Перечитывая Хайдеггера про Ницше – 6 (Спиноза, Кант)

Аватар пользователя pisetz
Систематизация и связи
Термины: 

Да-да, Декарт – это широченный шаг в сторону нигилизма и Ницше, и можно бы скоренько добежать в мысли, но сотворение человеческого мира как мира техники небыстрый процесс, и мысль пошла тропинками, закоулками, сперва зацепившись за вопрос: вдруг природа есть несотворенное, и мы сами в ней и благодаря ей, тогда как? Спиноза снова повернул природу к фюсис, пусть в демокритовом облике, где постоянство обеспечено необходимостью: для всего существующего есть причина, и цепи причин нигде не прерываются (Лаплас довел до идеальной формулировки). И наше собственное существование вставлено в цепь причин и следствий, которые лучше бы знать, чтобы соответствовать им для нашего блага. Тогда мир техне, мир, сотворенный нами, теряет свою специфику, поскольку он есть просто совершенно необходимая часть природного мира. Порядок природы с помощью всеохватывающей необходимости следит за нами, за нашими действиями и способен всегда удержать нас от нанесения вреда этому порядку, то есть для природы мы – одно из ее дитятей, тоже animal, только у кошки четыре ноги и хвост, а мы вот rationale. Зачем природе, чтобы мы были вот это вот rationale? Когда природа есть самодостаточный порядок, зачем ей наш разум, мышление? Если все имеет свою причину, то и это должно иметь причину, более того, деятельность нашего разума также должна быть включена в природную цепь причин и следствий, то есть в необходимый порядок. Никакого другого смысла, кроме Декартового обеспечения власти над природой, Спиноза не обнаружил для разума, и тогда материализм поженил их, утверждая, что природа с необходимостью создала нас разумными, чтобы мы стали ее господами. Зачем ей это надо – пустой вопрос, но вот это так есть. И тогда возник Просвещенческий оптимизм, будто наша власть над природой, установленная с помощью разума, ввиду необходимости его существования, есть цель самой природы и не может быть ей во вред своей деятельностью, потому что она всегда, в конечном счете, включена в необходимый порядок самой природы. Создаваемый нами мир техне никогда не может противостоять природе, ибо он есть необходимая ее часть, поскольку в этом процессе мы сами есть необходимая ее часть.

Тут пришел Кант и сказал: «Ребяты! Мы не можем знать, зачем мы вот такие природе, с нашей чувственностью, рассудком, разумом, поскоку она нам дана только в нашем опыте жизни через эту чувственность, и мы не можем ориентироваться в ней иначе, чем с помощью этих самых данных нам рассудка и разума. Потому давайте оставим домыслы по поводу того, какая она сама по себе, как она организована и для какой цели вот так организованных нас она терпит. То, что она как-то организована, очевидно, ибо откуда у нас есть очевидное внутреннее побуждение к Добру, Истине и Красоте. Для них в нашем мире всеобщей причинной необходимости никаких оснований нет. Так будем же достойны нашей свободы! Будем просто стараться пододвигать мир наш в эту сторону, каждый на своем месте в меру своих сил и разумения, благо вехи, указатели для этого он может обнаружить в своем разуме, если внимательно присмотрится».

Как-то вот так он сказал. Благодаря Канту возникает новое деление реальности: на ту, что доступна нашему возможному опыту, и ту, что является основой первой и в то же время принципиально нам недоступна в силу нашей организации. Достижение истины возможно только в первом мире, который в нашем опыте, именно он есть нерукотворная природа для нас, в котором мы можем строить, создавать свой мир, мир техне, где мы господа, что вполне возможно, поскольку эта природа упорядочивается по мерке нашей собственной природы. Вот тут опять широкий шаг от Декарта в сторону Ницше, потому что не надо больше подсовывать бога в основание возможности для одной самостоятельность реальности – духа – постигать существо совершенно иной реальности – тела, не надо говорить, что так бог их друг к другу приладил. Мир нашего опыта опять становится кажимостью, за которой таится его основа, подлинная реальность, только к ней ключика у нас нет. Теперь нельзя вслед за Парменидом, Демокритом, Анаксагором, Платоном… сказать, что мир нам видится, чуется вот таким, а поистине он вот таков. И это его вечная и неизменная природа. Теперь можно сказать только, что поистине он каков-то.

Однако если подлинная реальность недоступна нашему разуму, то это не значит, что она не дает о себе знать. Во-первых, она нас послала сюда, определенным образом организованных, благодаря чему и возникло это «сюда», то есть мир нашего опыта, во-вторых, в разуме нашем сияют чистые идеи Истины, Красоты и, главное, Добра, которые явно не от мира сего, и, в-третьих, они сияют не сами по себе, но в виде отворенных горизонтов, куда нам надлежит действовать, куда они требуют изменять окружающую нас природу и изменяться нам самим, как части ее. Остается до Ницше всего ничего: просто подождать, когда эти прекрасные идеи в общем нашем представлении съежатся, пожухнут, потом и вовсе осыплются под ноги, в грязь, чтоб мы могли ноги свои об них вытирать с удовольствием, подождать, когда придет эпоха явленного нигилизма – эпоха Ницше, когда голос Заратустры становится слышен, когда люди начинают внимать его слову.

Ницше с Добром расправился безжалостно, Истину просто уронил, а Красоту решил сохранить, ибо чем может привлечь сверхчеловек, если не красотой: можно долго рассуждать как суть его в превосхождении себя как волящего власти, но это малопонятно и утомительно, а назвать его «танцующим богом», так многим бы хотелось себя в такой образ.

Однако к Канту. Если у Спинозы и материалистов природа, спеленутая цепями необходимости, в общем, наших действий не боится, мы ей не опасны, то у Канта не совсем так. Мы действуем в мире нашего опыта в соответствии с его упорядоченностью, который определен нашей организацией, но какие последствия вызывают наши действия в мире подлинном, мире самом по себе, мы знать не можем, мы сможем увидеть лишь последствия последствий, то есть то, что в результате произойдет в мире нашего опыта. Что может стать для нас неожиданностью. Потому, может быть, в нашем разуме горят идеи, как маяки, – это подлинный мир нас предупреждает и советует, куда ходить надо, а куда никак не надо: «Туда не ходи, сюда ходи. Кирпич башка попадет, совсем больной станешь».