суверен и суверенитет

Аватар пользователя Дмитрий Косой
Систематизация и связи
Философия политики и права
Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 

«Смысл слова находится не позади, а впереди». Мерло-Понти

понятие суверен противоречит поговорке "один в поле не воин", а значит это не лицо, а сообщество, лицо и не может быть независимым в сообществе, а сообщество может, и только в войне, и суверен - это сообщество. Сообщество находящееся в миру всегда зависит от окружения своего, и война осуществляет сброс окружения, поэтому мыслители считают что война что-то меняет в сообществе, где происходит качественный скачок в нём, и понятно почему, прежние зависимости в сообществе отпадают, а возникают уже новые, и внутри сообщества. Если говорить о суверенитете, это выдуманное понятие, так как суверен не функция, а состояние сообщества. Например США никогда не являлись сувереном, и если всегда в войнах находились, а суверен бывает и в миру, и также Украина сейчас не является сувереном по признаку гражданской смуты в своём государстве, что и в России 90-ых происходило, когда была объявлена война в Чечне, и не важно почему и с кем, а важен факт. Война не сводится к столкновению, которое только разрешает войну, где применяется вооружённый конфликт, и война начинается в голове, где планы добычи искомого, а потом подводятся и обоснования к этому решению.

Суверен (от фр. souverain — «высший», «верховный») — лицо, которому без каких-либо ограничительных условий и в течение неопределённого срока полностью принадлежит верховная власть в государстве.
Термин введён в научный оборот в его современном значении основоположником теории государственного суверенитета французским юристом, политиком и философом Жаном Боденом.
Часто «суверен» переводят как «монарх», «государь» или «правитель», однако носителем верховной власти в государстве может быть не только один человек (такое государство Жан Боден называл монархией), но также группа лиц или даже большинство населения страны (аристократия и демократия, соответственно — в терминологии Ж. Бодена).
Суверените́т (через нем. Souveränität от фр. souveraineté[1] — верховная власть, верховенство, господство) — независимость государства во внешних делах и верховенство государственной власти во внутренних делах.
Для обозначения этого понятия используется также термин государственный суверенитет для отличия от понятий национального и народного суверенитета. В современной политологии рассматривается также суверенитет личности или гражданина.
К примеру в XVI в. Ж. Боден отождествлял суверенитет с комплексом прав, проистекающих из него, и относил к ним: право законодательства; право войны и мира; право назначения высших должностных лиц; право верховной юрисдикции; право на верность и повиновение; право помилования; право чеканки монеты; право налогообложения.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Суверен Суверен
https://ru.wikipedia.org/wiki/Суверенитет Суверените́т

 

"... перемещения суверенитета с уровня государств на уровень отдельных личностей." - "личность" является свидетелем, а не участником в государстве, и у автора неслучайно допущена эта неточность, там где личность заходит на "территорию" государства, таковое сразу исчезает превратясь в "представление", а значит о "государстве" тогда уже можно говорить что угодно, и самому автору. Где нет субъекта права, участник государства само сообщество, суверен, и отсюда войны, а субъекту права не за что воевать, как индивиду принадлежащему, где нет сообщества как отдельного, и которое в индивиде заключено. Чему и любая религия служит, сообществу, суверену, а при субъекте права в религиозном единстве нет необходимости, и если под государством понимать единство, что в общем верно, то гражданское, и где есть субъект права, а если его нет, то не о чем и говорить, и "государство" остаётся как проект, а не реальность, где сообщество.

Современное понимание суверенитета объективно основано на идее не многообразия, но единства – ведь именно общность нации (прежде очевидная, а ныне вырабатываемая в ходе определённых процедур) и является основой суверенных прав. Народ может реализовывать их до тех пор, пока он способен редуцироваться к единому целому (в этом отношении показательны мнения первых провозвестников современного суверенитета, уподоблявших государство человеку, а отдельные части общества и социальные слои – его органам или конечностям (смотреть, например: Филипп де Коммин, Мемуары, кн.VIII, гл. 24.).
Такое понимание государства и суверенитета, с одной стороны, позволяет говорить о них как о высшей ценности (что мы все сегодня слышим разве что не из утюгов), и, с другой стороны, даже если и неявно, то недвусмысленно утверждает несамостоятельность отдельной личности, как бы её достоинства ни воспевались радетелями демократии и народовластия.
Собственно говоря, подобный конструкт адекватно отражал реалии того общества, которое вышло из европейского Средневековья, и политические основы которого были затем с большей или меньшей степенью успешности реплицированы в остальном мире. Однако с каждым новым витком развития – технологического, экономического, социального – эта схема сталкивалась со всё бóльшим количеством вызовов, и главным среди них оказывалось банальное расширение человеческих возможностей.
Прежде зависимые от государства в своих безопасности и благосостоянии, зажатые в его границах и скованные доминирующей идеологией люди, становились всё более свободными, хотя до поры до времени это не отрицало сложившейся системы. Однако лишь до поры.
Двадцать лет назад, в 1997 году, вышла совершенно не замеченная в России, но от того не менее революционная книга Джеймса Д. Дэвидсона и Уильяма Риис-Могга, названная авторами The Sovereign Individual.
Подходя к проблеме преимущественно с экономической точки зрения, они утверждали: «Коммерциализация суверенитета сделает условия и статус гражданства в национальном государстве такими же устаревшими, какими выглядели рыцарские клятвы после ликвидации феодального строя; вместо того, чтобы состоять у государства в «гражданах», суверенные индивиды XXI века станут потребителями государственных услуг, чьи форму и цену они определят сами.
И мне кажется, что мир сегодня столкнулся лишь с малой толикой того, что может стать следствием перемещения суверенитета с уровня государств на уровень отдельных личностей.
Созданные государствами инструменты разрушения сейчас «приватизированы» на доли процента – но у меня нет сомнения ни в том, что их присвоение будет идти нарастающими темпами, ни в том, что вскоре возникнут более совершенные средства дезорганизации традиционных социальных систем, которые вообще будут находиться за теми пределами, в которых правительства всех стран мира способны регулировать жизнь и поступки отдельного человека.
Иначе говоря, последние пятьсот лет суверенитет проделал исключительно сложную эволюцию; сначала его носителем и воплощением был один человек, затем данная функция перешла к массе, способной формулировать и реализовывать собственную волю, и, наконец, вернулась к индивиду – но не к единственному, а к каждому, кто способен проявить свою суверенность.
Иначе говоря, по странной иронии судьбы, никакое иное высказывание не отражает так полно реалии лежащей перед нами эпохи, как фраза Бориса Ельцина, призывавшего «брать столько суверенитета, сколько сможете».
Но только в наиболее современных и успешных обществах призыв этот слышат не локальные сообщества, а отдельные лица.
«Народ» как масса, доминировавшая над политическим пейзажем индустриального общества, перестаёт существовать.
Как бы ни стремились правительства ограничить свободы слова и распространение информации, они получат в ответ лишь одно: тотальное бегство сотен тысяч тех, кто видит в себе силы жить и работать там, где им наиболее комфортно, и бесконечные просьбы «милостыни» со стороны оставшихся, способных не столько производить богатство, сколько его делить.
Противостоящее суверенным индивидам государство может, как и прежде, рядиться в самые красивые одежды и украшать себя любыми регалиями – но то, что раньше было облачением князя или мундиром генерала, завтра будет не более чем формой швейцара или ливреей лакея. Погоны и фуражки могут оставаться похожими, но суть будет иной.
Вся логика современного государства строится на том, что оно отражает «национальные интересы» и говорит от имени народа. Там, где в ХХ веке это ему удавалось, государства были влиятельны и могущественны. Однако сегодня само понятие народа исчезает.
Вероятно, Антонио Негри прав, когда противопоставляет ему термин multitude, каковой только и может отражать то, чем всё ещё пытаются управлять современные государства (см.: Хардт, Майкл и Негри, Антонио. Множество. Война и демократия в эпоху империи [пер. с английского под ред. В. Иноземцева], Москва: Культурная революция, 2006).
Однако это управление будет рушиться уже в ближайшие десятилетия. Что могла предложить власть народу? Безопасность? Она её уже не гарантирует. Деньги? Вполне вероятно, что они скоро окажутся частными: достаточно сравнить то, насколько за последние пару десятилетий обесценились самые сильные мировые валюты, с тем, насколько подорожал биткоин за один год. Занятость? Новые рабочие места вряд ли будут в большом количестве создаваться в сфере госуправления.
Что она может противопоставить новым стремлениям индивидов? Насилие? Но сегодня успешность стран обратно пропорциональна степени подавления государством своих граждан. Закрытые границы? Мы все прекрасно понимаем, во что превращается страна, которая идёт на этот шаг.
Современное государство – это самый большой, дорогой и бессмысленный анахронизм, существующий в мире XXI столетия.
Его масштаб и связанные с ним издержки давно превысили все разумные пределы, задаваемые постиндустриальной экономической реальностью. И нашей главной проблемой является то, что те, кто привык ассоциировать себя с этим государством, не понимают и не хотят понять происходящих перемен. Такая позиция будет иметь только одно следствие: суверенные индивиды будут стремиться выйти из под власти суверенных государств, оставив последних наедине с теми, кто готов продать свой суверенитет властям.
Вопрос, который в этом случае обретёт ключевое значение, сведётся к тому, откуда власть возьмёт деньги на такую покупку. И по мере того, как цена её будет становиться всё выше, ценность современных институтов будет стремиться к нулю. Какой бы фантастикой это сегодня не казалось...
http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comme..

 

Связанные материалы Тип
почему Путин оправдывается Дмитрий Косой Запись
НАТО и мировой порядок Дмитрий Косой Запись
политика и война, прав ли Клаузевиц Дмитрий Косой Запись
Боден. Суверен Дмитрий Косой Запись
Кант и Беркли Дмитрий Косой Запись
Теория многополярности Дмитрий Косой Запись