Это предположение Болдачев делает в этом абзаце своей статьи "Субъектная онтология и проблема совместной деятельности", моё выделение:

...Хотя, конечно, последняя фраза выходит за рамки непосредственной данности и является умозрительным предположением. В субъектной онтологии допустимо только высказывание «непосредственно дано мне в моем сознании».  Как уже отмечалось,  возможность распространения на других приведенной схемы отношений понятий «субъект», «объект», «сознание» – это лишь гипотеза. Очевидно, что эта гипотеза недоказуема в рамках субъектной онтологии: в ней объекты существуют в единичном сознании единичного субъекта. Более того, эта гипотеза противоречит непосредственному опыту: сознание другого принципиально недоступно. Принцип приватности, недоступности сознания абсолютен. Никому не дано различать объекты в сознании другого, никто не может видеть чужими глазами, слышать чужими ушами и уж подавно думать чужие мысли. Любые утверждения о похожести или отличии объектов в разных сознаниях следует признать некорректными, по причине принципиальной невозможности такого сравнения. То есть объекты существуют только в сознании субъекта и недоступны для различения другими субъектами, если, конечно, мы предполагаем, что таковые имеются. Ну а мы, чтобы не впадать в солипсизм, вынуждены предполагать, что другие люди также являются субъектами своих сознаний.

Ссылка

Зачем здесь слово "мы"? Если автор этой статьи один, именно Болдачев. Очевидно, для важности, для придания веса, для вызывания доверия к этому предположению. Не иначе.

Следующий абзац, моё выделение:

...На первый взгляд, принцип приватности сознания, закономерно следующий из последовательно выстроенной субъектной онтологии, с необходимостью должен накладывать запрет на возможность совместной деятельности субъектов, или точнее: субъекта, в сознании которого разворачивается эта деятельность, и других, субъектность которых лишь предполагается. То есть проблема формулируется таким образом: как возможны хоть какие-то отношения между субъектами при абсолютной закрытости их сознаний друг для друга, без существования общих, единых для них объектов. То есть проблема формулируется таким образом: как возможны хоть какие-то отношения между субъектами при абсолютной закрытости их сознаний друг для друга, без существования общих, единых для них объектов.

Замечу, говорить о субъекте во множественном числе это нонсенс, поскольку предполагает противопоставление субъекта другим субъектам, что не соответствует значению слова "субъект". 

Далее у Болдачева субъект "различает" другого человека как объект. И на этом Болдачев объясняет принцип совпадения по указанию.

И вот, с одной стороны, Болдачев делает предположение, "что другие люди также являются субъектами своих сознаний", а с другой стороны, субъекту у Болдачева как были даны только объекты, так и остаются, включая других людей в качестве объектов. То есть, это предположение никакого следствия не имеет. Болдачев мог бы других людей в своей субъектной онтологии вывести как объекты, имеющие свою специфику. Ничего бы у него не изменилось. Выходит, это предположение Болдачева никакого принципиального характера не имеет, сделано только для того, чтобы "мы" не "впадало в солипсизм". 

Это всё равно, что сказать: да, я предполагаю, что есть много хороших людей, но те люди, с которыми я сталкивался, сталкиваюсь и буду сталкиваться, для меня были есть и будут дерьмом, включая вас. И ведь совершенно очевидно, что многие люди не сталкивались, не сталкиваются и не будут сталкиваться с этим "я", поэтому могут спать спокойно.