Гляжу, Конфуций говорит, будто мы все живем воспроизведением ритуала. Если на себя и кругом оглядеться, то, когда не знаем про это и думаем, что поступаем сами, по собственному выбору – свободному, вынужденному, но своему, – тогда горды, но глупы. Обычно в юности. Чем дальше, тем явственней китайское слышно покашливание, тем чаще рассудок согласен, что все уже было, и умный от дурного отличается тем, что принимает это и ищет в бывшем уместный для себя образец, не тратит время на тщетные потуги новизны, а мудрость есть просто отсутствие ошибок.

Однако иные возражают, что это только для стороны добра и света справедливо, где узор жизни из готовых форм неизбежен, ибо слишком мало места для человеческой свободы. Не развернуться, никак не развернуться среди теснящихся и плодящихся «не»: «не убий», «не укради», «не пожелай» и вообще – всегда и везде «нельзя!» Тыщи лет назад они как зафлажили человека, как окружили, так только высят стены. Если шагнуть по ту сторону, во тьму, там непременно встретится неведомое, тайна, там можно обрести свободу желаний в невиданных видах, и только там есть подлинное творчество жизни для тех, кто посмел.

Громко говорят эти иные, привлекательно, но когда походить там за самыми дерзкими, послушать, то и там везде рядышком китайское покашливание, и там ясно, что дионисийское такой же ритуал, как и аполлоновское, мистер Хайд ничуть не более творец, чем доктор Джекилл, что и там все уже было, и там все формы для жизни готовы, просто они древнее.

Получается как: человек родится, перебирает, перебирает в жизнь свою из бывшего с другими, готового и успокоится навечно. Грустно это, господа-товарищи, а временами тошно так, что смерть – не ужас, а освобождение, выход из унылого. Нечто человечество всегда в кругу и ничего нового не придумало, не открыло? Почему же, почему же, как же, как же, как же: открыло, выдумало все стоящее и нестоящее, все эти готовые формы и выдумало, но давно-давно, так давно, что все как будто всегда уже было, а если что и теперь, то где-то там, далеко от меня, так далеко, что и нету вовсе. И кругом меня на самом деле всегда китайское покашливание – от рождения до смерти.

Говорят, эллины эти, когда свободного человека изобрели, кто сам себя по собственной воле определяет к деятельности, а не к праздности, и меня имели ввиду? Намекали, будто живи я под девизом «Действовать!», тогда непременно, пусть не мне, а соседу удастся из круга всегда бывшего прорваться к Иному, и это Иное станет поблизости, и поблизости не станет скуки, исчезнет покашливание, и в судный час можно будет уходить достойно, ибо не зря был.

Только не глупец я, и, посуетившись в юности, выбирал праздность, всегда ее выбирал. История учит, будто именно такой выбор и есть правильный. И эллины те самые, в конце концов, прислушались к китайскому покашливанию и тоже выбрали праздность, праздность и зрелища совершенно свободно. А когда перепробовали все и нагляделись, то ушли со скуки, все и совсем ушли. Теперь мне и другому всякому выпало посидеть у телека и компа, покататься по миру, где все всегда уже было, и уйти со скуки. Всем и совсем уйти.

Говорят, дети. А что дети? Кто их слушает, пока дети, а потом… потом поздно.