Суворов О..А.

ol.suvoroff2014yandex.ru

СУЩНОСТЬ ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО ПРОТИВОРЕЧИЯ

В СВЕТЕ АПОРИЙ ЗЕНОНА

Начну с напоминания о том, что Аристотель вполне обоснованно назвал Зенона «изобретателем диалектики», который, как мне представляется, до сих пор остается единственным мыслителем, разобравшемся в объектно-субъектной природе диалектического противоречия, а, стало быть, и в диалектике в целом.

По поводу апорий Зенона, как известно, сломано немало копий, и эта ломка, как это ни странно, продолжается с неутихающей силой. Между тем данная проблема решается, как зачастую и бывает, довольно-таки просто.

Всё дело в адекватном понимании самой противоречивости движения, т.е. единства в нём непрерывного и прерывного, как форм объектно-субъектного отношения. А этого, на мой взгляд, со времени Зенона как раз и не хватает не только философскому мышлению, но и естествознанию. Впрочем, это касается не только непрерывности и прерывности, но и всех остальных сопряжённых категорий диалектики, которые до сих пор рассматриваются преимущественно под онтологическим углом зрения. То есть диалектика, в первую очередь, понимается как процесс развития объективного мира, и только во вторую (в виде отражения) – как процесс развивающегося познания. Это глубочайшее заблуждение, на преодолении которого в сущности и направлены апории Зенона.

Зенон, конечно же, не отрицал движения, он просто обратил внимание на то, что если его (движение) наделять, кроме объективно присущей ему непрерывности, ещё и субъективной прерывностью, то оно неминуемо должно прекратиться в силу предполагаемой бесконечной делимости пространства и времени. Ибо бесконечно уменьшающиеся отрезки пространства и времени в пределе стремятся к нулю, или, что одно и то же, к остановке движения. То есть нулевые значения пространства и времени, потенциально заложенные в апориях, означают отсутствие движения. Ничего другого Зенон не утверждал, точнее, он просто предупреждал, что недопустимо смешивать способ описания движения (его дифференциацию, говоря современным языком) с самим объективным движением, которое абсолютно непрерывно. Именно этого, к великому удивлению, уже давно не хотят или не могут понять ни философы, ни естествоиспытатели, продолжая морочить голову себе и другим.

Однако дело не столько в самих апориях Зенона, сколько в тех следствиях, вытекающих из них, как для диалектики, так и науки в целом.

Рассмотрим эти следствия, прежде всего, относительно диалектики. В целях краткости будем анализировать лишь её ядро – диалектическое противоречие.

Задача здесь заключается в том, чтобы преодолеть, наконец, тот онтологический объективизм, которым почти поголовно оказались зараженными специалисты советской обоймы. Причём трагизм ситуации усиливается ещё и тем, что эти специалисты, к сожалению, продолжают и поныне преподавать философию, распространяя метастазы марксизма-ленинизма на новые поколения.

Между тем ни древние, ни современные мыслители (включая не только Гегеля, но и Маркса) никогда не рассматривали диалектическое противоречие, а, стало быть, и диалектику в целом, как абсолютно объективный феномен.

Так, в древности диалектика понималась как искусство вести полемику. А полемика возникает там и тогда, когда об одном и том же объекте высказываются противоположные суждения, что неизбежно субъективирует предмет обсуждения одной из сторон. Например, одни утверждали, что движение непрерывно, а другие – что оно прерывно. Вот Зенон, собственно, и показал, что если противоположные утверждения переносятся на объект, в частности, на движение, то это неизбежно приводят к абсурду: определенное тело будет одновременно и двигаться, и находится в покое.

Чтобы исключить подобные (абсурдные) ситуации, существует только один путь. Он заключается в признании того, что лишь одна из противоположностей диалектического противоречия когерентна самому предмету, каким он является объективно, тогда как другая, сопряжённая с ней, представляет собой лишь способ освоения объекта субъектом. То есть надо категорически признать, что диалектическое противоречие является исключительно противоречием познания, или, что одно и то же, противоречием объектно-субъектного отношения. И, следовательно, его экстраполяция на объективный мир, без ссылки на субъект, попросту бессмысленна (беспредметна).

По существу то же самое утверждал и Кант, совершивший коперниканский поворот в гносеологии и тем самым сформулировавший исходные принципы своей трансцендентальной диалектики, или Логики. Правда, Кант откровенно капитулировал перед возникающими в познании диалектическими антиномиями, считая их абсолютно равноправными, симметричными, а потому и не разрешимыми.

Потребовался гений Гегеля, чтобы преодолеть кантовскую трансцендентно-трансцендентальную логику и, таким образом, показать, что диалектическое противоречие, как форма объектно-субъектного отношения, необходимо разрешается в новом понятии, являющемся единством противоположностей, или их истиной. «В «Феноменологии духа» -- писал он – я представил сознание в его поступательном движении от первой непосредственной противоположности между ним и предметом до абсолютного знания. Этот путь проходит через все формы отношения сознания к объекту и имеет своим результатом понятие науки». А диалектика, или Логика, потому и становится особой наукой, что оказывается предельным обобщением этого пути.

Наконец, нельзя не упомянуть и Маркса, который, правда, без ссылки на Канта и Гегеля (что характерно для всех основоположников марксизма), в первом тезисе о Фейербахе также рассматривал диалектику (имея в виду диалектический материализм) как неразрывную объектно-субъектную связь. «Главный недостаток – вещал там Маркс -- всего предшествующего материализма – включая и фейербаховский – заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берётся только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно». Словом, основоположник марксизма признавал, что так называемая «материалистическая диалектика» зиждется на объектно-субъектном взаимоотношении, не замечая, что в этом случае диалектика неминуемо утрачивает прилагательное «материалистическая».

К этому следует добавить, что в части Фейербаха Маркс явно лукавил, поскольку Фейербах раньше его осознал принципиальное значение объектно-субъектного отношения для диалектики, ввиду чего отказался от противопоставления материализма и идеализма, заявив, что, идя назад, он с материалистами, идя вперёд, он не с ними.

Таким образом, в истории философии достаточно оснований для вывода о том, что диалектика порождается не чем иным, как объектно-субъектной связью, является, следовательно, исключительно методологией познания, и по этой причине не может быть когерентной любой форме онтологического объективизма, основанного либо на материи, либо на духе. Отсюда само подразделение философии на материализм и идеализм, вслед за Фейербахом, пора давно уже определить как исторический анахронизм.

В философско-методологическом плане апории Зенона имеют еще один важный аспект. Трактуя диалектическое противоречие как форму объектно-субъектного отношения, т.е. как противоречие познания, Зенон тем самым, по существу, придал отражению значение элементарной клеточки взаимодействия всего сущего. Ибо отражение никогда не бывает односторонним, оно всегда представляет собой форму взаимодействия с отображаемым. Но если в диалектике познания это проявляется в том, что объект субъективируется, а субъект объективируется, что, в конечном счёте, ведёт к синтезу этих противоположностей, иди их истине. Тогда как в природе, взятой вне человека, взаимное отражение объектов означает просто передачу воздействий друг другу по третьему закону Ньютона. В последнем случае, конечно же, нет никакого диалектического противоречия, поскольку нет гносеологического синтеза противоположностей, т.е. не возникает вопроса об истине, а, стало быть, тут нет и диалектики.

Теперь рассмотрим значение апорий Зенона для естествознания.

Здесь тоже в центре внимания издавна находятся понятия непрерывности (континуальности, неопределённости) и прерывности (дискретности, определённости), и, например, физики, как и философы, подразделились на два направления в зависимости от того, какая из этих противоположностей полагается фундаментальной в интерпретации природы движения.

Между прочим, это лишний раз доказывает, что естествознание не может избежать гносеологических вопросов.

Особенно жаркие споры возникли в квантовой механике, где потребовалось как-то согласовать ранее считавшиеся несовместимыми такие противоположности, как корпускула и волна. Дело в том, что микрообъекты, в отличии от классических объектов, ведут себя двойственным образом, в зависимости от условий эксперимента проявляются то как частица, то как волна. Многие физики расценивают это как парадокс, хотя ничего парадоксального тут нет, если учесть тот гносеологический урок, который преподал нам Зенон, а именно: противоположность непрерывного и прерывного порождается не самой природой движения, а исключительно человеческой способностью отражать его.

Приборы (как удлинение наших органов чувств) подразделятся на два противоположных класса. Один из них оставляет микропроцесс непрерывным (кристаллы, дифракционные щели и т.п.), и поэтому он представляется нам в виде классического образа непрерывности, т.е. в виде волны. Другой класс приборов (фотопластинка, экран, счётчик Гейгера и т.п.), напротив, прерывает наблюдаемый микропроцесс, и по этой причине он представляется нам в классическом образе прерывности, т.е. в образе частицы.

Каков же микрообъект сам по себе, вне средств его наблюдения, то это вообще открытый вопрос, и не исключено, что этого мы никогда не узнаем: соотношение неопределённостей Гейзенберга ставит принципиальные ограничения нашим способностям познания микроявлений.

Анализируя эту ситуацию, Н.Бор сформулировал принцип дополнительности, согласно которому волновые и корпускулярные свойства микропроцессов присущи не их объективной природе, а представляют собой следствия взаимодействия микроявлений с противоположными классическими приборами. С такой интерпретацией можно согласиться только в той части, которая касается корпускулярных свойств, поскольку последние действительно порождаются в результате искусственного прерывания непрерывности. Что касается волновых свойств, характеризующих микропроцессы со стороны непрерывности, то есть все основания считать их абсолютно объективными, поскольку при взаимодействии квантовых явлений, например, с кристаллами не происходит редукции волнового пакета, и картина интерференции всегда имеет место быть.

Таким образом, в сфере квантовой механики апории Зенона находят свое подтверждение в том, что и здесь, аналогично классическим формам движения, соотношение непрерывного и прерывного вполне отвечает диалектике и, естественно, имеет одну и ту же гносеологическую (объектно-субъектную) природу.