"война трактовалась им как возможность очищения онтологического бытия (Sein) от извращения его господством Сущего (Seiende)" - мыслитель наивно верил что господству сущего в его основании [бесполом Тела] когда-то придёт конец, тогда как фашизм только открыл эру господства бесполого Тела. Различия национал-социализма и большевизма только идеологические и результативные, а суть одна, где ставка делалась на бесполую толпу, отсюда и некие материальные достижения, в машинерии по Хайдеггеру. "«Войны не решают, — пишет Хайдеггер, — потому что они сами базируются на решении... Решение как возвращение в суть»" - решение это жажда факта в его завершении, бесполое Тела вне факта ничто, факт поставляет необходимую угрозу для объект сопротивления освобождающего бесполое Тело от напряжения. Бесполое Тело а-социальное, поэтому "решение как возвращение в суть" подобно перезагрузке гаджета. "молодого поколения немецких солдат, социализировавшихся в период третьего рейха, полагая, что они осознанно шли на жертвы во имя Германии (понимаемой ими как спасительница Европы) против всемирного «американизма»" - бесполое Тела амбивалентное, и спасая себя видит в шизоидном Тела спасение другого. "полагая, что они осознанно шли на жертвы" - допустим это было так, но сознание индивида опирающегося на бесполое Тела [материальную составляющую единого Тела] мыслит подобиями, а значит идеологическими химерами, и в мышлении своём они уже не жертвы системы либерал-фашизма, а добровольные самоубийцы, и значит находясь на войне они убивали жизнь вообще, а не себя только, способного на что-то ради истины. Нюрнбергский процесс всё перевернул, представив жертвой толпу, а зависящих от толпы чиновников виновниками, и именно поэтому ничего не изменилось, ставка на толпу оправдала себя. Этой традиции держатся лидеры либерал-фашизма и по сей день, виня скорее Путина, а не бесполую толпу. Тогда как классик утверждал что "нет в мире виноватых", вина - не человеческое, а сакральное понятие.
Хайдеггер неоднократно обращался к теме войны и роли немцев и «немецкого начала». Начавшаяся война интерпретировалась им как нечто большее, нежели борьба между третьим рейхом и силами «машинерии» (Machenschaft, технизация сущего), поскольку национал-социализм был для Хайдеггера к этому времени такой же манифестацией машинерии, как и большевизм. Для Хайдеггера война была «завершеним высшей ступени техники», которая достигается в ее самопожирании. Таким образом, в бытийно-историческом смысле война трактовалась им как возможность очищения онтологического бытия (Sein) от извращения его господством Сущего (Seiende). Это самоуничтожение совершается в мировом пожаре. Это шанс для немцев, т.е. для народа «нового», «другого» начала реализовать свое предназначение (мышление и поэзия), которое Хайдеггер уже к концу 30-х годов не идентифицировал более с реалиями национал-социализма.
«Войны не решают, — пишет Хайдеггер, — потому что они сами базируются на решении. В 53 фрагменте Гераклита («Война-отец всего и всего царь; одним она определила быть богами, другим-людьми; одних она сделала рабами, других-свободными») «война» означает не «бой», и не «борьбу», а решение». Употребляя слово «решение» — Entscheidung, Хайдеггер разделяет его на «Ent-Scheidung», т.е. на то, что исходит из «Scheidung», т.е. из из раз-деления, («раз-решение»). «Возникнуть в различии сущностей, взойти в сущностном различии… Решение как возвращение в суть».
«Другое начало», следующее за «самоуничтожением» в мировом пожаре должно совершиться без победителей и побежденных, поскольку различение между ними неизбежно ведет назад в машинерию (Machenschaft), т.е.именно в то, от чего бытие должно было очиститься.
Внутри привычного пропагандистского горизонта мы видим лишь кулисы и фасады. Как раз потому, что с „Россией“ на „Запад“ надвигается вовсе не что-то Чужое, а мы сами в образе законченного безусловного Нововременного и Европейского. Историческая противостояние , происходящее здесь это противостояние с нами самими и нашими собственными сущностными силами», — замечает он. Паралели между «Немецким» и «Русским» философ усматривал еще до войны. Как и немцы с их национал-социализмом, русские, с их большевизмом, оказались втянуты в «безусловность» «машинерии». Между тем, с бытийно-исторической точки зрения «немцы» так же не идентичны с национал-социализмом, как «русские» — не идентичны с большевизмом, повторяет философ.
Обращаясь к сути немцев, философ пишет: «Нам не нужны ни демократические, ни фашистские „идеалы“, нам вообще не нужны никакие идеалы, а меньше всего – моральная опека и политическое воспитание со стороны чужих. Нам нужно лишь то, к чему пригодна и призвана наша сокрытая сущность» – т.е. «мышление и стихосложение» (Denken und Dichten).
Размышляя о послевоенном будущем, Хайдеггер пишет, что «эту войну» выиграет лишь тот, кто сможет ее потерять. «Победитель» потеряет будущее, ибо будет вынужден снова и снова обращаться к прошлому, чтобы обеспечить свою победу, и это обеспечение поработит его.
Конец Второй мировой войны показал, что победили силы «машинерии». Однако немцы, потеряв войну, не выиграли, поскольку шанса к новому началу не получили: победители повели немцев к «самоуничтожению», а немцы охотно последовали им. Под самоуничтожением подразумевается добровольное (под руководством победителей) обращение немцев против своей собственной, изначальной сути.
Хайдеггер тяжело переживает период активных изменений в интеллектуальном мире, особенно в связи с «политическим воспитанием», которое активно проводили союзники и которому нашлось немало сторонников в университетской среде. В связи с отказом университета, разрешить ему преподавание после перехода в статус эмеретированного профессора, пишет: «Это называют «воспитание немецкого народа» и его понижение до уровня илотов. Университетские профессора подписывают сегодня, не моргнув глазом, „Заявления“, буквально истекающие моралью и делаемые лишь для того, чтобы перевести все в безобидное, скучное, т.е. подвластное. Они соглашаются сегодня с унижениями, которые не причинялись им даже в тупой брутальности „третьего рейха“. Опять говорят о достоинстве личности и возносят наверх бесхарактерность. Сегодня есть образованные и якобы внимательные немцы, которые считают, что если побежден милитаризм и национал-социалистический террор, то „поэзия и мышление“ в народе возродится само по себе, причем поэзия и мышление воспринимается сейчас так же, как и в третьем рейхе, т.е. как культурный процесс и ничего кроме этого».
Именно тот факт, что немцы, физически попав под власть «американизма», тем не менее, не вынужденно, а добровольно последовали за ним, Хайдеггер называет «предательством мышления» и эта глубинная трагедия немецкого народа для него, как повторяет он в этот период неоднократно, страшнее видимых физических разрушений войны.
«Предательство мышления – это предательство исторического предназначения народа, — пишет он. — Это предательство нельзя уже выдать за следствие исчезнувшего террора, оно остается результатом деятельности тех и попадает под ответственность тех, которым власть над людьми дороже изначального указания Бытия — людям.
До чего дошли немцы? Только до того, где они и раньше были – с той разницей, что сейчас они все глупее и глупее отрицают собственную душу, под насмешками чужих и смеясь вместе с ними, бездумно открывают им скрытнейшую свою суть и отказываются от нее. Как бы ни были ужасны опустошения и разрушения, которые причинены немцам и их родине, они несравнимы с самоуничтожением, которое совершают они, предавая мышление».
Продолжая анализировать трагедию немцев, он вновь констатирует «торможение начала» (Ab-fang des An-fanges). ««Это, — пишет он, — то, что немцы делают сами себе и против самих себя, будучи при этом высмеиваемы и презираемы воротилами фарса под названием «всемирная история». По их указке немцы сами обернулись против своего собственного предназначения. Немцы преследуются сейчас своим собственным предательством самих себя, своей сущности – предательством, корни которого не в терроре ушедшей системы, они преследуются собственным самопредательством, которое разрушительнее, чем явные разрушения»». Более того, по сравнению с этим процессом, по Хайдеггеру, меркнет даже «брутальность неисторичного национал-социализма». К этой теме философ возвращается в дальнейших размышлениях, полагая, что предательство немцами своей сути, отказ от своей судьбы – это неизмеримо более ужасная «коллективная вина», чем та, что несут немцы за «ужасы «газовых камер» и другие публично названные «преступления»», и что «уже сейчас немецкий народ и страна являются одним единственным концларегем» (там же).
Важная тема, к которой философ возвращается вновь и вновь – состояние философского мышления и университетской науки в Германии. Профессоров старшего поколения (в том числе и Хайдеггера) представители «общественности» в этот период упрекают в принадлежности к национал-социализму, «ужасаются распаду „науки“ и „истины“ во время господства национал-социализма, в то же время допускают какого то приват-доцента, словно признанного философа, тезисами читать необразованной и непочтительной молодежи лекции о „Платоне“ и Гегеле“ так, словно они были газетными писателями; наглость по отношению к истории и к мышлению, к строгости мысли и слова не только терпится, но почитается и культивируется», любая попытка «вернуться к сути» клеймится как возвращение к «нацизму» (там же). Характер мышления, господствующий в философской науке и в университетском процессе и определяемый «немецкой общественностью» (Хайдеггер слово берет в кавычки, поскольку в принципе не приемлет ни этой конкретной «общественности», ни вообще никакой) он называет «коррумпированным». Попытки изобразить немцев, в частности, молодых солдат, которые в те годы наполняют университеты, «жертвами обстоятельств», которые сами не знали, что творят, он называет «предательством молодежи». «Знают ли эти господа из университетов, кто сидит перед ними в лице фронтовиков? Разве достаточно сказать, что это были обманутые, „необразованные“ – разве не знают, что на самом деле они, внутри сокрытого, еще не законченного до конца противостояния современного европейского мира приносили себя в жертвы, о которых ныне молчат, в то время, как вокруг других вещей, которые имеют еще и совсем иные стороны, поднимают кучу шума и видят повсюду только „жертвы“, хотя на самом деле предпосылки к жерственности и не было?» (там же). Философ подразумевает внутреннюю мотивированность молодого поколения немецких солдат, социализировавшихся в период третьего рейха, полагая, что они осознанно шли на жертвы во имя Германии (понимаемой ими как спасительница Европы) против всемирного «американизма». Эти жертвы замалчивают, говоря о других (о каких именно, философ умалчивает, но из контекста следует, что речь идет о преследовавшихся во время национал-социализма коллегах). «Что это, как понимать все это продажное предательство собственной духовной молодости, которое, по команде, совершается сейчас в немецких университетах»? (там же)
http://цгнии.инионран.рф/…/%D0%BC%D0%B0…/ Мартин Хайдеггер о судьбе Германии и немцев и о ситуации в Европе в 1942 – 1948 годах