Так называемый, закон «единства и борьбы противоположностей» взятый сам по себе, с внешне логической стороны тавтологичен - само утверждение, то нечто есть противоположное другому нечто не значит ничего другого, кроме того, что эти нечто полярны в том, в чем едины.

Само понятие, само слово «противоположность» заключает в себе единство. То есть, если констатируется, что два феномена противоположны, то безусловно подразумевается, что они противоположны по некоему единому качеству (параметру). Противоположные концы палки принадлежат одной палке. Противоположные вкусы относятся к одному типу вкусов: сладкое - горькое. Противоположные мнения не только есть мнения об одном предмете, но и выражают некий единый принцип, уровень оценки: смешно – грустно, талантливо – бездарно. Для констатации единства противоположностей не нужен никакой закон – они едины по определению как некие «положенности». И аналогично, по определению же они как противо-положности находятся в конфронтации, рассматриваются как отрицательные относительно друг друга.

Следовательно, так называемый «закон единства и борьбы противоположностей» является просто раскрытием, толкованием смысла слова «противоположность». Если мы видим, что два феномена по какому-либо единому качеству имеют полярные определенности, то для обозначения таковой ситуации мы и используем слово «противоположности». И, с другой стороны, если мы фиксируем «противоположность» неких феноменов, то непосредственно подразумеваем, что они обладают крайними выражениями некого общего для них качества. То есть, повторю, «закон о противоположностях» не обладает никаким большим содержанием, чем определение, объяснение самого термина. (Неконечное число таких законов можно почерпнуть в толковых словарях: «закон совпадения тавтологий», «закон абсурдности нонсенсов», «закон смехотворности шуток».)

Не очень и понятна предметная область этого «закона». Как закон мышления – он является чистой тавтологией. Как эмпирический – он бессодержателен: констатация единства неких противоположностей не всегда означает наличие у их общей субстанции, их связанности, а, следовательно, обязательного присутствия борьбы. Не спасает «закон» и замена в современных его толкованиях слова «борьба» на «взаимодействие». Противоположные феномены в физической и прочих реальностях могут как взаимодействовать, так и быть индифферентны друг к другу (как концы одной палки – представьте их борьбу или взаимодействие, или борьбу сладкого с горьким). Так же и в области мысли противоположные высказывания могут никак не соотносится между собой и не подразумевать ничего большего, чем полярность мнений.

Не более содержателен анализ этого «закона» как закона, как всеобщего высказывания, из которого можно получить частные истинные высказывания. То есть, по сути, можно вопросить: а что из этого закона следует? То, что в мире есть противоположности? Так это понятно и из самого факта наличия слова «противоположность». Что противоположности едины и полярны? – аналогично ясно по смыслу. Что они борются (взаимодействуют) – ну это не всегда так… Тогда почему эта фраза о «единстве и борьбе» называется законом?

Говорят, что из этого закона следует, что противоположное есть источник движения. Во-первых, из физики (и не только) всем известно, что для начала движения достаточно просто «разницы потенциалов» (разницы в уровне воды, напряжения, давления, отличий в густоте травы, в ценах на товары и т.д.). Обязательности полярностей, противоположностей вроде не наблюдается (однозначная поляризованность электромагнетизма тут скорей исключение, чем правило).

Во-вторых, (не обращая внимания на «первое») можно спросить, а каким образом вывод об «источнике движения» следует из констатации наличия противоположностей? Действительно, трудно представить логическую цепочку, связывающую противоположности с движением. Скорей, можно согласиться с обратной закономерностью и заключить, что движение, доведенное до некоего своего предела, является источником противоположностей, порождает их.

Тут же можно отметить, что не очень понятно, о чем идет речь при утверждении, что противоположности есть источник развития, эволюции. Да, действительно, развитие, эволюция порой проходят через противоположные стадии. Но, опять же, логичнее будет утверждать, что противоположности скорей являются проявлением развития, внешней формой, чем его источником. К примеру, развитие живого организма невозможно свести к взаимодействию неких противоположных начал, хотя проявляется оно именно в становлении противоположных феноменов (форм).

Нет, конечно, мы с легкостью констатируем, что наличие противоположностей приводит (иногда) и к взаимодействию, а, следовательно, и к движению, развитию, и даже к борьбе (морды бьют именно по причине наличия полярности взглядов, хотя порой и просто так). Но этому заключению скорее можно придать статус эмпирического наблюдения, чем закона из которого, что-то может следовать. Тем более, общего закона природы. Или закона чего? Диалектики?

Тут мы подошли к самому важному вопросу, касающемуся «закона единства и борьбы противоположностей»: почему он считается законом диалектики? Безусловно, какой-либо вразумительный ответ на этот вопрос можно дать только в той или иной степени обозначив, что есть диалектика. Однако, много интересного о соотношении диалектики и так называемого ее «закона о противоположностях» можно прояснить и на уровне фактических знаний (об истории диалектики) и простых рассуждений.

Во-первых, что для многих оказывается откровением, «закон единства и борьбы» не имеет ни малейшего отношения к философу, с чьим именем принято связывать высшее проявления диалектической мысли, то есть этот «закон» никак не связан с Гегелем, с его пониманием и изложением диалектики. В текстах основных своих работ («Феминология духа», «Наука логики», «Энциклопедия философских наук») Гегель ни разу не упоминает о таковом законе, как и вообще о каких-либо законах диалектики. И это совершенно соответствует самому духу гегелевской логики, которая сама создавалась как закон диалектического мышления. Каждое суждение, каждый шаг гегелевской логики есть закон мышления, не требующий особого указания на эту свою «законность».

Чуть отвлекшись от темы, здесь следует заметить, что выделение и другого так называемого «закона диалектики» - «закона о качестве и количестве» выглядит мягко говоря сомнительным. Ведь если он имеет право на существование, тогда наравне с ним надо утвердить неконечное число подобных же «законов»: «перехода бытия в небытие», «формы в содержание», «причины в действие» и т.д. по списку всех мыслимых пар диалектических категорий. Чего, конечно, Гегель не делал, подчеркивая, что каждый шаг в развитии диалектической логики является сколь значимым (закономерным), столь и преходящим, и не может рассматриваться обособленно как самостоятельный закон, а является лишь этапом движения мышления.

Во-вторых, возвращаясь к анализу содержания пресловутого «закона» о противоположностях, хочется отметить, что Гегель в противоположном видел исключительно лишь предмет, исходный момент своей диалектики, но никак не ее содержание, сущность, закон. Противоположное, взятое в имманентном ему единстве, разум должен еще довести до противоречия. И только уже как два противоречащих, исключающих друг друга высказывания противоположное становится элементом диалектики. Именно противоречие, обладающее, с одной стороны, активностью, доведенное до этой активности разумом, а, с другой - имеющее однозначную и исключительно логическую форму (как противо-речие), может выступать как ядро, движущая сила, содержание диалектики. В отличие от противоположностей, которые можно рассматривать лишь как внешние крайние проявления дифференцированности качеств феноменов.

Понятие же «законы диалектики» ввел Фридрих Энгельс в ходе попытки популяризовать идеи диалектики, донести их до трудящихся масс, приспособить их к материалистическому мировоззрению, а, самое главное, к обоснованию классовой идеологии. Правда, в энгельсовской (изначальной) интерпретации закона о противоположностях еще не фигурировала "борьба", а лишь констатировалась их (противоположностей) взаимопроникновение.

Разговор о «законах диалектики» безусловно был бы неполным без упоминания третьего из них, согласно энгельсовскому списку – «закона отрицания отрицания». В отличие от первых двух: (1) «закона о качестве и количестве», который просто выдернут из хода развития диалектической логики (наверное, потому, что касается самой доступной для понимания пары диалектических категорий), и (2) «закона о противоположностях», который лишь задает специфику, область, предмет диалектической логики, так вот, в отличие от этих двух, так называемый «закон отрицания отрицания» действительно имеет непосредственное отношение к гегелевской диалектической логике. Конечно, Гегель не выделяет этот принцип движения диалектической логики (как и любые другие отношения ее категорий) в специфический закон. Отрицание отрицания он рассматривает как необходимый элемент, фактор, следствие диалектических рассуждений, когда опровергнутое высказывание на другом шаге рассуждений становится истинным и обратно. То есть «отрицание отрицания» не есть закон, согласно которому движется диалектическое мышление, а лишь внешняя форма проявления диалектических построений.

Энгельс, как и двум другим «законам диалектики», придал гегелевскому «отрицанию отрицания» эмпирическую окраску. Но в таком статусе он (закон отрицания) является лишь внешним проявлением эволюционных процессов, законом, констатирующим только наличие периодической сменяемости фаз.

*

Итак, безусловно, диалектика немыслима без противоположностей, без полярного взгляда на мир, но суть диалектики не в констатации этой полярности. Диалектика - это особый тип мышления, допускающий противоречия внутри себя и способный на основе противоречивых высказываний о противоположных феноменах делать умозаключения, выходящие за рамки их исходного логического содержания. Посему противоположности можно считать краеугольным камнем диалектики, точкой с которой она только начинается, но никак не ее законом.

13 октября 2007 года