Спиноза о боге, и Витгенштейн об объекте, одно и то же, и влияние от Спинозы налицо, а остальные идеи только в плане общей культуры философствования. Витгенштейн как нарцисс и не мог быть "системным" философом, и скорее интуиция была его ведущим началом в ЛФТ, и конечно общая культура его интересов. Система в философии плодит только идиотов, и здесь Витгенштейн выиграл, бросаясь из одной темы в другую. Логика к философии имеет косвенное отношения, она даже и не инструмент философии, а скорее бесполого Тела, так как чтобы стать инструментом ей недостаточно закона "не противоречия", а ещё важны и категории, и нарциссы как правило неплохие логики, но как философы они уже скатываются в идеализм, если не идиотизм. Разве откажешь в логике Марксу, нет, а категориальный "аппарат" у него никакой, и с Плотиным не сравнишь. Президент Путин разве плохой логик, нет, вполне приличный для обывательского уровня, но что уже идиотизм. Романтик не может быть философом, и если весь поглощён представлениями, а все перечисленные романтики.

Например Толстого идеи он не понимал. Витгенштейн не прав, если употребляется понятие чувство, то не о теории речь, а о восприятии текста, и что в первую очередь в «тексте» надо отбросить «чувство». Когда кто-то обращается к тебе, то это уже искусство, и отсюда идея Толстого, что мы все находимся в некоем искусстве «проявления», и даже не подозревая этого.

Многое можно уяснить из ложного теоретизирования Толстого о том, что произведение искусства передаёт «чувство».
Витгенштейн. Культура и ценность

Известно, что Витгенштейн происходил из очень богатой австрийской семьи, получил прекрасное образование – гуманитарное (он владел латынью и греческим) и техническое (приобрел специальность авиаинженера). Но ни гуманитарная культура, ни техника не послужили для него основой для формирования жизненного стержня. Он все время метался, нигде не находя прочной опоры для своего бытия. Восприняв учение Толстого периода его отщепенства от русской действительности, Витгенштейн то учительствовал в сельских школах австрийских Альп, то обретался на норвежских берегах в построенной им самим хижине. Снедаемый комплексом неполноценности и вины, причиной чего были его, как предполагают, нетрадиционные сексуальные ориентации, он надевал на себя личины то высокомерия, то самомнения (утверждая, например, что он никогда ни к кому не бывает несправедлив), то смирения – вплоть до мысли об уходе в монастырь. Два его брата были самоубийцами, и сам он в течение многих лет подумывал последовать их примеру. В 20-х годах он даже подвергался принудительному освидетельствованию на предмет психического здоровья. Витгенштейн тщательно скрывал подробности своей личной жизни, доходя в этом до крайних форм. Например, когда его попросили предоставить для ознакомления письма, полученные им от Г.Фреге, он отказался, мотивируя это тем, что они имеют частный характер. Но какого содержания, кроме сугубо научного, могли они быть? В посмертных бумагах Витгенштейна письма эти обнаружены не были… «Большая часть его [Витгенштейна] жизни навсегда останется неизвестной даже ближайшим друзьям», – пишет в своих воспоминаниях о нем Фаня Паскаль, учившая его русскому языку. Но одно бесспорно: он отбросил все связи, которые по его мнению, закабаляют человека, – «состояние, семью, нацию, государство». Он был бы типичным представителем «малого народа» в смысле И.Р.Шафаревича (какими были его коллеги по Кембриджу, о чем мы скажем далее), если бы не его «пограничное» психическое состояние. Не знаю, заметила ли это С.А., имевшая опыт общения с психически больными мужем и сыном. Наверное, нет, так как иначе она поняла бы истинные мотивы того костюма, в котором Витгенштейн, доктор философии Кембриджского университета и член Колледжа Св. Троицы, явился в СССР, – в рубахе с отложным воротничком, грубых ботинках и мятых брюках, как живописует его одеяние В.П.Руднев. То, что это было выражением его «опрощения» в толстовском смысле, в Советском Союзе вряд ли понимали. Витгенштейн в течение многих лет скрывал свое еврейское происхождение. Он не пресекал слухи о его родстве с княжеским родом Сайн-Витгенштейнов. И, как вспоминает Х.И.Кильберг, в нашей стране его так и восприняли. Однако еврейство было одной из компонент его переживаний, свидетельством чему является его «исповедь» Фане Паскаль, о которой она поведала в своих воспоминаниях; тем не менее легенда об аристократических корнях Витгенштейна упорно держалась в Англии, что и зафиксировали некрологи, появившиеся в английских газетах после его смерти. Взглянем на эти переживания Витгенштенйа с позиций православной России. Приняв во внимание, что его мать исповедовала католицизм и и он был крещен как католик, что на вопрос о своем вероисповедании он отвечал – «римско-католическое» и похоронен был как христианин, нет оснований связывать его с иудаизмом. Для Православия факт крещения – тем более, когда оно не сопровождается скрытой приверженностью к еврейству, чего у Витгенштейна и в помине не было, – означал разрыв с конфессиональными корнями иудаизма. Этнический характер еврейству придавали недоверие к искренности «выкрестов» среди части русского населения старой России, пресловутый «пятый пункт» в советском паспорте и – особенно – расизм в национал социалистической Германии. Именно последний растравил легко ранимую душу Витгенштейна. Трудности Витгенштейн для себя создавал сам. Для Яновской они были объективной данностью. Тяжести советского быта того времени не могли не относиться и к «красным профессорам», к каковым принадлежала С.А. Когда Витгенштейн приехал в Москву, Софья Александровна жила в коммунальной квартире. Х.И.Кильберг вспоминает: «Корпус, в котором мы в 30-х годах жили бок о бок [с С.А.] (две семьи в четырехкомнатной квартире), был населен учеными – бывшими слушателями Института красной, профессуры. К Софье Александровне часто заходили “на огонек” многие из них. Кухня служила как бы клубом. Здесь Софья Александровна принимала приходивших по делу своих аспирантов, коллег». С первых лет появления Витгенштейна в Кембридже о нем пошла слава «гения». Его бесцеремонное и неожиданное появление на квартире Б.Рассела в 1911 году, высказывавшиеся им идеи произвели на последнего сильное впечатление, и в начале следующего года Витгенштейн получил в Кембриджском университете статус «студента-исследователя» колледжа Св. Троицы, то есть стал тем, что у нас называется аспирантом. В 1913 г., будучи в Кембридже, Витгенштейн сочинил «Заметки по логике», которые сохранил Рассел; в 1914 г., когда Витгенштейн на несколько лет покинул английский университетский город и поселился на берегах Новрегии, он продиктовал приехавшему к нему в гости Дж.Э.Муру другие заметки о логике. Вот, собственно, и все, что из его работ, относящихся к «дотрактатовскому» периоду его творческой жизни, было известно в Кембридже И тем не менее новый «студент-исследователь», по свидетельству Уильяма У.Бартли III, «произвел на всех в Кембридже блистательное впечатление, стал другом самых выдающихся университетских философов, Дж.Э.Мура и Рассела, а затем был избран в тайное общество только для особо посвященных, которое называлось “Апостолы”». Если верить В.П.Рудневу, ключевую роль в приеме Витгенштена в число «апостолов» сыграл экономист Кейнс, о котором мы еще будем говорить. Заметим, что Витгенштейн стал членом этого общества, не опубликовав ни строчки на научные темы (первая его публикация – журнальная рецензия на книгу П.Коффки «Наука логики» – появилась лишь в 1913 г.); тем не менее, по словам Руднева, молодые преподаватели Кембриджа были «поклонниками Витгенштейна». Получается, что Витгенштейн авансом стал «гением». Так отзывался о нем и математик Рамзей, и философ Мур. Как пишет У.У.Бартли, еще до 1922 года, когда в Лондоне был издан «Логико-философский трактат», – на языке немецкого оригинала и в английском переводе, предваряемый предисловием Рассела, «лучшие умы Англии готовы были почти на все, лишь бы создать Витгенштейну благоприятные условия для его дальнейшего философского роста». «Трактат», которому по предложению Мура было дано латинское название – Tractatus logico-philosophicus, принес, по заключению В.П.Руднева, «мировую славу» его автору; и когда в 1929 г. Витгенштейн снова приехал в Кембридж (после неудачного опыта школьной работы в Нижней Австрии), он был «легендарно знаменитым философом». Ему создали все условия для защиты докторской диссертации, коей послужил его Tractatus, о котором Мур в официальной бумаге отозвался как о «труде гения». После этого кембриджское руководство предоставило «гению» на пять лет должность fellow – члена совета и преподавателя Колледжа Св. Троицы. Студентка Кембриджского университета Ф.Паскаль, в 1934 г. преподававшая Витгенштейну русский язык, вспоминает, что он был «легендой, и Кембридж полнился слухами о нем». Свыше половины столетия прошло с тех пор, как ушел из жизни автор «Логико-философского трактата», а взвешенной оценки его вклада в философию и науку, по нашему мнению, до сих пор нет. Если говорить о философии, то надо признать: «великий новатор философии ХХ столетия», как иные величают Витгенштейна, не очень ориентировался в истории философской мысли. В имеющихся источниках отмечается, что первым философским трудом, который он прочитал (по совету сестры), была книга А.Шопенгауэра «Мир как воля и представление», что он читал Платона и Августина Блаженного, Ницше и Киркьегора, знал ряд творения Достоевского и Толстого, проникся учением О.Шпенглера о «закате Запада». Как пишет фон Вригт, слушавший в Кембридже лекции Витгенштейна и составивший его биографический очерк, у Спинозы, Канта и Юма Людвиг Витгенштейн «смог понять, по его собственным словам, только отдельные места».
http://www.ict.nsc.ru/jspui/bitstream/ICT/914/1/vitge..