Эпиграф: «Восстань, пророк,..» (А.С. Пушкин, – «Наше все»)

Эпиграмма: «Товарищ, верь:» (А.С. Пушкин, - «Ваше все»)

Один известный социальный философ как-то написал: «Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах». На это ригорическое утверждение поднимается один риторический вопрос: «Кому же может быть неясным, что нету на свете более беспомощного, а значит, и несвободного существа, чем новорожденный человеческий детеныш?» Парадоксальность этого исторического лица только возрастает от того, что наряду с досадной ошибкой, или просто глупостью, он сподобился и на много большее, как например:

«Какова цель политической ассоциации? Бережение и благоденствие ее членов. А каков наиболее верный признак, что они убережены и благоденствуют?  Это их численность и ее рост. <…> На основании того же принципа должно судить о вещах, заслуживающих предпочтения с точки зрения благоденствия человеческого рода. Слишком много восхищались теми веками, когда наблюдался расцвет литературы и искусства, не проникая в сокрытые цели культуры этих веков, не принимая в соображение ее пагубные результаты: «Глупцы именуют образованностью то, что уже было началом порабощения» (Тацит. Агрикола. XXI). <…> Нет, что бы о том они ни говорили, если, несмотря на внешний блеск, страна теряет население, неправда, что все идет в ней хорошо,..» (Руссо Жан-Жак. Об общественном договоре // Трактаты. М.: Наука. 1969. С. 213-214).

«Заселите равномерно территорию, распространите на нее всю одни и те же права, создайте в ней повсюду изобилие и оживление, - именно таким образом Государство сделается сразу и наиболее сильным и лучше всего управляемым. Помните, что стены городов возводятся из обломков домов деревень. При виде каждого дворца, возводимого в столице, я словно вижу, как разоряют целый край» (там же, с. 219-220).

Наряду с весьма популярными темами дворцов и столичного стяжательства, в этих довольно разумных рассуждениях и рекомендациях можно обнаружить и историческую политику царского премьера П. Столыпина, и вполне актуальные инициативы по общему народосбережению и хозяйственному развитию Сибири и Дальнего Востока. При этом же очень важно не упускать из виду, что всякая разумность – вещь довольно относительная, о чем предпочитал не распространяться аристофатический Платон, ибо едва ли не понимал, что лучший – еще не значит хороший. Данное сочинение франкофонного автора говорит не только о том, что при большом желании можно вычитать у довольно многих античных писателей, так или иначе восходящих к плодовитым философиям Платона и Аристотеля с известной из «Государства» идеей об опрощении жизни в сторону первобытности (ср. «Назад к природе!» от Руссо), но и о том, чего у древних вычитать не получиться. Одной из таких тем является категория свободы, что в сочинении Руссо жестоко сцеплено с равенством: «Если попытаться определить, в чем именно состоит то наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законов, то окажется, что оно сводится к двум главным вещам: свободе и равенству. К свободе – поскольку всякая зависимость от частного лица настолько же уменьшает силу Государства; к равенству, потому что свобода не может существовать без него» (там же, с. 188). Судя и по данному бинар-пассажу, Руссо был столь же убежден в своем понимании свободы, как и  Дж. Ст. Милль в своем понимании богатства. Косвенный вердикт такой убежденности  вынес позднее К. Ясперс: «Во всех противоречивых стремлениях нашего времени есть как будто одно требование, которое объединяет всех. Все народы, все люди, представители всех политических режимов единодушно требуют свободы. Однако в понимании того, что есть свобода и что делает возможным ее реализацию, все сразу же расходятся. Быть может самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы. То, что одному представляется путем к свободе, другой считает прямо противоположным этому. Почти все, к чему стремятся люди, совершается во имя свободы. Во имя свободы и становятся даже на путь рабства. Возможность силою свободного решения отказаться от свободы представляется иным высшей свободой. Свобода порождает энтузиазм, но свобода порождает и страх. Иногда даже создается впечатление, что люди совсем не хотят свободы, более того, стремятся избежать самой возможности свободы.» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат. 1991. С. 166). После предложенной констатации данный «психиатрический философ» предпринимает собственную попытку существенно разобраться в этом общеоблюбованном предмете, итогом которой становится довольно тяжелый диагноз с подушной прописью вербального анальгетика: «Знаем ли мы после всех этих рассуждений, что есть свобода? Нет. Однако это объясняется самой сущностью свободы. На упрек в том, что все приведенные выше положения не уяснили нам того, что есть свобода, следует ответить: свобода – не предмет. Она не обладает реальным существованием в мире, которое мы, наблюдая, моли бы исследовать. Свобода как предмет научно познания не существует. Поэтому свободу нельзя определить твердо установленным понятием. Однако то, что недоступно моему предметному познанию, я могу охватить мысленно, довести в движении мысли до понятийного присутствия – и тогда говорить о свободе так, как будто она действительно существует. При этом неизбежно, конечно, возникает сплетение множества недоразумений» (так же, с.170-171). К чести данного автора можно заметить, что он не пытается натягивать персону большого учителя жизни, как то получается у неоавстрийских интеллектуалов, активно продвигаемых, в частности, Дж. Соросом с его широковещательным признанием, как помнится, венгерскому СМИ: «У меня в Европе много проектов». Кроме того, в предложенном тексте содержится  указание на  один общественно важный и опытно подтверждаемый парадокс о свободном волеизъявлении граждан в пользу фактической тирании, что мысленно наводит не только на А. Гитлера, но и В. Путина с его дружеским откровением типа «Народу хочется царя» (см. большое интервью С. Пугачева Д. Гордону).

«Свобода  –  одна из основополагающих для европейской культуры идей, отражающая такое отношение субъекта к своим актам, при котором он является их определяющей причиной и они, стало быть, непосредственно не обусловлены природными, социальными, межличностно-коммуникативными, индивидуально-внутренними или индивидуально-родовыми факторами» (Свобода. Новая философская энциклопедия. Электронный ресурс ИФ РАН. 06.02.2022). С этим громоздким определением можно было бы согласиться, но с одной очень существенной оговоркой. Данное определение не имеет обществоведческой ценности, поскольку такая свобода есть у каждого: и начальника, и починника; и заветника, и приветника; и наставника, и послушника; и уставника, и преступника; и пришельца, и лишенца; и т.д. и т.п.

Имея двойственную сущность, человеческая порода необходимо пребывает сразу в двух диаметрально противоположных, но асимметрично взаимодействующих средах, или событийных измерениях: живоприродной (вицеонатурной) и общевоздельной (социокультурной), представляя собой онтологическую диалектику (диатактику) эволюционного взаиморазвития матобазиса (плотооснования) и патостазиса (духосовершения) соответственно. Согласно изначальной человеческой сущности собственно явление человеческой свободы также имеет не одно, а два измерения: богодарственное (теохаризматическое) и богосвойственное (теохарактерическое). Богодарственная, или подарочная,  свобода – это свобода выбора действия, а богосвойственная, или постяжечная, свобода – это свобода собственно действия. Первая свобода более связана с ведой, или знанием, а последняя – с мощью, или силой. Отсюда и «Знание – сила» Ф. Бэкона, что удостоверяет знание и силу в качестве  эссенциальных операторов идейного либерализма в его оригинальной интерпретации с абсолютной, теоретико-синтетической дефиницией свободы как тождества желанного с доступным, или же совершенного соответствия предполагаемых целей располагаемым средствам, чего невозможно достичь, но к чему необходимо стремиться. Отсюда и «Цель – свобода» К. Ясперса. Так уж здесь получается, что французские интеллектуалы с их «почетным деревенщиной» - самые отстающие, инфантильно-сентименталистские либералы в духе одной из самых популярных во Франции песен «Мистраль ганьон» от Рено, ибо оригинальный либерализм, или автаркия, - это чисто избранническая, или расо-элитаристская консистенция, конституция и консистория, не имущая с руссоистским равенством  почти ничего общего, если не считать равенства перед письменным законом, который может быть любым. Именно по этой причине консервативно-фашистские идеи были исповеданы не французами (ср. Протоколы сионских мудрецов, а также неоавстрийский либерализм под патронажем известного ашкеназа, или изгоя, Жоры Сороса). Теперь же все это значит, что надо всем на этом свете священно главенствуют совершенно нетленные мощи чисто гойского духа и чисто гойского слова. Отсюда и «Я – Гойя!» А. Вознесенского, что также наводит на одно и заключительное, и приключительное слово, которое может особенно понравиться рациональным специалистам по экзегетике: «Аз и Я – Альфа и Омега, - Адам и Эдем – Атом и Эвтема – Один и Райа – Орган и Месса – Роман и Ромея, - Адам и Эвдема – Адам и Ева – Один и Ява – Создан и Придана – Родан и Рожена – Родин и Родина» (вдохновительная подсказка: бономессианская, или эвдемоническая, конституция Евы между Адамом и Эдемом (ср. «демос» - и земля, и люди)).