у Спинозы  природа  служила богом, и у Парменида мысль происходит из божественной Истины иррационально, а значит природа явлена в начале мышления индивида, природа божественная. Природа естественно заключена в пределы индивида (субстанции, Истины), бесполого Тела индивида. Почему Истину богиней называет Парменид, именно в состоянии принимающей стихии бесполого Тела, что только женскому биополу подвластно, и передающееся мужскому биополу в половой любви только. "Однако не каждый мыслитель, должный мыслить бытие, мыслит начало" - Хайдеггер полагает что основанием мышления является мистическое начало, а откуда происходит или имеет место это начало не сообщает, он не разделяет мышление и мысль, хотя вне рациональности они могут быть и вне бытия. "В отличие от такого знания, овладевающего сущим, мыш­ление мыслителей есть мышления бытия. Их мышление есть отступление перед бытием. Помысленное в таком мышлении мы называ­ем началом. Итак, теперь это означает: бытие есть начало" - бытие Хайдеггер трактует как присутствие, но не указывает признаки присутствия, тогда как присутствовать в едином может всегда и только бесполое Тела индивида, которое вне времени и бытия, и началом только оно может быть, и не помысленным вовсе. "бытие есть начало" - бесполое Тела не имеет также и начала, и само не является им, начало появляется в едином Тела индивида, которое половыми стихиями организовано, в половой или садо-мазо любви, и значит Хайдеггер понимает под бытием только состояние единого Тела индивида в действии и мышлении, тогда как бытие было бы вернее определять как причастность к тому, что есть, к истине, "состояние" же вне времени и пространства, и что исключает реализацию половых стихий. Хайдеггер ставит вопрос, а что значит «есть»? тогда как ответ прост, в чём ты пребываешь и есть «есть», и сущность твоя покрывает бытие, а значит философского значения бытие не имеет вовсе. "Обычное мышление, как научное, так и донаучное и ненаучное, мыслит сущее (das Seiende), причем мыслит его в отдельных его областях, обособленных друг от друга пластах и ограниченных связях. Это мышление есть не что иное, как ориентация в сущем, знание о котором помогает так или иначе им овла­деть и господствовать над ним" - сущее не мыслится, а представляется мистическими или рациональными (наука) идеями не имеющими связи с конкретикой сущего, что уже идеология, наука, а не философия. Само сущее лишено конкретного, а значит может представляться если, чем онтология и занимается. Конкретное является индивидом, и которого мышление служит уже не сущему, а конкретному вне его. Сумасшедший дом только представляет то, место, где сущее мыслится, но там нет индивида вовсе, и потому Ницше в поиске сущего попал в то место, где оно и покоится, и уже не вышел оттуда навсегда. Вопрос о первичности мышления (сознания) или бытия бессмысленный, так как бытие покрыто сущим, и также мышление, а философски стоит разделять сознание и мышление, как относящиеся к сущему. Сознаёт идеолог, политик, писатель, публицист, а мыслит - мыслитель только если, философ, индивид, сознательные - позиционируют себя толпе, а мыслящие ничему не позиционируют, и наедине с собой. Политическая вовлечённость Хайдеггера не позволяла быть мыслителем, если не наедине с собой был, то же можно сказать и о немецкой классической философии, Гегеля, Фихте, и пр,, холуй не философ. Штирнер уже больше философ, и по крайней мере как противник философии систем, и кабинетных.

Парменид рассказывает о богине, которая приветствует его, когда он прибывает к ее дому. Вслед за приветствием, самобытный характер которого разъясняет сама богиня, начинается возвещение о тех от­крытиях, которые с ее помощью ему предсто­ит сделать на своем пути. Таким образом, все, что мыслитель говорит в следующих отрывках своей «дидактической поэмы», принадлежит этой богине. Если мы сразу обратим внима­ние на эту особенность и хорошенько ее за­помним, нам впредь надо будет постепенно осознавать, что когда мыслитель говорит, он облекает в слова то, что хочет сказать она.
Но кто она? Ответ, который мы предвосхи­щаем, дает только вся «поэма» в целом. Эта богиня есть богиня «Истина». Она сама — «Истина» — и есть богиня. Исходя из этого, мы не говорим о богине «какой-то» истины. Мы не делаем этого, потому что в противном случае возникает впечатление, будто речь идет о какой-то богине, защите и благослове­нию, которой «истина» лишь вверена. Если бы дело обстояло именно так, тогда мы, с од­ной стороны, имели бы «богиню», а с дру­гой — «истину», находящуюся под ее божест­венным покровительством, и потому данную ситуацию можно было бы разъяснить в кон­тексте уже известных соответствий. Мы зна­ем, например, что греки почитают Артемиду как богиню зверей и охоты. Охота и звери — это не сама богиня Артемида, а только то, что ей посвящено и находится под ее покрови­тельством. Но когда Парменид называет бо­гиню «истиной», тогда сама истина постига­ется как богиня. Это удивляет нас, ибо редко случается, чтобы какой-нибудь мыслитель влагал свои мысли в уста божественного су­щества. Отличительная черта мыслителей, ко­торых позднее, со времен Платона, станут звать «философами», заключается в том, что свои мысли они черпали из самих себя. Ведь мыслители потому и называются «мыслителя­ми», что они, как принято полагать, мыслят «из себя» и в этом мышлении ставят самих себя на карту. Мыслитель сам ставит вопросы и сам на них отвечает. Мыслители не возве­щают какие-либо «откровения» бога. Они не сообщают о наущениях богини. Они говорят о своих собственных прозрениях. Что же в та­ком случае делает богиня в этой «дидактиче­ской поэме», с неповторимой ясностью и строгостью выражающей мысли мыслителя? Ведь даже если сказанное Парменидом по ка­кой-то еще неведомой нам причине вполне обоснованно связано с богиней «Истиной», мы все-таки не видим здесь ее божественного образа, как это обычно бывает в греческой мифологии. Афина, Афродита, Артемида, Деметра появляются как вполне определенные «божественные персонажи». Что касается бо­гини «Истины», то она, напротив, достаточно «абстрактна». Можно было бы даже предпо­ложить, что здесь речь идет не о каком-то «мифическом опыте» этой богини, а о том, что мыслитель по собственному почину «пер­сонифицирует» общее понятие «истины», превращая его в некий божественный образ. «Гипостазирование» общих понятий и пре­вращение их в образы богов встречается до­вольно часто, особенно в поздней антич­ности.
Быть может, мыслитель Парменид, осуще­ствляя нечто подобное, хочет сделать более красочными свои мысли, которые обычно слишком «отвлеченны»? Если к тому же мы вспомним, что, как принято считать, в мо­мент зарождения западноевропейского мышления у греков происходит освобождение «ло­госа» (разума) от «мифа», тогда картина станет совсем ясной: просто в первых «при­митивных» попытках утвердиться в таком мышлении мы еще имеем дело с остатками «мифических» представлений. Если это действительно так, тогда легко объяснить появ­ление богини в «философской поэме» и прийти к выводу, что упоминание о ней, да и ее саму, теперь можно просто позабыть, поскольку это не что иное, как поэтическое и псевдо-мифическое приукрашивание — на самом же деле нам надо просто познакомить­ся с «философской системой» этого мыслителя.
Однако такая точка зрения, кратко здесь упомянутая и часто встречающаяся в различных статьях, — не что иное, как заблуж­дение. Отказ от устоявшегося затрагивает нас са­мих — все решительнее и необычнее. Только на первый взгляд он воспринимается как не­кая «негативная» установка. На самом же деле в нем совершается первый шаг на пути нашего прислушивания к призыву начала, которое, несмотря на его историографически представленную временную удаленность, на самом деле даже ближе, чем то, что мы при­выкли воспринимать как самое близкое....
Обычное мышление, как научное, так и донаучное и ненаучное, мыслит сущее (das Seiende), причем мыслит его в отдельных его областях, обособленных друг от друга пластах и ограниченных связях. Это мышление есть не что иное, как ориентация в сущем, знание о котором помогает так или иначе им овла­деть и господствовать над ним. В отличие от такого знания, овладевающего сущим, мыш­ление мыслителей есть мышления бытия. Их мышление есть отступление перед бытием. Помысленное в таком мышлении мы называ­ем началом. Итак, теперь это означает: бытие есть начало. Однако не каждый мыслитель, должный мыслить бытие, мыслит начало. Не каждый мыслитель, даже стоящий у истока западноевропейского мышления, есть изна­чальный мыслитель, то есть мыслитель, мыс­лящий именно начало.
http://platonizm.ru/content/martin-haydegger-parmenid Мартин Хайдеггер. Парменид