обыденным знанием).

Но наука должна освободиться от этой видимости (Schein); и достигнуть этого она может только тем, что обратится против этой видимости. Ибо наука не может просто отвергнуть неподлинное знание под тем лишь предлогом, что оно представляет обыденный взгляд на вещи, и уверять, что она сама есть знание совсем иного порядка, а обыденное знание для нее ничего не значит; не может она также ссылаться на предчувствие в нем самом некоторого лучшего знания. Таким уверением она объявила бы, что сила ее — в ее бытии. Но неистинное знание точно так же ссылается на то, что оно есть, и уверяет, что для него наука — ничто. Но одно голое уверение имеет совершенно такой же вес, как и другое. Еще менее может наука ссылаться на предчувствие лучшего, которое будто бы имеется в неподлинном познавании и в нем самом составляет намеки на науку; ибо, с одной стороны, она опять-таки ссылалась бы на некоторое бытие, а с другой стороны, на самое себя как на способ своего существования в неподлинном познавании, т.е. скорее на дурной способ своего бытия, и на свое проявление, чем на то, какова она в себе и для себя. Исходя из этого, здесь и следует предпринять изложение являющегося знания.

Наука, т.е. собственно истинная философия, истинное знание, выступает в сфере знания вообще как нечто наряду с другим знанием, которое Гегель характеризует как "неподлинное, неистинное, обыденное, видимость, являющееся". Наука не может просто отбросить являющееся знание (см. в тексте почему), но должно вступить в критику этого являющегося знания, чтобы на основе этой критики обосновать свое превосходство. Собственно в этом и состоит идея ФД - дать развернутое изложение возможных форм существования сознания (т.е. являющегося, естественного знания) и одновременно указать, в чем неистинность каждой формы (с позиции науки, т.е. истинного знания). Связь различных форм существования сознания в единое движение к истине и составляет, как напишет далее Гегель, научную сторону изложения.

Продолжение следует...