Алексей Аркадьевич Ивакин. Роль герменевтики М.Хайдеггера в понимании предмета и метода философии

Информация
Год написания: 
2009
Актуальные проблемы государства и права: Сборник научных трудов. Выпуск 50. – Одесса: Юридическая литература, - 2009. – С.14-18.
Систематизация и связи
Основания философии
Диалектика
Ссылка на персону, которой посвящена статья: 
Мартин Хайдеггер

Проясняя изначальное содержание тех или иных слов, выражений и фрагментов философского текста, М.Хайдеггер тем самым проясняет основное содержание философского мировоззрения авторов исследуемых им текстов, а в конечном итоге и гораздо большее -  изначальное содержание, смысл и нацеленность самой философии как способа освоения мира.

Вот, исходя из этого тезиса, и хотелось бы поразмышлять о значении герменевтического метода Хайдеггера как для историко-философского исследования вообще, так и для углубления понимания того, что такое философия.  Начать, несомненно,

{15}следует с обдумывания некоторых моментов содержания статьи Хайдеггера, которая так и называется: «Что это такое – философия?» [1].

В этой статье М.Хайдеггер в центр своего внимания помещает само слово «философия», полагая, что широко известный перевод этого слова - «любовь к мудрости» требует серьезного переосмысления. Хайдеггеру  важно уяснить, что собой представляет в данном случае любовь, и на какую именно мудрость она направлена.

Хайдеггер полагает, что слово φιλοσοφος , к которому восходит слово φιλοσοφία, пустил в ход Гераклит. Φιλοσοφος – это человек, любящий σοφόν. О том, что  такое σοφόν, поговорим чуть позже, а сначала посмотрим,  что, по Хайдеггеру, для философии означает слово «любить».

«…Любить означает здесь, в гераклитовом смысле, όμολογειν, говорить так, как говорит  Λογος , т.е. соответствовать Λογος. Это соответствие созвучно σοφόν. Созвучие есть άρμονία. То, что одна сущность взаимообразно связывает себя с другой, что обе они изначально прилаживаются одна к другой, ибо находятся в распоряжении друг у друга, - эта άρμονία есть отличие φιλείν , любви в понимании Гераклита» [1, 116].

По поводу же слова σοφόν Хайдеггер дает следующее разъяснение: «Что данное слово говорило Гераклиту, передать трудно. Но мы можем прояснить это, следуя собственному гераклитовскому толкованию. Итак,  τό σοφόν говорит вот что: Εν Πάντα "одно (есть) всё". "Всё" подразумевает здесь:  Πάντα τά όντα, целое, все сущее.  … Все сущее в Бытии едино. Σοφόν говорит: все сущее есть в Бытии. Говоря более строго – Бытие есть сущее. При этом "есть" является переходным глаголом и означает "собранное". Бытие собирает сущее как сущее. Бытие есть собирание – Λογος» [1, 117].

Для нашего слуха, - говорит Хайдеггер, -  это звучит тривиально, что тут особенного? - весь мир знает это: сущее принадлежит Бытию. «И все же именно то, что сущее пребывает собранным в Бытии, что сущее появляется в свете Бытия, изумило греков … Сущее в бытии, - это стало для греков самым удивительным» [1, 117].

Итак,  открытие греков состояло в том, что  "одно (есть) всё".

Данную принципиальную новизну формы греческого мышления,                       М.К.Мамардашвили выражает следующим образом: «…Фактически, греки устанавливают аксиому или постулат бытийного мышления или мышления о бытии, или, вернее, мышления через бытие обо всем остальном. Мышление через бытие о существующем» [2, 264]. Создатели философии, считает Мамардашвили, изобрели новую форму мышления, согласно которой все существующие предметы можно помыслить только через их бытие, которое существует всегда в неизменных формах, всегда одно, всегда завершено. Причем, самое важное здесь то, что  философское мышление есть «мышление через бытие о существующем», а не наоборот – не получение «тощей абстракции» бытия из наблюдения за множеством существующих вещей.

 Характерному для мифологического и обыденного сознания пониманию общего как абстрактно-общего первые философы противопоставили   принципиально иное понимание общего, позволяющее совершить настоящий переворот в видении соотношения человеческой мысли и  предметов мышления: отныне наша мысль приобрела возможность не только скользить от единичных чувственных вещей и событий к их абстрактно-общему признаку, но и, наоборот, двигаться от всеобщего и умопостигаемого  - к единичному и чувственному.

{16}Возникновение философии знаменовало, таким образом, рождение нового, разумного мышления, базирующегося на способности мыслителя видеть невидимое – видеть то, что позже Платон назовет идеями, эйдосами.

К сожалению, ни Хайдеггер, ни Мамардашвили не делают вывода, который автору данной статьи представляется совершенно очевидным: поскольку рождение философии знаменует собой рождение разумного мышления, постольку оно одновременно означает и рождение диалектики как метода разумного мышления. Более того: отныне диалектика становится не только методом, но и предметом философии. Первую мы  теперь называем субъективной, а вторую – объективной диалектикой. 

  Возникновение принципиально иного, по сравнению с бытовавшим до рождения философии, понимания категории общего, необходимо сопровождалось и появлением такого важнейшего элемента  разумного мышления, как стремление исследователя выводить все явления из этого порождающего их общего, то есть из бытия и его логоса, причем - чисто рационально. Таким образом, философия отказывается от мифологической традиции объяснять все на свете одним лишь произволом богов.  Хайдеггер воспринимает это логическое нововведение как важнейшую специфику философии, состоящую в том, что она не может выражать свои мысли чувственно, а, следовательно, иррационально: «Чувства, даже самые прекрасные, не имеют отношения к философии. Чувства принято считать чем-то иррациональным. Философия же, напротив, не только представляет собой нечто рациональное, а является подлинной держательницей разума» [1, 113].

Эта мысль Хайдеггера у многих встречает неприятие: философия в понимании мира не может ограничиваться сугубо рациональной формой и отказываться от чувственных и, возможно, еще каких-то не рациональных форм познания.

И, надо сказать, Хайдеггер дает здесь повод к возникновению подобных возражений некоторой своей излишней категоричностью и даже неточностью. Ему, похоже, безразлично, что рационализм, лишенный какого бы то ни было отношения к чувствам, воспринимается критиками высказывания Хайдеггера  как некий  сухой,  ограниченный и односторонний способ мышления.

Попробуем разобраться в этой  проблеме. Рациональное как форма познания диалектически противостоит, во-первых, иррациональному, во- вторых, - чувственному, и фраза Хайдеггера дает основание думать, что он ставит между  первым и вторым противостояниями знак равенства. Но действительно ли это так?  

Представляется странным, что противники вышеприведенного высказывания Хайдеггера обращают главное внимание на присутствующее в нем слово «рациональное», но совсем не уделяют внимания слову «разум». А ведь философию Хайдеггер здесь называет «подлинной держательницей» именно разума. Разума,  который философия открывает как высшую форму мышления и надстраивает ее над рассудком, то есть той формой мышления, которая  существовала  уже до возникновения философии.

Какие же чувства «принято считать» иррациональными у человека? Думается, что только те, которые он еще пока не смог (не захотел или не успел) выразить в мышлении и языке. Как только он это сделал, его ощущение (и, добавим, вера) принимают  рациональную форму. И в таком вот преобразованном, рационализированном виде, чувства (в том числе и чувство доверия и уверенности) вполне и даже

{17}совершенно обязательно должны входить в разумное мышление, которое, будучи самым «молодым» и самым совершенным  способом отражения действительности, «снимает», то есть включает в себя в подчиненном и преобразованном виде,  все предыдущие, более ранние способы отражения (вспомним Аристотеля, полагавшего, что в состав человеческой души входит и «животная», то есть чувственная, сторона [3, 400]).

Причем важно отметить, что чувства  входят в состав разума не только как содержательный результат чувственно-конкретного отражения ими мира, но также и как необходимый формальный компонент разумной логики. Наверно, в этом смысле и следует понимать выражение -  «чувства-теоретики». В логике разума (в философии как разумной рациональности) «в снятом виде» присутствуют и порожденная религией (в форме откровения) интуиция и порождаемое  искусством творческое продуктивное воображение, позволяющие, во-первых, прирожденные человеку «животные» чувства превращать в  чувства человеческие - чувство доброго, возвышенного и прекрасного и, во-вторых, сам процесс познания делать образным и эмоциональным. В данном случае речь идет о  способности разумной души «видеть» сущности (эйдосы),  видеть противоречивые свойства любой системы в единстве их взаимоотрицания и взаимополагания и испытывать при этом радость,  восторг, изумление и т.д., особенно - в процессе интуитивного озарения.

Итак, мы имеем две формы рациональности: рассудочную и разумную.

Рассудочная рациональность среди этих двух форм возникла исторически первой, по-видимому, - в раннюю, патриархальную стадию существования цивилизации. Она уже подвергает сомнению  свойственное мифологическому сознанию понимание причинности как результата произвола желаний и действий антропоморфных богов. А вот общее она продолжает понимать по-прежнему в традиции мифологии – как абстрактно-общий  признак того или иного множества обобщаемых вещей и явлений. И поэтому рассудок  способствует тому, что субъект, пытающийся познать мир только лишь с его помощью,  действительно теряет связь с чувственным богатством знания: «Так как рассудок действует по отношению к своим предметам разделяющим и абстрагирующим образом, то он, следовательно, представляет собой противоположность непосредственному созерцанию и ощущению…» »[4, 202]. 

И именно это обстоятельство делает необходимым  эту действительно сухую, негибкую, склонную к догматизму рациональность как-то дополнять извне, компенсируя ее недостатки откровениями древних религий и чувственностью древнего искусства.

Слова Мефистофеля из «Фауста» Гёте - «Теория, мой друг, сера, но вечно зеленеет древо жизни» - относятся только и именно к «теории», создаваемой на основе одного лишь рассудка. Разумная же рациональность не требует никаких компенсаций извне. «Серость» теории и чувственная конкретность жизни перерабатываются разумной рациональностью и сливаются внутри нее в единое целое как  моменты познания, нацеленного на объективное и конкретное выражение действительности.

Таким образом, оказывается, что противопоставление двух видов рациональности допустимо лишь в историческом, но ни в коем случае не в логическом плане: разумная рациональность «снимает» и содержит в себе не только чувство и веру, но и исторически предшествующую ей форму рациональности – рациональность рассудочную. Без единства обеих форм рациональности логика разума просто не сможет состояться и непременно выродится в логику скептицизма: «Диалектическое, взятое для себя, обособленно от рассудка,

{18}выступает, в особенности в научных понятиях, как скептицизм, где результатом диалектики является голое отрицание»[4, 205].  Правда, не будем забывать о том, что и рассудок может обходиться без разума только в сфере обыденного человеческого мышления и бытия, а вот в сфере теоретического мышления и, соответственно, – в процессе решения сложных практических проблем им обязательно следует находиться в единстве и гармонии.

 

Литература

 

1. Хайдеггер М. Что это такое – философия? / М.Хайдеггер //Вопросы философии. -  1993. - №8. - С.113 – 123.

 2. Мамардашвили М. Лекции по античной философии / Мераб Мамардажвили. – М.: Аграф, 2002.–309 с.

3. Аристотель. Сочинения: В 4 т.  Т.1. – М.: Мысль, 1976. – 550 с.

4. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук.  Т.1. Наука логики. – М.: Мысль, 1974. – 452 с.

 

 

                                                          Аннотация

 Ивакин А.А. Роль герменевтики М.Хайдеггера в понимании предмета и метода философии. – Статья.

Автор статьи развивает мысль Хайдеггера и  Мамардашвили, что возникновение философии означает появление новой, а именно – разумной, рациональности.  Логичным продолжением этого вывода является то, что с момента возникновения философии ее предметом и методом становится диалектика. Будучи гораздо богаче и эффективнее исторически первой, рассудочной, рациональности, разумная (диалектическая) рациональность не просто отрицает ее, а включает (диалектически «снимает») в себя как свой  собственный момент.

             Ключевые слова: герменевтика, Хайдеггер, философия, диалектика, предмет, метод, рациональность, разум, рассудок, общее.

 

                                                            Анотація

Івакін О.А. Роль герменевтики М.Гайдеггера у розумінні предмета і методу філософії. – Стаття.

 Автор статті розвиває думку Гайдеггера, та  Мамардашвілі,  що виникнення філософії означає появу нової, а саме – розумної, раціональності. Логічним продовженням цього висновку є те, що з моменту виникнення філософії її предметом і методом стає діалектика. Будучи більш багатою і ефективною стосовно історично першої, розсудкової, раціональності, розумна (діалектична) раціональність не просто заперечує її, а включає (діалектично «знімає») в себе як свій власний момент.

Ключові слова: герменевтика, Гайдеггер, філософія, діалектика, предмет, метод, раціональність, розум, розсудок, загальне. 

 

                                                             Summary

Ivakin A.A. Role of Hermeneutics by M. Heidegger in Understanding of Object and Method of Philosophy. – Article.

The author of the article develops an idea of  Heidegger and Mamardashvily that the origin of philosophy means apearance of new, namely – clever, rationality. Logical continuation of this conclusion is that from the moment of beginning of phylosophy its object and method is becoming dialectics. Being richer and more effective concerning historically first, rational rationality, clever (dialectical) rationality not simply denies it, but includes (dialectical “takes off ”) for itself as the own moment.

Keywords: hermeneutics, Heidegger, philosophy, dialectics, object,  method, rationality, mind, ration, general.

 

Переведено на русский язык с:

О.А. Івакін. Роль герменевтики М.Гайдеггера у розумінні предмета і методу філософії // Актуальні проблеми держави і права: Збірник наукових праць. Випуск 50. – Одеса: Юридична література. – 2009. – С.14- 18