Сомнение

Аватар пользователя romantaran
Систематизация и связи
Термины: 
Термины: 
Термины: 

Можно ли сомневаться в бытии чего-либо? Конечно, — скажут нам практикующие методическое сомнение и "воздержание от суждений", — ведь воспринимаемое нами может на самом деле не существовать. Но не является ли это утверждение чересчур поспешным, не скрывает ли под собой эта беспечная уверенность в сомнительности бытия мира каких-то сознательных или неосознанных мотивов?

Сам тезис "нечто воспринимаемое может на самом деле ("объективно") не существовать" вызывает массу вопросов. Что понимается под существованием? Что значит "на самом деле" ("объективно")? Как можно воспринимать несуществующее?

Таким образом, мы вправе поставить под сомнение сам принцип методического сомнения.

Можно сомневаться в том, как нечто есть, но в том, что нечто есть сомневаться невозможно. По-моему, это настолько очевидно, что мне даже неловко это объяснять; чувствуешь себя ломящимся в открытые двери.

В самом деле, попытаемся усомниться в том, что этот монитор, расположенный перед нами, существует. Уже сама направленность нашего акта сомнения на нечто, отличное от нас, удостоверяет тот факт, что монитор — не мы сами. Нашему акту сомнения в бытии монитора предшествует акт полагания монитора как внешнего, т.е. существующего независимо от нас. Стало быть, мы пытаемся сомневаться в существовании того, что уже утвердили как независимо сущее.

Не может монитор быть и чем-то воображаемым, ибо если я воображаю монитор, то я полагаю его в своем сознании именно как воображаемый, т.е. недействительный. Сомневаться же в действительности недействительного было бы верхом бессмыслицы. Стало быть, предмет субъективной фантазии по самому своему смыслу не может подвергаться сомнению в существовании.

Но, — скажут нам, — быть может этот монитор нам только снится. На это нужно ответить, что даже если это и так, даже если мы спим или галлюцинируем, это не отменяет того факта, что монитор именно воспринимается нами, т.е. полагается (полагает-ся = полагает себя) как нечто внешнее нам.

Если вы говорите: "видимое мной может оказаться сновидением, а может быть реальностью", то это значит, что вы уже имеете опыт сновидения и опыт реальности, и на основании этого опыта различаете их. Но внутри переживания, в самом акте восприятия, это различие несущественно. Спите вы, или бодрствуете, или галлюцинируете, или вообще совершаете бессознательные действия, о которых потом не будете помнить, вы имеете дело с противостоящим вам как именно с противостоящим вам, противящимся вам, существующим не по вашей воле. Вы не можете обойти эту данную вам наличность, не можете избежать этой противной вам данности, и постольку она есть нечто необходимое и неизбежное.

Вы можете сомневаться в том, является ли вон тот пень "на самом деле" пнем, или может быть это человек. Вы можете сомневаться, является ли компьютер личностью, или же нет. Вы можете сомневаться, человек это стоит перед вами или манекен. Вы можете в конце концов сомневаться, не галлюцинация ли всё, что окружает вас. В любом случае, вы будете сомневаться либо в том, как нечто есть (исходя из опыта сновидений и т.п. по отношению к опыту «нормального состояния»), либо в том, не есть ли эта вещь на самом деле другая вещь. Но сомневаться в том, обладают ли все эти сущности статусом самостоятельного бытия — это уже какой-то вывих мышления.

Что же получается, значит и галлюцинация, и сновидение суть нечто объективно существующее? Если под "объективностью" понимать не зависящее от субъекта, то — да. Почему же тогда сны и видения считаются чем-то субъективным, не существующим реально? Исключительно потому, что другие не видят ваших снов. Отсюда следующий тезис.

Можно усомниться в том, есть ли нечто, переживаемое мной также и для других, но невозможно сомневаться в его наличии для меня. Но обратите внимание: даже если другие не переживают того же, что переживаете вы, бытие переживаемого предмета тем самым еще не опровергается. Вспомните поведение Ивана Карамазова, когда он общался с чертом. Ведь он даже понимал, что черт — проявление одной из сторон его собственной души, однако же попытался кинуть в него стаканом. Так что черт для Ивана Карамазова был непосредственной очевидностью и несомненной реальностью. Это вы уже как сторонний наблюдатель можете верить ему или не верить, или ставить вопрос о том, что есть этот черт на самом деле, если допустить, что черти не существуют. Но это уже не вопрос очевидности. Как тут не вспомнить слова Гуссерля:

"Очевидным мы называем всякое сознание, которое характеризуется в отношении своего предмета самоданностью, без вопроса о том, является ли эта самоданность адекватной". Е. Husserl. Erfahrung und Urteil, S. 12

И еще прекрасные строки:

"Я никого не могу заставить с очевидностью усмотреть то, что усматриваю я. Но я сам не могу сомневаться, я ведь опять-таки с самоочевидностью сознаю, что всякое сомнение там, где у меня есть очевидность, т.е. где я непосредственно воспринимаю истину, было бы нелепо. Таким образом, я здесь вообще нахожусь у того пункта, который я либо признаю архимедовой точкой опоры, чтобы с ее помощью опрокинуть весь мир неразумия и сомнения, либо отказываюсь от него и с ним вместе от всякого разума и познания. Я усматриваю с очевидностью, что так именно обстоит дело, и что в последнем случае – если тогда еще можно было бы говорить о разуме и неразумии – я должен был бы оставить всякое разумное стремление к истине, всякие попытки утверждать и обосновывать". Э. Гуссерль. Логические исследования, ч. 1. Пролегомены к чистой логике. СПб., 1909, с. 124.

Невозможно сомневаться в том, что нечто есть. "Нечто есть" — вот первичный и аподиктически очевидный опыт сознания. Этот опыт сам по себе неоспорим и не может быть подвергнут сомнению.  Всё, что сверх этой данности — результат рефлексии.

(Именно то, что Гуссерль назвал "естественной установкой", которая, по его мнению, должна быть редуцирована как не обладающая аподиктической очевидностью, именно эта точка полагания бытия — "нечто есть" — является начальным пунктом теоретической философии. Субъект этого полагания вторичен и совсем еще не очевиден, он появляется в поле зрения только в результате рефлексии, да и появляется ли? — еще вопрос.)

Связанные материалы Тип
мнение Дмитрий Косой Запись

Комментарии

Аватар пользователя Дмитрий

Хорошо написанно. Хочу добавить к сказанному еще кое-что.

На самом деле, здесь мы имеем дело с проблемой соотношения вещей с понятиями об этих вещах. Сказать, что Вселенная существует, значит, сказать о ней больше, чем есть на самом деле. Мир есть мир сам по себе. Когда человек говорит: я есть, - он тем самым отмечает в своем сознании сам факт Бытия. Он соотносит себя с миром и выводит суждение. Когда человек сомневается в существовании, он, скорее всего, сомневается не в самом мире, а в собственном суждении о нем. Он в себе на самом деле сомневается, а думает, что в мире. Отсюда рождаются представления о небытии и т.д. Если бы смерть была бы возможна, тогда невозможна была бы жизнь. Либо одно, либо другое - это я так, к слову.

Аватар пользователя admin

Да. Возможно, Вы правы.

Аватар пользователя L A

Можно сомневаться в том, как нечто есть, но в том, что нечто есть сомневаться невозможно.

Если конкретное нечто есть не как мы его воспринимаем, то это означает что это конкретное нечто не есть.

В самом деле, попытаемся усомниться в том, что этот монитор, расположенный перед нами, существует. Уже сама направленность нашего акта сомнения на нечто, отличное от нас, удостоверяет тот факт, что монитор — не мы сами.

Нет проблем – из совокупности ощущений мы выдели и себя и монитор, и монитор оказался отличным от нас. Но бытие здесь не причём.

Нашему акту сомнения в бытии монитора предшествует акт полагания монитора как внешнего, т.е. существующего независимо от нас. Стало быть, мы пытаемся сомневаться в существовании того, что уже утвердили как независимо сущее.

И? Сначала предположили бытие монитора, а потом сомневаемся в этом предположении – нормальный процесс.

Но, — скажут нам, — быть может этот монитор нам только снится. На это нужно ответить, что даже если это и так, даже если мы спим или галлюцинируем, это не отменяет того факта, что монитор именно воспринимается нами, т.е. полагается (полагает-ся = полагает себя) как нечто внешнее нам.

Не внешнее, а отличное от нас.

Вы можете сомневаться в том, является ли вон тот пень «на самом деле» пнем, или может быть это человек. Вы можете сомневаться, является ли компьютер личностью, или же нет. Вы можете сомневаться, человек это стоит перед вами или манекен. Вы можете в конце концов сомневаться, не галлюцинация ли всё, что окружает вас. В любом случае, вы будете сомневаться либо в том, как нечто есть (исходя из опыта сновидений и т.п. по отношению к опыту «нормального состояния»), либо в том, не есть ли эта вещь на самом деле другая вещь.

Да не вещи всё это перечисленное. Это – объекты, описание наших ощущений.

Но сомневаться в том, обладают ли все эти сущности статусом самостоятельного бытия — это уже какой-то вывих мышления.

Как раз наоборот.

Можно усомниться в том, есть ли нечто, переживаемое мной также и для других, но невозможно сомневаться в его наличии для меня.

Причем здесь «есть»? Вы, я не сомневаемся с собственных ощущениях.

Но обратите внимание: даже если другие не переживают того же, что переживаете вы, бытие переживаемого предмета тем самым еще не опровергается. Вспомните поведение Ивана Карамазова, когда он общался с чертом. Ведь он даже понимал, что черт — проявление одной из сторон его собственной души, однако же попытался кинуть в него стаканом. Так что черт для Ивана Карамазова был непосредственной очевидностью и несомненной реальностью. Это вы уже как сторонний наблюдатель можете верить ему или не верить, или ставить вопрос о том, что есть этот черт на самом деле, если допустить, что черти не существуют.

И как Вы предполагаете бытие глюков?

Невозможно сомневаться в том, что нечто есть. «Нечто есть» — вот первичный и аподиктически очевидный опыт сознания. Этот опыт сам по себе неоспорим и не может быть подвергнут сомнению.

Совершенно неверно. Неоспоримы ощущения, бытие здесь не причём.

Аватар пользователя igor

Неясен выдвигаемый тезис :(

С одной стороны, большая часть текста выдержана в одном ключе:

«Нечто есть» — вот первичный и аподиктически очевидный опыт сознания. Этот опыт сам по себе неоспорим и не может быть подвергнут сомнению.

А в финале:

Всё, что сверх этой данности — результат рефлексии. (Именно то, что Гуссерль назвал «естественной установкой», которая, по его мнению, должна быть редуцирована как не обладающая аподиктической очевидностью, именно эта точка полагания бытия — «нечто есть» — является начальным пунктом теоретической философии. Субъект этого полагания вторичен и совсем еще не очевиден, он появляется в поле зрения только в результате рефлексии, да и появляется ли? — еще вопрос.)

Ведь Г. что говорит? Что "нечто есть" не обладает аподиктической очевидностью. Ты сам себя опровергаешь.

Аватар пользователя admin

Это Гуссерль сам себя опровергает, а я - Гуссерля.

Сегодня нашел подтверждение своей позиции у Мерло-Понти ("Феном. воспр.").

Аватар пользователя igor

Это Гуссерль сам себя опровергает, а я — Гуссерля.

Да? Из текста этого совершенно не видно: ты говоришь, что сомнение невозможно, в подкрепление цитируешь Г., а в самом конце, в скобках, говоришь, что Г. утверждал необходимость сомнения. Извини конечно, но у любого читателя сложится впечатление, что это ты запутался в цитатах, а не опровергаешь Гуссерля -- опровержение выдвинуто явно не было :)

Ну да бог с ним, с Гуссерлем. Меня больше интересует твой тезис. Могу ли я так понять: сомнение невозможно, и в тексте приводятся аргументы? Их можно анализировать и обсуждать, или они имеют характер "усмотрения с очевидностью", каковое, разумеется можно только принять или отринуть, но не обсудить?

Аватар пользователя admin

Мой тезис таков: сомневаться в бытии воспринимаемого невозможно. И тезис этот действительно имеет характер "усмотрения с очевидностью", хотя, как будто ничто не мешает анализировать эту очевидность и обсуждать найденное.

Аватар пользователя igor

Мой тезис таков: сомневаться в бытии воспринимаемого невозможно. И тезис этот действительно имеет характер «усмотрения с очевидностью», хотя, как будто ничто не мешает анализировать эту очевидность и обсуждать найденное.

Попробуем. Сказано:

Нашему акту сомнения в бытии монитора предшествует акт полагания монитора как внешнего, т.е. существующего независимо от нас. Стало быть, мы пытаемся сомневаться в существовании того, что уже утвердили как независимо сущее.

Вопрос: на какое «усмотрения с очевидностью» опирается это суждение? Ты что, можешь застать себя за актом полагания внешнего?

Если вы говорите: «видимое мной может оказаться сновидением, а может быть реальностью», то это значит, что вы уже имеете опыт сновидения и опыт реальности, и на основании этого опыта различаете их. Но внутри переживания, в самом акте восприятия, это различие несущественно.

Так, да не совсем. Если я не знаю другого опыта, т.е. бодрствую и не знаю, что я могу не только бодрствовать, но и спать, тогда ты прав. Но ведь когда я проснулся, я что понимаю? то, что выглядело простой и несомненной данность во сне, так вот этого просто не было! И после опыта пробуждения у меня есть все основания задать вопрос "а не сон ли это?" В следующей фразе просто неправда:

Вы не можете обойти эту данную вам наличность, не можете избежать этой противной вам данности, и постольку она есть нечто необходимое и неизбежное.

Ещё как могу! именно рефлексия опыта сна уничтожает неизбежность данности :)

Аватар пользователя admin

Вопрос: на какое «усмотрения с очевидностью» опирается это суждение?

"Монитор - не я".

Ты что, можешь застать себя за актом полагания внешнего?

А ты что, нет? :)

Но ведь когда я проснулся, я что понимаю? то, что выглядело простой и несомненной данность во сне, так вот этого просто не было!

Как это "не было"?! Было и есть, и продолжает влиять на меня!

именно рефлексия опыта сна уничтожает неизбежность данности

Нет. Рефлексии мало. Во сне тоже можно прекрасно рефлексировать. Тут на самом деле некий переход на другой уровень реальности, не знаю пока, как объяснить. Вероятно, возможен опыт, когда и нашу реальную жизнь мы будем переживать как прошедшее сновидение, но дело тут совсем не в рефлексии.