М.И. Белоногов. Философские эссе

Философия и наука. Введение в диалектику.
Информация
Год написания: 
2010
Систематизация и связи
Основания философии
Гносеология
Диалектика
Логика
Ссылка на персону, которой посвящена статья: 
Гегель

Вступление

Я планирую здесь изложить свой взгляд на философию вообще, и философию Гегеля – в особенности. Причина – множество настойчивых просьб отложить все дела и заняться философией. Поэтому я откладываю свою работу над коммунами/общинами и другие (очень важные, с моей точки зрения, темы), и начинаю (продолжаю) свою работу в философии.

В нашем левом движении, как мне кажется, речь идет о формировании новой социальной атмосферы, о развитии ее из некоторого активного начала-зародыша. Развитие, как я понимаю, – центральная категория этого движения. Дальнейшее изменение осуществляется посредством развития этого начала из себя, своих целей, создание и дифференциация элементов в виде различных, органически связанных частей целого, подобно развитию организма. Новый организм, ассимилируя в себе старый в качестве автокаталитической “пищи”, растет и развивается по законам гегелевской логики. Аристотелевская логика здесь не применима. Это и побудило меня разместить для начала самые азы гегелевской диалектики.

Таким образом, цель ознакомления с гегелевской логикой в том, чтобы пониманию процесса развития придать более систематическую логическую форму, а не ту, которая формируется стихийно и случайно у одного так, у другого – эдак, что затем приводит к недоразумениям.

Философия – сложная штука. Скажем, я могу сравнить квантовую электродинамику вкупе со спинорным анализом, или математическую логику – с философией. Как-то владею и электродинамикой, и матлогикой. Но философия – на порядки сложнее. Прошу поверить на слово.

Видимо, поэтому философы рождаются так редко. Последний из них – Георг Вильгельм Фридрих Гегель. После него не было никого в философии. Современная “философия” есть раздел богословия, в лучшем случае. Я ничего не имею против богословия, но не надо только путать с ним философию.

Я буду постепенно усиливать свои соображения. Кому это не интересно – не ломайте голову! Есть масса других вещей, достойных применения Человека. Не всем же быть философами! Нужны и организаторы, и ученые, и …

Я буду излагать диалектический материализм. Но если кто-то решит, что я поддерживаю его советскую вульгарную версию – он ошибется. Более того, я намерен и здесь повторить возражения д-ра Карла Поппера этой, с позволения сказать, “философии”. Советский диамат не имеет ни малейшего отношения к философии. Что мне и предстоит здесь доказать.

Я высоко ценю работы Ильенкова и Лившица. Но и они имеют, на мой взгляд, существенный недостаток. Даже – два. Во-первых – недостаточное внимание к объективному мышлению и его эволюции. Во-вторых – непонимание сути логики бесконечных понятий.

Я не умею писать большие статьи, тем более – книги. Материал складывался из общения с профессиональными философами на различных форумах. И просто – из общения с людьми. Многое из тысяч моих постов потеряно навсегда. Что-то – сохранилось. И эту мозаику чудом сохранившихся мыслей я предлагаю здесь, в этой теме, вашему вниманию.

Теоретическая и прикладная философия

1
Не бывает человека вообще – есть определенная форма человека – мужчина, бабуля, генерал, рабочий. Нет мышления вообще – есть определенные формы мышления - в восприятиях, представлениях, рассудочное, разумное. Каждый отдельный человек является носителем каких-то форм мышления.

Каждая форма появлялась как результат расширения практического опыта человечества и осмыслялась в соответствующей философской системе.

Каждая новая форма мышления обнаруживается, изучается и сдается в социальную эксплуатацию посредством деятельности, именуемой «чистая» или «теоретическая» философия.

С другой стороны, в ходе исторического процесса постоянно возникает необходимость привести старое философское выражение определенной формы мышления в соответствие с новой реальностью. Это интеллектуальное сопровождение философских систем выполняется посредством деятельности, именуемой «прикладная» философия.

Мы, поэтому, встречаем множество философий позитивистского толка, обслуживающих научное (рассудочное) мышление, множество философий экзистенциальных оттенков, обслуживающих религиозно-художественное мышление и т.д.

Но «чистая» философия всегда одна. Она исследует налично данные историческим моментом предпосылки новой формы мышления, изучает и пропагандирует ее, доводит ее до формы, пригодной для интеллектуального потребления.

А вот форма философской мысли в виде множества прикладных философских систем – неизбежна.

Наиболее часто и наиболее остро необходимость пересмотра отношения конкретных форм мышления к конкретным формам бытия возникала в ХХ веке. Философы-«прикладники», как никогда, востребованы огромными социальными группами, они – на виду, их работа хорошо оплачивается, их авторитет велик.

Философ-«теоретик», напротив, абсолютно одинок. Он пребывает в глубинах Духа, которых еще никто не достиг. Он, овладев всеми уже известными формами мышления, уходит за их пределы. Его работы совершенно непонятны и неизвестны. В лучшем случае, два-три ученика – его «община». Он вынужден зарабатывать себе на жизнь каким-нибудь посторонним делом, что не позволяет ему сосредоточиться полностью на решении философских проблем.

2

Итак, непонимание различия между «чистой» и «прикладной» философиями, отсутствие на интеллектуальных рынках «теоретиков» и засилье «прикладников» – нередко крайне сомнительного качества – приводит к непониманию, размытию самого предмета философии. Появляются «философии программирования», «философии извлечения мух из компота» и т.п.

Предмет философии – мышление, его формы, генетическая связь этих форм, процессы порождения одних форм другими, одним словом – мышление и его эволюция.

Конечно, мышление может быть предметом и других, нефилософских, рассмотрений. Но однозначно: все, что не имеет своим предметом мышление и способы его функционирования, философией не является.

Каждая форма мышления вырабатывает свой взгляд на наиболее общие закономерности внешнего мира, самого себя, человека и его место в мире. Философия изучает, конечно, не только сущность конкретных форм мышления, но и те закономерности, которые управляют формированием мировоззрения, изучает формы мышления со стороны их явления.

3

По поводу Рассела и Кантора.

Прикладная философия должна брать уже найденные ранее предпосылки мышления в той его форме, которую она берет на обслуживание, и строго придерживаться их. Бертран Рассел – прекрасный пример такого прикладника-философа. Георг Кантор же видел философские проблемы математики изнутри математики, как математик. Так же, как Чайковский видел философию изнутри музыки. Или Гюго – из литературы. Кантор – не философ, хотя, безусловно, в философии, как мы увидим, разбирался лучше “советских” (и не только) философов.

Таким образом, я веду речь о двух различных, даже противоположных, формах философии. Прикладная – Витгенштейн, Рассел, Сартр, Камю и т.д., и теоретическая – Платон, Аристотель, Спиноза, Кант, Гегель.

Еще раз: философией называется то, чем занимались Платон, Аристотель, Декарт, Спиноза, Кант, Гегель. Все остальное – не философия.

Бесконечность

При чтении современной философской литературы, как и при просмотре форумов, бросается в глаза полное отсутствие интереса философов к понятию бесконечности. Хотя это понятие является для философии центральным. Не интересоваться природой и формами бесконечного – значит, не интересоваться ни Абсолютным, ни мышлением, ни вообще философией. Поэтому уделим ему особое внимание.

А). Бесконечность в математике. Взгляд Г.Кантора.

Я выбрал в качестве образца понимания природы бесконечного математика Г.Кантора. Он, на мой взгляд, наиболее точно формулирует различие между математическими бесконечностями, с одной стороны, и математическим и философским – с другой. Кроме того, его точка зрения широко известна и принята.

Свой взгляд он разъясняет в статье “О различных точках зрения на актуальное бесконечное”.

Имеет место, пишет он, “…существенное различие понятий потенциальной и актуальной бесконечности, – причем первая означает переменную конечную величину, растущую вверх вне всяких конечных границ, а последнее – некоторое замкнутое в себе, постоянное, но лежащее по ту сторону всех конечных величин количество…”. Далее Кантор настаивает на законности применения актуально бесконечного в математике. Непризнание актуального бесконечного – ошибка, которую совершают, в частности, “…все так называемые позитивисты и их родня”. Одно лишь потенциальное бесконечное “…само по себе не обозначает никакой идеи”.

Эта оценка – камушек в огород современной философии, запутавшейся в азах бесконечного.

В наше время разделение бесконечного на потенциальную и актуальную, насколько мне известно, с небольшими индивидуальными вариациями принято всей современной наукой. При этом такое разделение, по существу, есть разделение на собственно конечное (потенциальное) и собственно бесконечное (актуальное), лежащее по ту сторону всех конечных величин, неконечное. Актуальная бесконечность ограничена, оконечена лишь сферой конечного, это – конечное отрицание конечного. Итак, Кантор утверждает, что бесконечное существует как ограниченное, конечное бесконечное. Может, он не подозревает о бесконечном бесконечном?

Посмотрим.

“Часто происходит смешение другого рода, а именно двух форм актуально бесконечного (Обратите внимание! – МИБ.), причем смешивается трансфинитное с абсолютным. Между тем эти понятия явно различны в том отношении, что первое следует мыслить, конечно, бесконечным, но все же доступным дальнейшему увеличению, тогда как последнее приходится считать недоступным увеличению, а потому математически неопределимым“.

Таким образом, Кантор однозначно утверждает, что кроме математического бесконечного есть и другое, “абсолютное” (философское, как мы увидим позже) бесконечное. Это бесконечное принципиально не поддается познанию математическими методами, оно даже не может быть определено в математических терминах. Тем самым, такие объекты не могут быть предметом научного изучения.

Очень показательна мысль, что быть “недоступным увеличению” влечет “математически неопределимо”. Понимание причины, лежащей в основе этой импликации, и есть тот рубеж, где кончается математика (и рационализм вообще, включая научный) и начинается философия.

И здесь Кантор также предельно конкретен. Он пишет: “С этой ошибкой мы, например, встречаемся в случае пантеизма, и она образует ахиллесову пяту этики Спинозы”. Далее: “…со времен Канта среди философов укрепилось ложное представление, будто абсолютное является идеальным пределом конечного, между тем как в действительности этот предел можно мыслить лишь как некое трансфинитное, и притом как минимум всех трансфинитов…”. И еще: “Пантеист Гегель не знает никаких существенных различий в актуальном бесконечном”. (Внимание обратили!? Запомним: у Гегеля не хватило тяму для понимания различия в актуальном бесконечном в смысле Кантора! – МИБ.)

Т.е. Гегель не знает, чем отличается трансфинитное («дурное», в его терминологии, бесконечное от абсолютного («истинного», по Гегелю) бесконечного. Оригинальное прочтение «Науки логики»!

В заключение: “Неустойчивость в определении понятий и связанная с нею путаница, занесенная около века тому назад с далекого востока Германии (намек на Кенигсберг. – МИБ.) в философию, нигде не обнаруживается столь ясно, как в вопросах, относящихся к бесконечности”.

И хотя математик Кантор не слишком силен в философии, вменяя Канту определение, данное до Аристотеля, а также полагая, что систематически мыслить можно либо только научно, либо никак, считая Гегеля непонимающим различий форм бесконечности и т.д., – мы видим здесь ясное понимание различных подходов к бесконечному и категорическое утверждение о важности этого понятия для философии и математики, утверждение, что различие между Платоном, Аристотелем, Спинозой, Кантом, Гегелем, с одной стороны, и Кантором, Фреге, Расселом, Гильбертом – с другой, есть различие в понимании природы бесконечного. Это понимает почти любой математик, но назвать современного философа с аналогичным пониманием я затрудняюсь.

 В). Бесконечность в философии. Взгляд Г.Гегеля.

«Главное в том, чтобы различить истинное понятие бесконечности и дурную бесконечность, бесконечное разума и бесконечное рассудка; однако последнее есть оконеченное бесконечное, и мы видим, что, удерживая бесконечное чистым от конечного и вдали от него, мы его лишь оконечиваем».

Итак, за сотню лет до вышецитированной работы Кантора Гегель, опираясь на Канта, сформулировал (впервые!) кардинальное различие понятий философского и математического бесконечного. Это и означает, по словам Кантора, что Гегель «не знает никаких существенных различий в актуальном бесконечном»! Смотрите дальше, если еще остались какие-то сомнения:

«Уже раньше шла речь о дурной бесконечности и связанных с ней заблуждениях; всеобщность понятия – это достигнутая потусторонность; указанная же бесконечность остается отягощенной потусторонним как чем-то недостижимым, поскольку она остается просто прогрессом в бесконечное, …понятие, единственно в котором вся суть и которое есть в себе и для себя бесконечное, тем самым исключено [математически неопределимо, как говорит Кантор - МИБ.] из этого познания».

Актуальная, как трансфинитная, бесконечность – то, что всегда недостижимо. Математическое, канторовское, бесконечное не является собственно бесконечным, т.к. за его пределами остается, помимо прочего, и конечное, которое ограничивает указанное бесконечное. Тем самым, математическое бесконечное внутренне противоречиво, это – конечное бесконечное.

«Это противоречие сразу же сказывается в том, что наряду с бесконечным остается конечное как наличное бытие; имеются, таким образом, две определенности; имеются два мира, бесконечный и конечный, и в их соотношении бесконечное есть лишь граница конечного и, следовательно, само есть лишь определенное, конечное бесконечное».

Наука, рассудок используют лишь конечные объекты в познании, и трансфиниты – не исключение. Соответственно, понятия, отражающие эти конечные сущности в мышлении, также конечны, односторонни. Понятие в спекулятивном смысле кардинально отлично от понятия рассудочного, как абсолютное бесконечное отлично от актуального.

«Нужно различать между понятием в спекулятивном смысле и тем, что обычно называют понятием. Тысячи и тысячи раз повторявшееся и превратившееся в предрассудок утверждение, что бесконечное не может быть постигнуто посредством понятия [т.е., математически неопределимо - МИБ.], имеет в виду понятие в последнем, одностороннем смысле».

Столь обильное цитирование призвано показать, насколько важно понимание идеи бесконечного как для математики, так и для философии. Однако, если математик ясно понимает это различие, ибо забыть о нем – значит рисковать попасть в лапы какому-либо парадоксу типа Рассела, то философ сплошь и рядом о таком различии даже не подозревает. Складывается впечатление, что речь идет о чем-то, открытом в математике, и еще не дошедшем до философии, не существенном для нее! И, в результате, философ просто не способен выкарабкаться из лап вышеозначенных парадоксов.

Что мы должны здесь уяснить крепко-накрепко? То, что объекты и процессы природы, имеющие характер абсолютного бесконечного, наукой не познаваемы. Как мы увидим позже, такими свойствами обладает всякое целое, развивающееся и эволюционирущее, меняющее в течении цикла своего существования свои качества.

Повторю еще раз: процессы развития наукой не познаваемы. Не надо тратить усилия на опровержение этого факта. Опровержение исходит из непонимания или даже из незнакомства  с сутью дела, изложенной выше.  Научное познание ограничено  формальной логикой, которая есть грамматика языка науки. Эта логика отказывается работать в сфере абсолютного бесконечного, как мы убедимся ниже. Для познания эволюционных процессов необходима принципиально другая логика. Какая?

Что такое логика?

Открываем Введение Гегеля в “Науку Логики”. Видим там следующие мысли (излагаю их своими словами):

А. Отличие логики от других наук:

1. В частных науках рассматриваемый ПРЕДМЕТ И МЕТОД РАЗЛИЧАЮТСЯ между собой. В логике – НЕТ.

2. Содержание других наук зависит от других понятий, лежащих ВНЕ них. В логике – НЕТ.

3. Способ рассуждений в других науках уже ОБЩЕПРИНЯТ. В логике – НЕТ.

В. Особенности логики:

1. У логики нет никаких понятий, лежащих ВНЕ нее. Она есть понятие, вне которого  нет других понятий.

2. Правила и законы мышления ДОЛЖНЫ ПОЛУЧИТЬСЯ в результате логического рассмотрения самого мышления. Они НЕ МОГУТ БЫТЬ ПРЕДПОСЛАНЫ логике.

3. Логика вырабатывает само понятие науки, понятие предмета и метода науки. Хотя потребность в логике создана наукой, хотя логика возникает на базе всех существующих наук, она нечто другое, НЕЧТО ВНЕ НАУКИ, нечто, что ОБЪЯСНИТ науке, что она такое.

4. ЛОГИКА ЕСТЬ МЫШЛЕНИЕ, ПОСТИГАЮЩЕЕ СЕБЯ В ПОНЯТИИ.

Подчеркну: не в восприятии, не в представлении, а в ПОНЯТИИ.

Итак, у логики нет никаких понятий, лежащих ВНЕ нее. Логика не может быть выражена через какие-то, вне нее существующие, понятия. Тем самым, Логика есть Абсолютное бесконечное, то, вне чего ничего, никакого понятия, НЕТ!

Что мы должны здесь зарубить на носу? Прежде всего то, что аксиоматическое построение искомой логики НЕВОЗМОЖНО! Это значит, что сама теоретическая философия не аксиоматизируема. Наоборот, аксиоматический метод должен быть порожден философией, а не философия порождается аксиоматикой. То, что справедливо для многих прикладных систем философии, категорически недопустимо в философии чистой. 

ЛОГИКА ЕСТЬ МЫШЛЕНИЕ, ПОСТИГАЮЩЕЕ СЕБЯ В ПОНЯТИИ. Мышление есть идеальное (по определению догегелевской философии). Значит, Логика есть абсолютное идеальное, Абсолютная Идея, Абсолютное Бесконечное.

Логика есть мышление о закономерностях мышления. И если считать мышление идеальным, то логика Гегеля не может существовать иначе, как идеализм. На что и указывает Ленин в своем замечании: “Гегель действительно верил…”.

Гегель пишет: “Система логики — это царство теней, мир простых сущностей, освобожденных от всякой чувственной конкретности. Изучение этой науки, длительное пребывание и работа в этом царстве теней есть абсолютная культура и дисциплина сознания. Сознание занимается здесь делом, далеким от чувственных созерцаний и целей, от чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения”.

Здесь идеализма ничуть не больше, чем в чистой математике!

Где у Гегеля “бесконечное понятие”?

Я часто использую термин “бесконечное понятие”. И просто поразительно, что этот термин до такой степени неизвестен! Ни у Фейербаха, ни у Маркса или Ленина, ни у Ильенкова мы его не видим. Более того, если мы его встречаем в переводе Столпнера, то в переводе 70-х под редакцией Розенталя этот термин вообще выброшен, как лишний! А ведь это – альфа и омега гегелевской философии. Просто полистаем “Науку Логики” и увидим такие фразы:

1. “…ПОНЯТИЕ ЕСТЬ ФОРМА АБСОЛЮТНОГО, которая выше бытия и сущности”.

2. “Чистое понятие есть АБСОЛЮТНО БЕСКОНЕЧНОЕ, необусловленное и свободное”.

3. “Изолированное устойчивое наличие конечного, которое прежде определялось, как его для-себя-бытие, а также как вещность, как субстанция, есть в своей истине всеобщность, и в эту форму БЕСКОНЕЧНОЕ ПОНЯТИЕ облекает свои различия, — в форму, которая сама и есть как раз одно из его различий”.

4. “И в самом деле, так как принцип философии — БЕСКОНЕЧНОЕ СВОБОДНОЕ ПОНЯТИЕ и все ее содержание основывается исключительно на нем, то метод чуждой понятия конечности не подходит к этому содержанию”.

5. “Уже раньше шла речь о дурной бесконечности и связанных с ней заблуждениях; ВСЕОБЩНОСТЬ ПОНЯТИЯ — ЭТО ДОСТИГНУТАЯ ПОТУСТОРОННОСТЬ; указанная же бесконечность остается отягощенной потусторонним как чем-то недостижимым, поскольку она остается просто прогрессом в бесконечное”.

6. “…ПОНЯТИЕ, единственно в котором вся суть и которое ЕСТЬ в себе и для себя БЕСКОНЕЧНОЕ, тем самым исключено из этого (научного — М.Б.) познания”.

7. “Главное в том, чтобы РАЗЛИЧИТЬ ИСТИННОЕ ПОНЯТИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ и дурную бесконечность, бесконечное разума и бесконечное рассудка; однако последнее есть оконеченное (verendlichte) бесконечное, и мы увидим, что, удерживая бесконечное чистым от конечного и вдали от него, мы его лишь оконечиваем”.

8. “Это противоречие сразу же сказывается в том, что наряду с бесконечным остается конечное как наличное бытие; имеются, таким образом, две определенности; имеются два мира, бесконечный и конечный, и в их соотношении бесконечное есть лишь граница конечного и, следовательно, само есть лишь определенное, КОНЕЧНОЕ БЕСКОНЕЧНОЕ (актуальное трансфинитное, по Кантору — МИБ.)”.

9. “…БЕСКОНЕЧНОЕ ПОНЯТИЕ здесь – только сущность”.

10. “Нужно различать между понятием в спекулятивном смысле и тем, что обычно называют понятием. Тысячи и тысячи раз повторявшееся и превратившееся в предрассудок утверждение, что бесконечное не может быть постигнуто посредством понятия, имеет в виду понятие в последнем, ОДНОСТОРОННЕМ смысле”.

11. “Вопрос сводится, следовательно, к выяснению того, что суть формы бесконечного и что суть формы конечного. В обыденном сознании не возникает никаких подозрений при пользовании конечными определениями мышления, и оно без околичностей признает за ними значимость. Но все ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПРОИСХОДЯТ оттого, что мыслят и действуют согласно КОНЕЧНЫМ определениям”.

12. “Когда мы говорим о мышлении, мы должны различать между конечным, лишь рассудочным, мышлением, и бесконечным, разумным мышлением. Определения мышления, которые мы непосредственно преднаходим изолированными, суть конечные определения. ИСТИННОЕ же ЕСТЬ В СЕБЕ БЕСКОНЕЧНОЕ, которое НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ВЫРАЖЕНО и осознано посредством конечного. Выражение “бесконечное мышление” может казаться странным, если придерживаться представления новейшего времени, будто мышление всегда ограничено. На самом деле, однако, МЫШЛЕНИЕ по своей сущности В СЕБЕ БЕСКОНЕЧНО. Конечным называется, выражаясь формально, то, что имеет конец, то, что есть, но перестает быть там, где оно соприкасается со своим другим и, следовательно, ограничено последним. Конечное, таким образом, состоит в отношении к своему другому, которое является его отрицанием и представляет собой его границу”.

13. “БЕСКОНЕЧНАЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ, которую ИЩЕТ РАЗУМ, существует, таким образом, в мире, хотя она и существует не в своей истине, а в чувственном единичном образе”.

14. “Только Кант определенно выдвинул различие между рассудком и разумом и установил это различие следующим образом: рассудок имеет своим предметом конечное и обусловленное, а РАЗУМ — БЕСКОНЕЧНОЕ И БЕЗУСЛОВНОЕ”.

15. “С точки зрения прежней метафизики считалось, что если познание впадает в противоречия, то это лишь случайное заблуждение, основанное на субъективной ошибке в умозаключении и рассуждении. Напротив, согласно Канту, МЫШЛЕНИЕ по самой своей природе ВПАДАЕТ В ПРОТИВОРЕЧИЯ (антиномии), когда оно хочет ПОЗНАТЬ БЕСКОНЕЧНОЕ”.

16. “Фихте также НЕ ИДЕТ ДАЛЬШЕ вывода кантовской философии о том, что познаваемо лишь конечное, между тем как бесконечное превышает силы мышления”.

17. “СОВРЕМЕННАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ при этом, с одной стороны, ничего не меняет в картезианском методе обычного научного познания и ведет возникшие из этого метода науки об эмпирическом и конечном по тому же самому пути, а с другой — рассматриваемая точка зрения отвергает этот метод, и так как она не знает никакого другого, то она ОТВЕРГАЕТ ВСЕ МЕТОДЫ ПОЗНАНИЯ ТОГО, ЧТО БЕСКОНЕЧНО”.

18. “Очень важно надлежащим образом уразуметь ПОНЯТИЕ ИСТИННОЙ БЕСКОНЕЧНОСТИ и не остановиться на дурной бесконечности бесконечного прогресса”.

19. “Если же говорят далее, что бесконечное недостижимо, то это совершенно правильно, но правильно лишь постольку, поскольку бесконечное определяется как абстрактно отрицательное. ФИЛОСОФИЯ НЕ ВОЗИТСЯ С такой пустой и лишь ПОТУСТОРОННЕЙ ВЕЩЬЮ. То, чем занимается философия, есть всегда некое конкретное и всецело наличное”.

20. “Важно только не принимать за бесконечное то, что по своему определению тотчас же превращается в особенное и конечное. Поэтому здесь МЫ УДЕЛИЛИ ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ И РАЗВИЛИ ПРОСТРАННО это различение: от него зависит ОСНОВНОЕ ПОНЯТИЕ ФИЛОСОФИИ — ИСТИННОЕ БЕСКОНЕЧНОЕ”.

21. “…ПОНЯТИЕ следует рассматривать как форму, но как БЕСКОНЕЧНУЮ, ТВОРЧЕСКУЮ форму, которая заключает в самой себе всю полноту всякого содержания и служит вместе с тем его источником”.

22. “ИСТИННОЕ ПОНЯТИЕ БЕСКОНЕЧНОГО и его абсолютное единство — понятие, к которому мы придем позднее, — нельзя понимать как УМЕРЕНИЕ (Temperieren), взаимное ОГРАНИЧЕНИЕ или СМЕШЕНИЕ; это — ПОВЕРХНОСТНОЕ, окутанное неопределенным туманом соотношение, которым может удовлетворяться лишь ЧУЖДОЕ понятия ПРЕДСТАВЛЕНИЕ”.

23. “…дефиниция абсолютного, которую мы даем здесь, гласит: АБСОЛЮТНОЕ ЕСТЬ ПОНЯТИЕ. При этом следует, разумеется, понимать ПОНЯТИЕ В ДРУГОМ И ВЫСШЕМ СМЫСЛЕ, чем тот, в котором его понимает рассудочная логика, рассматривающая понятие лишь как в себе бессодержательную форму нашего субъективного мышления”.

Для вящей убедитеьности покажем использование этого термина в оригинале:

В "Учении о понятии":

 Das isolirte Bestehen des Endlichen, das sich früher als sein Fürsichseyn, auch als Dingheit, als Substanz bestimmte, ist in seiner Wahrheit die Allgemeinheit, mit welcher Form der unendliche Begriff seine Unterschiede bekleidet, – eine Form, die eben einer seiner Unterschiede selbst ist.

В “Феноменологии Духа” Гегель пользуется термином “бесконечное суждение”. Но “бесконечное понятие” мне кажется более удачным оборотом речи.

В чем смысл бесконечного понятия? Одним из таких понятий является понятие “материя”. Материя есть то, вне чего ничего нет. Она есть субстанция, и, как показал Спиноза, субстанция может быть только одна. Она есть причина самой себя. Объект и субъект одновременно. Это значит, что понятие “материя” не может быть выражено через какие-то, вне нее лежащие сущности. Оно выразимо только через самое себя, как через другое самого себя. Это требует дополнительной логической операции, которую Гегель называет “абсолютное отрицание” или “абсолютная негация”. Тем самым, бесконечное понятие есть понятие, отрицание которого остается в нем самом. Или: отрицание бесконечного понятия совпадает с самим этим понятием. Меняется лишь его форма, но не оно само. Так же, как взрослый человек есть отрицание ребенка, но в то же время, он есть продукт становления этого ребенка.

Что нам здесь требуется уяснить? Требуется запомнить,  что предмет философии - АБСОЛЮТНОЕ БЕСКОНЕЧНОЕ и что оно постигается БЕСКОНЕЧНЫМИ ПОНЯТИЯМИ. Тем самым, задача, сформулированная как построение нового, более мощного инструмента мышления, формулируется теперь так: требуется построение логики бесконечных понятий.

Математика и философия

Мы сказали выше, что философия и наука кардинально различны в самой своей основе. Немного подробнее посмотрим на проблему.

1

Проблема бесконечности в философии тесно связана с основной проблемой современной философии, проблемой познания в бесконечных понятиях. Есть смысл, по-моему, предваряя разговор о познании, несколько подробнее осветить проблему бесконечности.

Упомянутая проблема носила разные имена в разные времена. Сегодня она наиболее известна как парадокс Рассела. Позволю себе напомнить его формулировку (допускаю некоторые неточности ради краткости и ясности. Точное и безупречное рассуждение лучше посмотреть у самого Рассела).

1. Мы допускаем, что существуют множества с произвольными объектами в качестве своих элементов. Тогда

2. Ничто не мешает нам определить множество, которое является элементом самого себя, своей собственной частью (например, каталог всех каталогов есть каталог, список всех списков – список, понятие всех понятий – понятие). Такое множество назовем собственным. А также

3. Определим множество, не являющееся своим собственным элементом (например, множество всех котов само котом не является). Такое множество мы назовем несобственным.

4. Рассмотрим множество всех несобственных множеств (согласно 1 оно существует). Мы хотим понять, является ли это множество несобственным или же оно собственное?

5. Если это множество несобственное, то оно должно быть элементом множества всех несобственных множеств, т.е. быть элементом самого себя, т.е. быть собственным.

6. Но, если оно собственное, т.е. является элементом множества всех несобственных множеств, оно, очевидно, несобственно.

Тем самым, внутри науки и средствами самой науки мышлением был построен внутренне противоречивый объект. Причем, эта противоречивость бесконечна, т.е. принципиально неустранима логическими средствами самой науки.

Возникает дилемма:

1. Либо мы сохраняем логику в ее прежнем виде, но не допускаем к научному рассмотрению подобные конструкции мышления (а это такие понятия, как «Бог», «мышление», «понятие». На самом деле, всякое понятие может быть «достроено» до бесконечности). Наука признает свою неспособность работать с ними и оставляет их на растерзание донаучных (“иррациональных”) форм мышления (интуиции, озарения, откровения и т.п.).

2. Либо мы признаем необходимость включения этих конструкций мышления в арсенал познаваемого, но тогда необходимо изменить саму логику познания, научиться мыслить противоречия некоторым адекватным «непротиворечивым» образом. При этом в области конечного понятия наша логика должна совпадать с ее традиционной аристотелевской (или математической, если угодно) предшественницей.

Наука в настоящее время избрала первый путь. Сокрушительные результаты Геделя и Тарского – плата за сравнительно спокойную жизнь в области знакомого конечного. И здесь, как выяснилось, не поможет никакая “классическая” неклассическая логика, о которой с надеждой упоминают.

Прорыв Фихте, Шеллинга и, особенно, Гегеля – второй путь. Здесь плата – непонимание катастрофически сложного способа мышления, каким является диалектика. Это путь философии.

Итак, все, что лежит до парадокса Рассела – наука и ее методология. То, что за его пределами – философия. Проблемы современной философии принципиально не могут быть решены внутри науки. Они лежат за ее пределами, хотя ее корни – в ней.

Основания математики все шире начинают соприкасаться с абсолютным бесконечным. Например, комбинаторы неподвижной точки. Первый такой комбинатор был найден Карри. Этот комбинатор напоминает парадокс Рассела (потому и называется “парадоксальным расселовским комбинатором”). Если мы определим

R = λx.not (x x)

(в ламбда-исчислении Чёрча), то обнаружим, что

R R = not (R R)

Таким образом, терм R R служит неподвижной точкой для оператора отрицания. Конечно, здесь нет противоречия, поскольку R R не является термом, представляющим булевское значение (кому интересно, найдите и скачайте книгу Карри “Основания математической логики”. Там, начиная со стр.21, он немного обсуждает этот парадокс).

Существенно то, что математика достигает непротиворечивости, жертвуя истиной (булевским значением оной), а диалектика достигает истины, жертвуя непротиворечивостью. Комбинатор Рассела парадоксален, но непротиворечив. В этом существенное различие аристотелевской и гегелевской логик. И здесь кроется объяснение того факта, почему в науке бытие Бога недоказуемо, а в диалектике – доказуемо. Бог, или Абсолютная Идея есть Абсолютное бесконечное, для которого невозможно построить более высокий расселовский тип. Поэтому оно с необходимостью удовлетворяет определению класса всех классов или, говоря специально о логике, классу всех понятий. Т.е., необходимо противоречиво.

И здесь нет ничего крамольного: как отметил еще Спиноза, любое различие есть форма противоречия. И, как нетрудно убедиться, категория “различие” (в отличие от категории “тождество”) в математике неформализуемо. Определяется только как отрицание отношения тождества. Это понятие принадлежит классу всех понятий, т.е., в математике имеет нематематическую форму, берется с потолка.

2

Я пытаюсь реализовать программу, ставящую своей целью ознакомить нас с природой математической и философской бесконечностей.

Вот что пишет к.т.н. Морозов в статье “Философские вопросы математики” (я даю материал в сокращении с собственными комментариями, не всегда оговаривая это особо).

Использование при логических операциях над такими объектами, как “актуальная бесконечность”, закона исключенного третьего привело на крайних границах теории множеств к так называемым “парадоксам бесконечного” и поставило под сомнение аксиоматический метод в его классическом понимании.

Этих парадоксов было обнаружено много (парадокс Бурали-Форти, парадокс Кантора, Рассела и др.) Они были связаны с разрешением рассматривать множества, содержащие себя как подмножества, с понятием множества всех множеств и т. п.

Существует ли множество всех множеств? Множество всех множеств должно включать в себя в качестве подмножества множество своих подмножеств. Следовательно, его мощность не менее, чем мощность множества его подмножеств. Однако этот вывод находится в прямом противоречии с известной теоремой теории множеств, которая гласит: “Мощность множества всех подмножеств данного множества всегда больше мощности самого данного множества” (речь идет о парадоксе Кантора со ссылкой на теорему Шредера-Бернштейна. – МИБ.).

Другого рода противоречие заключает в себе понятие множества всех множеств, не являющихся элементами самих себя (парадокс Рассела).

Современный американский логик X. Карри писал немного позднее об этом парадоксе: «В терминах логики, известной в XIX в., положение просто не поддавалось объяснению, хотя, конечно, в наш образованный век могут найтись люди, которые увидят (или подумают, что увидят), в чем же состоит ошибка».

Итак, комментирую: множество всех множеств есть бесконечное множество, вне которого ничего нет, такое множество, которое невозможно расширить, множество, соотносящееся лишь с самим собой. Это – абсолютное бесконечное (по Кантору), как мы уже видели, и оно немедленно порождает парадоксы. Абсолютное бесконечное является носителем принципиально неустранимых противоречий, и пытаться мыслить его непротиворечиво (математически) столь же нелепо, как и мыслить противоречиво непротиворечивый объект. Эта неустранимая противоречивость и исключает его из числа понятий, доступных математике.

Но, может быть, если мы ограничимся конечным потенциальным, или, на худой конец, трансфинитным бесконечным, то ситуация станет безоблачной? Посмотрим.

Парадоксы теории множеств показали, что она не является вполне надежным основанием для аксиоматического метода. В связи с критикой классического направления в математике наряду с другими школами возник интуиционизм (Брауэр, Вейль, Гейтинг и др.). С точки зрения интуиционистов, главное в математике — это метод построения объектов. Объекты, которые не могут быть построены, исходя из натурального ряда, или для построения которых не может быть указан метод, не имеют права на существование в математике. Поэтому актуальная бесконечность и заменяется потенциальной бесконечностью, т. е. бесконечностью незавершенной, бесконечностью в процессе построения.

Итак, интуиционизм, как и родственный ему конструктивизм, отрицают актуальную бесконечность, ограничивают применение закона исключенного третьего, признают существующими лишь те объекты, которые фактически могут быть построены или для построения которых может быть указан соответствующий метод. Здесь математика отступает не только перед абсолютным, но даже и перед трансфинитным, а вовсе не наступает, не атакует абсолютное.

3

Я подвожу к той мысли, что аксиоматический метод не способен приблизить нас к пониманию абсолютного в принципе. Выход видится в том, чтобы не конструировать абсолютное мышлением, а наоборот, чтобы абсолютное конструировало наше мышление. Мы должны изменить способ мышления, чтобы постигнуть абсолютное.

Итак, продолжаю.

Под воздействием обнаружившихся парадоксов теории множеств и критики со стороны интуиционистов, провозгласивших “кризис” оснований математики, Гильберт и его ученики предприняли ряд новых изысканий с целью обоснования классической математики.

Гильберт считал, что обоснования какой-либо математической теории можно достичь в том случае, если, используя методы математической логики, из некоторой системы аксиом вывести все возможные следствия и относительно каждого из них установить, что оно не противоречит другим.

Доказав в течение 1920—1930 годов непротиворечивость частных формализованных систем, охватывающих часть арифметики, Гильберт и его последователи (Аккерман, Бернайс, Эрбран, фон Нейман и др.) полагали, что они уже достигли цели и доказали не только непротиворечивость арифметики, но также и непротиворечивость теории множеств.

Однако результаты, полученные Гёделем в 1931 году, указали на принципиальные трудности на этом пути и, следовательно, на новые границы применимости аксиоматического метода.

Гёдель доказал теорему о неполноте достаточно развитых формальных систем: в каждой такой системе можно сформулировать предложение, которое недоказуемо в ней, как недоказуемо в ней и его отрицание.

Так, например, если мы имеем систему аксиом А1, А2, … Аn то в терминах этой системы аксиом можно сформулировать предложение В0, которое нельзя ни доказать, ни опровергнуть при помощи данной системы аксиом.

Но, может быть, можно к имеющейся системе аксиом добавить еще одну, например, An+1, которая позволит нам вывести В0? Да, это возможно. но тогда обязательно найдется еще хотя бы одно предложение B1, которое невозможно доказать при помощи теперь уже расширенной системы аксиом.

Более того, раз ни В0 ни не-В0 не доказуемы, то можно принять вместо An+1 некую другую аксиому, и тогда будет выводима не-В0. Получим две внутренне непротиворечивых системы, противоречащих, однако, одна другой. И в каждой найдется новое В1 и не-В1.

И т.д., до бесконечности.

Результаты, полученные Гёделем, доказали невозможность построения “всеобщей аксиоматической системы” не только для всей математики, но даже для ее отдельных разделов, например для всей арифметики (хотя для некоторых частных случаев такое построение возможно).

Конечно, теорема Гёделя вовсе не говорит о крахе аксиоматического метода. Потерпели крушение лишь надежды сформулировать такую систему аксиом, из которой можно было бы вывести все истинные предложения математики и логики.

Комментируем:

1. Выход из кризисной ситуации в математике был найден в том, чтобы в каждый момент рассуждений над бесконечным оставлять львиную ее долю за пределами этого бесконечного. Это обстоятельство задается аксиомами теории множеств. Обычно либо допускают бесконечную иерархию типов множеств, где всякое множество типа i может быть элементом множества только типа i+1 (но не i!), либо допускается построение по всякому множеству мощности х множества всех его подмножеств с мощностью 2 в степени х.

2. Тем самым, математическое мышление никогда не работает со всей (абсолютной) бесконечностью. Наоборот, оно работает лишь с ее небольшими кусками в окружении все более умопомрачительных бесконечностей за его пределами. По существу, мы не ушли от абстракции потенциальной бесконечности, а лишь изменили и обобщили угол зрения на нее.

3. Никакая конечная система аксиом не дает надежды познать что-либо большее, чем некоторый конечный кусочек действительности. Все бесконечное разнообразие мира и мысли этот метод навсегда оставляет за бортом науки.

Итак, антиномии Канта через сто лет стали парадоксами математики. Указание Гегеля на то, что следует строго отличать математическое (“дурное”) бесконечное от реального, также через сотню лет было осознано и осуществлено математикой. Его же предупреждения о принципиальных ограничениях познания в конечных понятиях нашло свое отражение в теореме Гёделя о неполноте и неразрешимости (спустя сто лет после смерти Гегеля).

4

Вообще, смысл теоремы Гёделя в том, что всякая более-менее содержательная аксиоматическая теория (рекурсивно) неразрешима и существенно не полна. О неполноте уже немного сказано выше. Скажем (для полноты картины) несколько слов о неразрешимости.

“Доказать” в математике означает, что существует цепочка высказываний, начинающаяся на аксиомах и кончающаяся доказываемым утверждением. Каждый элемент цепочки получается из предыдущих ее элементов при помощи правил вывода, используемых этой теорией.

В некоторых, правда очень простых, случаях аксиоматических теорий всякое разумное утверждение теории может быть либо доказано, либо опровергнуто, т.е. может быть доказано его отрицание. При этом, если мы сформулировали некоторое утверждение, его доказательство (или опровержение) может быть построено автоматически. Иначе говоря, в таких теориях существуют алгоритмы получения доказательства.

В более сложных случаях ситуация резко меняется. В таких теориях предложение этой теории может быть доказуемым, но алгоритма построения доказательства в принципе не существует. Каждое доказательство должно строиться индивидуально, и вид этого доказательства существенно будет зависеть от мастерства, эрудиции и интуиции конкретного математика. Рекурсивная неразрешимость и означает этот факт несуществования алгоритма вывода теорем из аксиом.

О неполноте уже было сказано. В таких теориях всегда есть утверждения, не зависящие от аксиом этих теорий. Их (или их отрицание) можно присоединить к уже имеющимся аксиомам и получить, тем самым, новую, расширенную теорию. Подчеркнем, что можно добавить само утверждение к исходным аксиомам и получить непротиворечивую теорию. Но можно добавить и отрицание невыводимого утверждения и получить другую теорию, ничуть не хуже первой. Конечно, эти теории будут противоречить друг другу, но внутренняя непротиворечивость каждой сохранится в обоих случаях.

Поэтому математики часто говорят, что нельзя утверждать, истинны ли утверждения математики. Можно лишь утверждать, что они непротиворечивы в рамках заданной аксиоматики.

В свое время Гегель, указывая на неразрешимость математического доказательства (если помните, в качестве примера он использовал теорему Пифагора), противопоставлял его диалектическому доказательству, как абсолютно разрешимому, алгоритмизуемому. Это то, что сам он называл “метод”.

Метод Гегеля состоит в повторении триад. Каждая триада начинается с отрицания абсолютно бесконечного, с бесконечного отрицания. Это отрицание разлагает бесконечное на пару конечных объектов. Следующий шаг триады заключается в анализе полученных конечных. Эти конечные противоположны друг другу по операции теперь уже конечного отрицания (т.к. мы перешли в сферу конечного). Каждое не есть другое. В то же время, каждое из них имеет одно и то же определение, а именно: “каждое не есть другое”. Тем самым, они тождественны. Каждое есть и то, и другое. Эта пара взаимоотносительных конечных категорий является единством противоположностей.

Полученное единство указывает на относительный, несамостоятельный характер конечных. Истина этой относительности в том, что эти конечные – лишь противоположные моменты одного целого – абсолютного. Этот третий шаг – переход от конечного к бесконечному – противоположен первому шагу, бесконечному отрицанию, он есть отрицание первого отрицания или снятие первого отрицания, восстановление абсолютного. Но восстановлено не первое абсолютное, а абсолютное в форме различенных моментов.

Теперь мы можем вновь применить триаду к полученному результату. Каждый раз разлагается новое абсолютное с уже выявленными взаимосвязанными сторонами, и выявляется новая пара конечных взаимообусловленых противоположностей-понятий. Эта пара снова изменяет исходное абсолютное и т.д.

Далее, каждое бесконечное, как логический результат предыдущего, есть, в свою очередь, “отрицательное” абсолютное по отношению к первому. Третье абсолютное, будучи отрицательным ко второму, есть “положительное” по отношению к первому.

Таким образом, диалектическое саморазвитие абсолютного имеет спиральную структуру. Сначала – абсолютное бесконечное, затем – относительные конечные, затем антиабсолютное бесконечное, затем антиотносительные конечные, снова абсолютное бесконечное и т.д.

Представление абсолютного парой конечных позволяет рассматривать эту спираль как двойную в области конечного, математического мышления. Каждая образующая этих спиралей представляет собой дискретное множество конечных взаимонепротиворечивых моментов абсолютного, переход от более простых и общих понятий к более конкретным. Однако, ничего не зная об этой спирали, конечному мышлению приходится на ощупь отыскивать всякий новый виток, что и фиксируется в понятии “неразрешимость”. Также, в силу большого числа образующих есть много различных независимых путей конечной мысли, что фиксируется понятием “неполнота”.

5

В этой теме я пытаюсь объяснить три вещи:

1. Что действительно бесконечность бывает разная.

2. Что проблематика, связанная с бесконечным, давно и хорошо известна.

3. Что работа с абсолютной бесконечностью требует принципиально иной логики мышления, ничего общего с “неклассическими логиками” не имеющего.

Требования пункта 1. и 2. вынудили меня прибегнуть к обширному цитированию, дабы было видно, насколько широко обсуждается круг затронутых проблем.

Но продолжим.

До сих пор я писал об общеизвестном и общепринятом (пп.1. и 2.). К ним относятся и парадокс Рассела, и теорема Гёделя. Наша задача – не уклониться от абсолютной бесконечности (это – задача математики), а проникнуть в нее посредством иного способа мышления.

Перехожу к вопросам п.3., о которых и стоит подискутировать.

Итак, отметим для себя две характерные черты математики – конечность ее бесконечных объектов и аксиоматический метод.

Мы же сейчас попробуем рассмотреть абсолютное бесконечное, т.к. конечному бесконечному уже уделили достаточно внимания.

Что же мы хотим сделать?

1. Мы не будем ничего придумывать, а просто построим отрицание математического бесконечного со стороны его конечности, и, соответственно, доопределим понятие отрицания. Т.е., построим понятие бесконечности, противоположное понятию бесконечности в математике.

2. Мы постараемся избегать вмешательства нашего мышления в “жизнь” абсолютного посредством каких бы то ни было специальных аксиом. Мы не используем даже аксиому выбора. Мы не задаем заранее свойства абсолютного, ибо они нам еще не известны. Наоборот, само абсолютное, процессируя в нашем мозге, в нашем мышлении, должно показать нам свои свойства. Это – противоположность метода философии методу математики, противопоставление беспредпосылочного метода философии аксиоматическому методу математики.

Поехали.

Мы будем рассматривать такое абсолютное, вне которого ничего нет.

Первая проблема, с которой здесь сталкивается мышление – что же есть Абсолютное, и чем оно отличается от не-Абсолютного? Что есть не-Абсолютное?

В математике если задано понятие А, то обязательно вне него есть и какое-то В, которое есть не-А. Благодаря конечности математических объектов мы всегда можем построить для них их отрицание, лежащее вне них. Математическое отрицание есть конечное отрицание, оно применимо лишь в области конечных объектов. (Собственно, этому я посвятил предыдущие посты).

Вообще, здесь следует упомянуть о двойственности логики – абстрактной и конкретной логике. Абстрактная сторона говорит, что конъюнкция понятий есть понятие, отрицание понятия есть понятие и т.д. Т.е., она насквозь диалектичнина. Конкретная логика говорит, что конъюнкция А и В не есть ни А, ни В, отрицание А есть не-А и т.д. Т.е., она насквозь метафизична. Однако, вернемся к Абсолютному.

Вне Абсолютного А, по определению, нет ничего, что могло бы быть не-А, нет никакого бытия и нет никакого ничто. Поэтому отрицание Абсолютного необходимо лежит в нем самом, не-Абсолютное есть его другое самого себя (поэтому-то математика здесь отдыхает).

Отрицанием бесконечного, того, вне чего ничего нет, есть то, вне чего что-то есть, т.е. конечное. Но конечное – то вне чего есть нечто, то есть  другое конечное. Тем самым, отрицание абсолютного раскалывает его на пару конечных объектов. Абсолютное исчезает, порождая пару относительных объектов.

Такое отрицание, автоморфизм, разбивающий, раскалывающий абсолютное бесконечное на пару конечных, будем называть бесконечным отрицанием.

6

Итак, бесконечное через отрицание порождает пару конечных объектов. Оно делится, подобно биологической клетке.

Первое, что мы должны отметить в этой связи, так это то, что оба конечных совершенно симметричны, тождественны, у нас нет никакого критерия зафиксировать их как некоторое “одно”, и некоторое “другое”. Использование чего-либо вроде аксиомы выбора было бы ничем не оправданной попыткой внести свою субъективность в рассматриваемый предмет. Более того, такая попытка противоречила бы определению абсолютного, предполагала бы, что оно – по одну сторону, а мышление – по другую, что абсолютное ограничено рассматривающим его мышлением извне. Такая попытка возвращала бы нас в математику, делала бы конечным наше бесконечное.

Отношение тождества наших конечных напоминает принцип тождественности частиц в квантовой механике, и, поэтому, не есть нечто совершенно неизвестное науке (хотя философия обнаружила этот принцип за сотню лет до науки).

Таким образом, если мы и желаем говорить о них, как о некоторых А и В, то всегда должны помнить и их основное отношение: А=В.

С другой стороны, как они сами реализуют свое тождество? В какой форме?

Что бы мы не обозначили через А, о нем можно сказать лишь одно: оно конечно, т.е. вне него существует нечто, что не является этим А, существует не-А. Точно также, не-А – конечно, т.е. и для него существует предел, не-не-А, где оно завершается, наше исходное А. Поэтому мы можем сказать, что А=не-не-А=А (первый закон конечной логики), но это отношение А с самим собой не есть непосредственное отношение. А=А лишь благодаря своему отношению с другим, с не-А.

Известный логический закон тождества А=А имеет место тогда, и только тогда, когда мы мыслим в сфере конечного. И если мы не выходим за эту сферу, мы можем абстрагироваться от взаимодействия понятий, от их опосредования друг другом, опускать в мышлении промежуточный момент не-В:

А=не-В=не-не-А=А.

Но вернемся к нашим А и В. Итак, они совершенно тождественны и конечны, т.е. каждое их них не есть другое, каждое из них есть конечное отрицание другого. Пока что, это единственное, полагаемое ими, определение их тождества. Они тождественны потому, что они есть отрицание другого. Они тождественны потому, что они одинаково соотносятся друг с другом, и это соотношение есть противоположность. Они – противоположные полюса своего отношения, как, например, верх и низ, положительное и отрицательное, и т.д.

Теперь мы получили первый закон диалектики: абсолютное существует лишь как тождество противоположностей.

Заметим, что ничто подобное не может быть высказано вне сферы абсолютного. Тождество противоположностей есть исключительно и только результат бесконечного отрицания абсолютного бесконечного, и вне абсолютного этот закон не имеет ни малейшего смысла.

Понятие онтологично.

Диалектический монизм утверждает, что мышление есть высшая из известных нам форма движения материи. Изучая мышление, мы непосредственно изучаем материю. Наиболее общие свойства и закономерности материи даны нам в наиболее общих свойствах и закономерностях мышления. Соответствующая философия не строит мир из частей, а порождает части целого, преобразует целое. Тождество противоположностей есть самый первый закон мышления (следовательно, материи). Он получается с помощью логики бесконечного понятия. Это – теорема, а не произвольное представление.

Таким образом, то, что лежит в основе мышления (понятие), есть одновременно и основа материи в нашей человеческой форме ее отражения. Поэтому мы говорим, что за Бытием и за Сущностью и Явлением лежит третий онтологический слой – Понятие. Понятие столь же объективно, как и Бытие. Как Сущность и Явление. Понятие восстанавливает единство Сущности и Явления в Бытии.

Пожалуй, следует пояснить подробнее.

Бытие, Сущность, Понятие

1

Обычно считают, что бытие – это бытие, сущность и явление – это сущность и явление, а понятие – это вообще что-то левое.

Категорически протестую!

Сфера Бытия исчерпывающе исследована восточной философией. Истина в этой сфере обнаружена не была. Истина оказалась вне сферы Бытия, вне реального бесконечного, т.е. в сфере конечного. Сущность есть Бытие Бытия. Явление есть Небытие Бытия, Майя.

Сфера Сущности исследована Западом. Мышление Запада – принципиально конечное, разорванное мышление.

Но и в сфере Сущности Истина отсутствует. Истина, как бесконечное, не может быть осуществлена в конечном, она противоречит всякой конечности, она постоянно приходит к парадоксам в сфере конечного. Иначе говоря, Истина пребывает за пределами Сущности, в сущности Сущности, в Понятии. Понятие есть сущность Сущности. В Понятии мышление движется за пределы общепринятого известного. Сущее теряет свой статус совершенного. Мы переходим к сути Сути.

Понятие, как отрицание Сущности, есть тождественное с Бытием Бытие. Понятие есть существенно бесконечное. Понятие, в отличие от Бытия, есть всецело конкретное объективное, существующее вне и независимо от нас, данное нам в ощущениях, копируемое, фотографируемое нашими органами чувств.

Еще раз. Вне Бытия есть Сущность, вне Сущности есть Понятие. Понятие есть Сущность Сущности. Теоретическая философия сегодня идет дальше Сущности.

Гегель пишет: «…понятие есть форма абсолютного, которая выше бытия и сущности».

Понимаем ли мы это?!

2

Сегодня я хочу изложить свой взгляд на Понятие, как на онтологическое Начало.

Мышление, только приступающее к философии, без всяких скидок следует назвать случайным. Поэтому, в качестве предварительной работы, всегда необходимо предпосылать такому мышлению некоторые разъяснения в доступной ему форме. Что мы сейчас и делаем. (На мой взгляд, философская публицистика – важнейшее дело нашего времени. Опыт убедил меня в том, что философия может развиваться лишь на специфической интеллектуальной почве, которой, к сожалению, в нашем обществе пока совершенно недостаточно. На эту тему (о предпосылках, как необходимом моменте философского образования) следовало бы поговорить отдельно).

Итак, Начало (Начало философии вообще) положено “в-себе” в исторически обусловленной форме, в конкретной форме общественного самосознания (вспомните, например, Фейербаха). Также оно положено и “для-себя” как субъективное осознание этого “в-себе”, как философствующий индивид, как Личность. Как “то, что есть”, и как “то, что должно быть”.

Начало, в каждой из этих двух форм обнаруживает в себе два существенных момента: то, что уже есть реально, налично сущее бытие, и то, что есть идеально, как то, что должно быть, как предполагаемый результат. Начало есть чистое различие этих моментов, и ничего более (поскольку чистое различие – не такое уж “ничего”). Реализация Начала есть становление реального бытия в идеальном, и равным образом, наоборот, становление идеального в реальном. Существующее лишь в мышлении должно быть положено в форме объективного. (Положено – значит доказано, а не принято произвольно).

Абстрактно, Начало всегда, во все времена может быть сформулировано, как поиск и построение новой формы мышления. Конкретно же, Начало, стоявшее перед Кантом, совсем не то, что перед Гегелем, перед нами – тоже не то, что перед Гегелем (конечно, если мы предварительно хоть как-то одолели его философию).

Начало конкретной философии, философии понятия, есть требование становления, (перехода) понятия из формы идеального (оно реально существует в нашем сознании как идеальное) в его “то, что оно есть поистине”, в реальное основание вещей и явлений. Таким образом, то что является реальным, нам дано, пока, в качестве идеального, наш же предполагаемый результат должен снять с реального эту его форму неистинности. Реальное в природе должно осознаваться с предикатом “реальное” в мышлении. В этом движении самостановления полуистинного идеального бытия понятия в мышлении в истинную основу вещей и явлений, Бытия и Сущности, и заключается отход от Начала и переход к собственно реализации философской системы. (Конечно, более точно было бы сказать: движение в глубь Начала, самоопосредование его собой и снятие его непосредственной формы в себе в качестве результата).

Однако – и это необходимо подчеркивать аршинными буквами и криками! – роль Понятия в современной философии не только не осознается, но и полностью игнорируется. Эта роль, несмотря на все наследие немецкой классической философии вообще, и Гегеля – в особенности, – просто не подозревается!

До Гегеля понятие было категорией чисто гносеологической. Считалось со времен Платона – и справедливо, – что высшая форма познания – познание в понятиях. Но тот факт, что такое познание приводит к недопустимым противоречиям, не позволяет достигнуть соответствия Бытия Мышлению, неистинно в себе, – ставил следующую дилемму: либо отказаться от познания в понятиях, либо глубже вникнуть в само понятие Понятия.

Познание вне понятий – познание в представлениях, например, – являлось основным способом познания в ранней философии. Эта философия извлекала сущность предмета из его комплекса ощущений, из восприятия. Эта сущность считалась объективно существующей, она была онтологична. В мышлении же она имела форму представления.

Аналогично, древняя философия онтологизировала восприятия в категории Бытие.

Гносеологическое – восприятие, представление, – было также и онтологическим – Бытие, Сущность (Субстанция). И лишь тогда становилось возможным ставить вопрос о соответствии бытия мышлению, вопрос о форме Истины. Появлялась единая почва для объекта мышления и его субъекта. Абсолютное рассматривалось как единство объекта и субъекта, Бытия и Восприятия, Сущности и Представления.

Гегелю принадлежит понимание и формулировка этого центрального философского факта: абсолютное должно рассматриваться не как объект только, но и как субъект. Гегелевская философия отличается от прежней не тем, что она основана на единстве объекта и субъекта, – это свойственно любой нормальной философии, – а тем, что его философия осознала это в отношении Понятия. Его прорыв обусловлен сознательным использованием того, что ранее реализовывало себя бессознательно, запутано, стихийно, порой – стыдливо.

Онтологическое (Абсолют, Материя, – как угодно!) лежит в основе всех вещей и явлений мира, Абсолют формирует человека с его мышлением и формами познания. Гносеологическое есть прямое следствие онтологического.

Понятие, прежде чем стать реальным (а не виртуальным!) орудием гносеологии, должно быть понято как основа онтологии, как объективный Абсолют.

Древние понимали объект, как совокупность свойств. Новая философия видела в объекте являющуюся сущность. Современная философия знает объект как самореализацию понятия. Иначе: Мир как Явление и Восприятие (или, современнее, как Факт и Описание) есть философия Бытия, Мир как Воля и Представление – философия Сущности, Мир как Цель и Идея – философия Понятия.

Онтологическое предшествует гносеологическому исторически, однако понимание роли конкретного гносеологического предшествует его пониманию как элемента онтологии. Последнее онтологически – Бытие, – является первым гносеологически – восприятием. Первое онтологически – Абсолютная Идея – познается последним. Я считаю, что процесс такого (онтологического) понимания в отношении Понятия неоправданно затянулся. То, что мы наблюдаем в так называемой современной философии, есть лишь откат от Понятия, топтание в сфере Сущности или Бытия, та самая послегегелевская схоластика.

Понятию нет места в сфере Сущности и Бытия. Наоборот! Сферы Бытия и Сущности находят свое место, объяснение и оправдание лишь в сфере Понятия и через Понятие. Благодаря Понятию их в-себе-бытие как понятий становится адекватным их бытию-для-себя, выраженному понятием. Эта форма тождественности соотношения бытия и сущности с собой и есть та Истина, которая до и вне сферы Понятия принципиально не может быть постигнута и выражена.

В сфере Бытия, в восприятиях, Истина имеет лишь форму невыразимого ощущения. В сфере Сущности Истина может быть выражена лишь как художественно-религиозное представление. И лишь в сфере Понятия Истина может быть выражена в понятии же.

Даже самые передовые на сегодняшний день философские системы неопозитивизма в их многообразных проявлениях занимаются все теми же вчерашними вопросами: они исследуют сущность понятия, извлекают из понятия его сущность. Тем самым, они низводят понятие до его самой древней формы – до формы восприятия, феномена.

Сущность есть смысл извлекать только из бытия (онтология), представление извлекается лишь из восприятия (гносеология). Понятие же есть результат глубокой переработки мышлением представлений, смысл может иметь только извлечение Понятия из Сущности (а не сущности из понятия, еще раз!..). Тем самым, даже наиболее передовые философские системы современности являются течением мысли в направлении, совершенно противоположном гегелевскому. Попытки “прислюнить” диалектику к таким философиям – абсурдны.

И снова – о Начале. Сначала нужно понять и разъяснить проблематику, ее наличие, ее важность. Показать, что “меж тем, что было, и тем, что будет…” (А.Макаревич) есть противоречие и есть тропа. Далее, показать, что для движения по этой тропе необходима определенная форма мышления. Показать, что такое формы мышления и как они достигаются? Т.е. за постановкой проблемы в ее примитивной форме излагается Феноменология Духа. Затем ставится та же проблема, но в форме мышления, способного ее решить. Решение проблемы есть дело Науки Логики.

Понятие объективно содержится в предмете или процессе

Ныне существующие варианты семантической теории информации исследуют в основном отражение, сопровождающееся производством знаков. Однако это не означает, что содержание отражения без знаков не может измеряться информационными методами; ведь информация, заключенная в содержании любого вида отражения (знакового или незнакового), выступает как определенная характеристика его адекватности, именно семантической адекватности.

От знака не требуется сходства с предметом, которому он соответствует. На это обстоятельство обращал внимание К. Маркс в “Капитале”, когда писал: “Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой. Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только, что его зовут Яковом. Точно так же и в денежных названиях – фунт, талер, франк, дукат и т. д.- изглаживается всякий след отношения стоимостей. Путаница в том, что касается скрытого смысла этих кабалистических знаков, тем значительнее, что денежные названия выражают одновременно и стоимость товаров и определенную часть данного веса металла, денежного масштаба”.

Отражение создает в каждом из взаимодействующих объектов некие следы, знаки этого взаимодействия, некое изменение разнообразия. Например, камень под действием солнечных лучей, меняет свой размер, конфигурацию микротрещин внутри себя, локальную концентрацию растворенных в нем газов. Аналогично, падающий на камень луч отражается уже с иным спектральным составом. Спектр излучения Солнца и спектр, отраженный камнем, имеют вполне осязаемое различие.

Восковая свеча “помнит” как действие температуры на воск, так и действие гравитации – она оплавляется.

Разнообразие в объекте есть Слово, понятие, Логос, а каждый элемент разнообразия есть символ (или знак, простой или составной) в алфавите, на котором сказано Слово. Отражение меняет одно Слово А на другое Слово В. Отражение порождает Суждение: А стало, или перешло в В. Объект “помнит” не просто Слово из разнообразия, но и разнообразие распределения разнообразия – пространственное ли, временное ли, или многообразие еще в каком отношении. Например, объект “тензор” есть многообразие своих определений, выстроенных в порядке становления этого понятия. Иными словами, кроме элементов разнообразия, Слово содержит и алгоритм (в смысле Колмогорова) распределения разнообразий, что и делает это множество со своим алгоритмическим построением отдельным объектом. Объекты отделяются друг от друга как становление по отдельным, различным алгоритмам, которые осуществляют отдельные различные результаты.

А. Н. Колмогоров отмечает, что исходным понятием в теории информации считается “понятие условной энтропии объекта х при заданном объекте у, Н(х/у), которую можно интерпретировать как количество информации, необходимое для задания объекта х в обстановке, когда объект у уже задан”. Эта же идея количества информации как чего-то содержащегося в одном объекте относительно другого переносится А. Н. Колмогоровым и на алгоритмический подход в теории информации. “Замысел определения (понятия алгоритмического количества информации) очень прост, – пишет А. Н. Колмогоров,- энтропия Н(х/у) есть минимальная длина записанной в виде последовательности нулей и единиц “программы” Р, которая позволяет построить объект х, имея в своем распоряжении объект у“. В данном случае имеется в виду уже разнообразие не вероятностей, а отдельных операций (команд) программы в виде нулей и единиц.

Итак, многообразие, порожденное взаимодействиями (а иных многообразий мы не знаем) имеет свой “алфавит”, в котором записано Слово. Алфавит излучения выражается иными символами, нежели алфавит камня. Мы, люди, абстрагируем разнообразие также в конкретном разнообразии алфавита а, б, в, г, …, 0, 1, 2, …. Хотя, достаточно 0, 1 и пяти команд машины Поста. По существу, это разнообразие не отличается от разнообразия микротрещин в булыжнике. На основе этого разнообразия мы можем перевести на человеческий язык любой язык процесса природы. В ограниченном смысле верно и обратное: в практике мы переводим свой язык в язык процессов природы.

Связывая понятие отражения с понятием информации, мы имеем в виду такое существенное свойство информации, как воспроизведение разнообразия отображаемого в отображающем объекте. При этом имеется в виду также и ограничение разнообразия: не все содержание отражаемого объекта воспроизводится в образе. Отражаются лишь некоторые черты, моменты отображаемого.

Что я здесь сказал? Сказал, что объект познания есть некоторая объективная информация, или, в гегелевском языке, понятие. Мы постигаем объективное понятие в предмете познания, а не вымысливаем его из своего мозга. Причем, само постижение есть производственный процесс, формирующий понятие из сырья ощущений по известым объективному мышлению технологиям.

Снова о материи и о категории “материя”

1. Мы придумали категорию “абсолютное бесконечное” или “материя” для обозначения нашего мира. “Материя есть категория” – это только эмпирическое положение начала, но не логическое определение. Это положение теоретически висит в вакууме, его ценность для познания нулевая. Такая же, как ценность суждения типа “война есть война” или “дуб есть дуб”.

Другое, столь же эмпирическое положение – мы наблюдаем наш мир в движении, изменении, т.е. способ существования материи или абсолютного есть самоотрицание, становление себя другим. В логике это выражается в том, что абсолютное отрицает свое определение, дает само себе противоположное определение – абсолютное есть относительное, или абсолютное есть отношение. Стороны этого отношения Гегель называет Бытие и Ничто. Т.е., абсолютное бесконечное, абсолютная идея или материя, ближайшим образом определяет себя как отношение конечных, абсолютное существует в себе, как различие, как отрицающие друг друга стороны различия. Выйти за пределы абсолютного невозможно. Но возможно выйти за пределы его определения в мышлении (само абсолютное только это и делает – производит себя во все более новых и многообразных определениях).

Мы должны ясно различать, как абсолютное или материя определены в себе, от того, как они определены для себя, насколько они познали себя. Мы застаем сегодня материю, подготовившей все предпосылки для самопознания, но еще ни в коей мере не приступившей к производству самосознания. Это противоречие между актуальным бытием материи и ее ее идеальным, потенциальным бытием в форме логического мышления мы и пытаемся реализовать.

2. Таким образом, мы имеем материю в двух ее ипостасях: как то, что есть вне мышления, и как то, что есть в мышлении.

Материя, как она есть вне мышления, представлена бесчисленным многообразием форм и их переходов. Она  определила себя  в это многообразие и предстала нашим чувствам, как бесконечная, положенная эволюцией, определенность.

Материя, как она проникает в мышление, есть, наоборот, вначале совершенно неопределенная идея, обозначенная категорией “материя”. Материя мыслится нами, как нечто всеобъемлющее, нечто, что исключает из себя всякую иную субстанцию. Когда говорят, что, может быть, в нашем мире есть нечто нематериальное, оказывающее влияние на материальный мир, но нами пока не обнаруженное, то здесь мы имеем дело с той же ошибкой, которую вскрыл Дж. фон Нейман в своей тереме о скрытых параметрах.

В квантовой механике всякой физической величине соответствует оператор. Было высказано сомнение: нет ли в микромире чего-то такого, что влияет на его поведение, но нам оно не доступно? Нейман заметил, что если мы находим, что явления микромира отклоняются от наших предсказаний, то мы вводим новый оператор для обозначения этого отклонения и исследуем поведение физической величины, изображаемой этим оператором.  Если же скрытый параметр никак себя не проявляет, то и беспокоиться не о чем.

С материей аналогичная ситуация. Если мы обнаруживаем в нашем мире нечто, нам еще не знакомое, мы говорим, что столкнулись с неизвестной ранее формой материи, а не с фактом исчезновения материи. Если же мы ничего не обнаруживаем, то нечего и языки чесать. Все, что есть, материально по определению.

3. Категория “материя” формируется объективным мышлением в процессе его эволюции. Если материя есть актуально всеобщее, то категория “материя” есть нечто единичное в сфере мышления, погруженное в разнообразие иных продуктов мышления, ассоциированное в них.  Категория “материя” опосредована всем развитием самой материи и затем – развитием материи в форме мышления, есть его конечный непосредственный продукт. Продукт стихийной эманации материи в себя, в свои формы.

Мышление, сталкиваясь с этим своим продуктом, пытается придать ему форму мысли. Вначале материя осваивается в форме ассоциаций (земля, вода, огонь…), затем в форме представлений, художественных (Протей) и религиозных (пантеизм). Наконец – в форме понятия (Кант, Лейбниц, Спиноза).

Нам важно понять здесь, что актуально, онтологически, материя есть абсолютное бесконечное, но категория “материя”, как гносеологическое отражение онтологии, есть нечто опосредованное, обусловленное, погруженное в массу другого материала мышления. Ошибка догегелевской философии заключалась в том, что не было четкого разделения онтологического и гносеологического аспектов познания, смешивались актуальная материя, как демиург категории “материи”, как первичное в производстве сознания,  и сама категория “материя”, как первичное в познании материи.

Итак, хотя сама материя есть то, вне чего ничего нет, и, следовательно, нет ничего, через что ее можно было бы определить (в этом смысле абсолютное несказуемо), но категория материи есть то, вне чего существует целый пласт объективного мышления, обширная плодородная почва, на которой эта категория произрастает. Суть философии заключается в том, чтобы наша категория ассимилировала эту почву, ее “землю, воду и воздух”, в логическую систему (философия занимается только тем, что переводит представления в понятия, по выражению Гегеля).

Философия изначально диалектична: с одной стороны, она имеет дело с актуальной материей, вне которой ничего нет, но которая сама себя уже определила в своем движении, с другой стороны, – философия имеет дело с категорией “материя”, еще совершенно неопределенной и погруженной в стихию всего многообразия объективного мышления.  Неумение отличить эти два объекта познания – материю актуальную и материю, как категорию, обычно является источником философских ошибок. Категория “материя” лишь в своем логическом движении становится бесконечным понятием, тем, что она есть по истине, вначале же системы она опутана всем содержимым мышления и никак не может быть названа “в себе свободным понятием” – она еще вообще не понятие.

Покрутимся еще немного в абстракциях.

Логика – форма, в которую облекается знание. Формальная логика есть форма математики. Математика оформляет естественно-научные факты. Факты, касающиеся только метафизических объектов. Диалектические объекты, которые одновременно являются как объектами, так и субъектами, оформляются диалектической логикой. Первоначальная наша задача – построить собственно эту логику, как систему категорий мышления.

Конечно, строить ее полностью мы здесь не будем. Посмотрим только на принципы построения.

Мы построили предельно абстрактную категорию – то, вне чего ничего нет. Дадим ей имя – Абсолютное Бесконечное (Аристотель, в другой связи, дает ей имя “Целое”). Применяем к ней операцию абсолютного отрицания. Получаем что-то другое. Назовем его Относительное Конечное. Конечное, т.е. в отношении с чем-то. Т.е., наше Абсолютное сменило форму, стало относительным. Конечное – то, вне чего что-то есть, другое Конечное. Пороемся в известных нам категориях и подберем что-нибудь подходящее для обозначения этих конечных. Например, Бытие и Ничто. Они совершенно тождественны по построению, отличаются только своим отношением друг к другу: каждое есть другое по отношению к другому. Каждое есть аристотелевское отрицание другого. И никакого иного содержания мы здесь не имеем. Только можно сказать: Абсолютное есть тождество Бытия и Ничто. Связь между Бытием и Ничто – чисто логическая: каждое есть отрицание другого. Уберите одно – исчезнет и другое. Таким образом, Бытие и Ничто существуют через логическое отношение друг с другом – как логический переход от Бытия к Ничто (назовем его исчезновением), и как логический переход от Ничто к Бытию (назовем его возникновением). Вне этой связи они не существуют. Таким образом, Бытие и Ничто – не самостоятельные конечные сущности, а логические моменты единого целого – Абсолютного бесконечного. Абсолютное Бесконечное, как единство Бытия и Ничто, назовем Становление.

Применим операцию абсолютного отрицания к Становлению. Оно вновь распадается на пару относительных категорий, каждая из которых уже не есть нечто цельное, а является смесью Бытия и Ничто. Эти категории также соотносятся друг с другом, как раньше соотносились Бытие и Ничто. Назовем их Нечто и Другое. Теперь переход Бытия в Ничто и обратно конкретизируется как переход Нечто в Другое и обратно. Определение этих категорий также логически взаимообусловлено: Нечто определено через Другое, а Другое – через Нечто. В Нечто содержится его Другое по определению. Как и в Другом – Нечто. Единство этих моментов Становления заслуживает своего имени. Назовем форму Абсолютного, как единство Нечто и Другого, Наличным Бытием.

По существу, мы запустили здесь логический автомат, который формирует все более сложную конструкцию. Мы подбираем из интуиции подходящие категории для элементов этой конструкции, т.е. отождествляем интуитивные представления с логически определяемыми понятиями. Философия переводит интуитивные представления в логическую систему понятий, как сообщает Гегель.

Посмотрим на примере, как это все работает.

«Капитал» разворачивается как система категорий «Науки логики». Логической системе все равно, где, в каком языке разворачиваться, как и ДНК все равно, в каком организме реплицироваться. В нашем случае, логика разворачивается в языке политической экономии. Это значит, на каждом этапе логического самодвижения нужно суметь увидеть, как в экономике называется то, что получилось в логике. Начало логического движения есть простое непосредственное, или, иначе, абсолютное бесконечное, или, еще иначе, целое. Есть то, что несет в себе в свернутом логическом виде всю систему определений предмета, как желудь несет в себе всю систему определений дуба, например.

Может оказаться, что для полученной конструкции по каким-либо причинам в языке нет подходящего имени. Например, если мы ушли в логическом развертывании предмета дальше, чем осознанная в языке практика. Тогда придется давать свои определения («производительные силы», «производственные отношения», «формы общения» и т.п.) и растолковывать на понятном языке, что это такое.

Просматриваем словарь экономики и понимаем, что на роль желудя лучше всего подходит категория «товар». Это и будет моделью абсолютного бесконечного.

Далее, абсолютное бесконечное отрицает себя в пару относительных конечных. В логике им соответствуют категории «бытие» и «ничто». Ищем в словаре экономики подобные конечные категории, на которые разлагается понятие товар. Лучше всего подходят на эту роль относительные конечные категории «абстрактная меновая стоимость» и «абстрактная потребительная стоимость».

Категории «бытие» и «ничто» – конечны. Однако, каждая из них конечна не по своей внутренней природе, а потому, что ее ограничивает другая категория. Причина конечности «бытия» не в нем самом, а в «ничто». Так же и причина конечности «ничто» не в нем самом, а в «бытии». Каждое имеет свое определение конечного не в силу своей собственной природы, а благодаря исключительно другому моменту. Определения как «бытия», так и «ничто» лежат за их пределами, в «ничто» – для «бытия», и в «бытии» – для «ничто».

Дефиниция есть негация. Определение есть отрицание (Спиноза, Гегель, Маркс).

Такое отношение логического взаимоопределения называют отношением логической взаимообусловленности.

Именно это логическое отношение мы наблюдаем в товаре между его моментами абстрактной меновой и абстрактной потребительной стоимостями. Товар имеет стоимость, потому что он полезен. Полезность же товара порождена трудом, стоимостью. И стоимость, и полезность не существуют в себе, а существуют в другом. Товар обладает стоимостью не потому, что в нем заключен труд, а потому, что он полезен. Полезен же он не потому, что он таков от природы, а потому что полезность этого предмета создана трудом.

Итак, абстрактная вначале, неопределенная категория «абстрактный товар» посредством операции абсолютного отрицания полагает себя в двух своих конечных, взаимообусловленных моментах: «абстрактной меновой стоимости» и «абстрактной потребительной стоимости». Каждый момент еще не положен в себе этим отношением, каждый момент положен лишь внешним образом, через свое другое, каждый есть другое. И в этом они совершенно тождественны. Нет никакого способа хоть как-то определить один вне другого. Они полностью тождественны с точки зрения логики (хотя, интуитивно различаются, но интуиция здесь – плохой помощник).

И ничего больше в этом соотношении нет. Абстрактное тождество абстрактных противоположностей.

Эта логическая взаимообусловленность, связывающая моменты абстрактного товара, образует, в свою очередь, нечто целое. Но целое уже не как неопределенная категория абстрактного товара, а как целое вместе с различием переходящих друг в друга моментов. Бесконечное статичное понятие «товар» изменило свою форму, превратилось в живое логическое движение своих моментов, стало динамическим целым, становлением. Процесс становления товара, как единства стоимости и потребительной стоимости, следует тоже как-то назвать, подобрав соответствующее слово в словаре экономики. Такое слово – труд.

Здесь труд – динамическая абстрактная форма товара. Здесь заложен источник категории «рабочая сила». Постепенно, в процессе логического движения, труд обрастет конкретностью, станет товаром в конкретной динамической форме. Но до этого, пока далеко. Мы же вернемся к логике.

Труд есть динамическая форма абстрактного товара. Эта форма распадается, после применения операции абсолютной негации, на пару динамических моментов – абстрактный труд и конкретный труд, каждый из которых есть смесь стоимости и потребительной стоимости. Эти моменты труда также логически взаимообусловлены, и эта взаимообусловленность порождает новое статическое целое – конкретный товар.

Конкретный товар есть первая определенность, тождественная абстрактному товару, есть отрицание отрицания абстрактного товара посредством труда. Это – форма первой логической определенности категории абсолютного бесконечного (целого), форма, которую обрело целое в конце своего первого цикла развития, форма конкретного целого, конкретного, наличного бытия (последний термин, правда, нельзя признать удачным). Категория, обозначающая эту определенность есть качество. Так положенная категория качества теперь пронизывает всю систему категорий. Всякое конкретное целое обладает качеством, в том числе и сама категория качества. Качество качества, безразличное к конкретным качествам конкретных целых, есть количество, т.е. качество вообще.

Конкретное целое теперь определено как конкретно качественно, так и абстрактно качественно (количественно). Логическая взаимообусловленность качества и количества порождает новую форму конкретного целого – меру.

В отношении конкретного товара его качественная сторона в языке экономики соответствует конкретной потребительной стоимости, его количественная, безразличная качеству, сторона – его меновой стоимости. Мера есть отрицательное к конкретному статическому товару динамическое единство стоимости и потребительной стоимости. Одновременно, это есть отрицание предыдущей динамической категории «труд». Тем самым, мера в товарном мире есть снова динамическая форма товара, но вне процесса труда – есть обмен.

Абсолютное отрицание обмена полагает стоимость как потребительную стоимость, а потребительную стоимость, как стоимость, говоря экономическим языком. В труде осуществляется переход от внешнего отношения абстрактных меновой и потребительной стоимостей, от бытия-вне-себя, к в-себе-бытию, говоря логическим языком. В обмене осуществляется переход товара от в-себе бытия в для-себя-бытие товара – деньги.

Товар в форме в-себе-и-для-себя бытия своих внутренних моментов – стоимости и полезности – переходит в новую статическую форму – в форму денег. Здесь мы переходим в сферу Сущности и Явления.

Кратко далее.

Деньги вновь распадаются на два момента. На сущность – производительный капитал, и явление – финансовый капитал. Развитие этих моментов приводит к их новому в-себе-и-для-себя отношению – госмонополизму, где явление – финансовый капитал – переходит в сущность, а сущность – производительный капитал – становится явлением. Общественное производство становится видимостью. Групповое присвоение общественного производства в своих, узколассовых целях – сущностью.

Дальнейшее движение осуществляется в сознательной сфере, в сфере Понятия. В этой сфере товар, как общественное отношение, полагает себя в форме элитаризма и эгалитаризма, в логической ваимообусловленности этих форм окончательно снимает с себя все свои предыдущие формы, освобождается от отношений стоимости и потребительной стоимости, переходя в продукт (возвращаясь к своей первобытной, дотоварной форме). Отличие лишь в том, что теперь не стихийная природа владеет человеком, а сознательный человек владеет рукотворной природой.

Тем самым, завершено отрицательное движение от статического неопределенного непосредственного целого – первобытного гуманизма к динамическому положительному гуманизму.

Вот, ИМХО, примерно, те логические рамки, в которых лежит марксизм. Марксизм здесь кончается. История продолжается.

Вот, ИМХО, примерно, та логическая форма, в которой следует излагать и осознавать как марксизм вообще, так и «Капитал» – в частности.

Сделаем еще одно замечание.

При конструировании системы следует строго различать ее язык и метаязык, на котором мы обсуждаем систему. Постепенно все категории ассимилируются в языке системы, получают свое место и определение. Система завершается определением Абсолютного Бесконечного, как конкретного. Начинается же с Абсолютного Бесконечного, как абстрактного неопределенного.

Гегель тщательно следит за тем, что уже “положено” в систему, а что еще “не положено”. Маркс же этот момент полностью игнорирует. Он пользуется одновременно и понятиями, которые “положены”, определены в его системе логически, и просто представлениями и ассоциациями метаязыка.

Маркс, вслед за Фейербахом, не понял логики Гегеля и откатился в мышление в представлениях. Остановился в философии на уровне дуализма Канта. Этот недостаток марксизма постепенно выродился в то, что я называю “вульгарным диаматом” и что совершенно справедливо было раскритиковано Поппером.

Ответы на возражения.

Возражение 1. Докажите документально свое обвинение марксизма в дуализме!

Есть гносеологический аспект. Но есть еще и онтологический. Поясню. И поскольку это требуется, с цитированием.

Маркс проводит, в частности, последовательное различие между вещами и общественными отношениями, опосредованными вещами. Или в философии – между природой и мышлением, опосредованном природой.

Однако, это различие в марксизме не является столь абсолютным, как это было в догегелевской философии.

Как пишет Ленин в “Философских тетрадях ” в разделе “К вопросу о диалектике”

“…философский идеализм есть одностороннее, преувеличенное,… развитие (раздувание, распухание) одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от материи, от природы, обожествленный “.

Г.П.Афанасьев в работе “Основной вопрос диалектики” пытается вникнуть в проблему субстанции в марксизме. Он пишет:

Цитата:

“Материя есть первичное. Ощущение, мысль, сознание есть высший продукт особым образом организованной материи. Таковы взгляды материализма вообще и Маркса – Энгельса в частности” (Ленин).Эти взгляды оказываются верными лишь в случае, когда понятие материи несет только гносеологическую функцию. При наличии у материи и субстанциальной функции по отношению к идее, оказалось бы, что общее породило свое частное, существуя отдельно от своего частного, и не тождественно ему.

Попытки придать понятию материи еще и субстанциальную функцию ведут к смешению материализма с идеализмом. На этот факт неоднократно обращал внимание В.И.Ленин: “Что мысль и материя действительны”, то есть существуют, это верно. Но называть мысль материальной – значит сделать ошибочный шаг к смешению материализма и идеализма” (Ленин). К такому же смешению приводит очевидно и попытка рассматривать материю идеальной.

В.И.Ленин, однако, не раскрывает до конца причину смешения материализма и идеализма: “Что в понятие материи надо включить и мысли, как повторяет Дицген в “Экскурсиях” (стр.214 цит.кн.), это путаница, ибо при таком включении теряет смысл гносеологическое противопоставление материи духу, материализма идеализму, на каковом противопоставлении Дицген сам настаивает. Что это противопоставление не должно быть “чрезмерным”, преувеличенным, метафизическим, это бесспорно (и в подчеркивании этого состоит большая заслуга диалектического материалиста Дицгена). Пределы абсолютной необходимости и абсолютной истинности этого относительного противопоставления суть именно те пределы, которые определяют направление гносеологических исследований. За этими пределами оперировать с противоположностью материи и духа, физического и психического, как с абсолютной противоположностью, было бы громадной ошибкой” (Ленин, т.18, с.259).

Как видим, В.И.Ленин ограничил причину смешения материализма и идеализма объяснением выхода у Дицгена понятия материи за рамки гносеологии. Дальше вопрос он не исследовал, но заложил такую возможность в направлении поиска общего для материи и идеи, в направлении поиска субстанции всего, отмечая при этом мысль Гегеля, что “Она” (die Substanz) “есть бытие во всяком бытии”… (Ленин, т.29, с.142). Материю, следовательно, он не наделяет функцией субстанции всего. Еще более убедительно эта мысль выглядит в поставленной им задаче: “надо углубить познание материи до познания (до понятия) субстанции, чтобы найти причины явлений” (Ленин, т.29, с.142).

Не является материя всеобщей субстанцией и у Ф.Энгельса, так как, во-первых, он не использует ее как субстанцию в определении материализма и, во-вторых, понимает только как общее явлений, исключая идею: “Вещество, материя есть не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагировано это понятие; движение как таковое есть не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения; такие слова как “материя” и “движение”, суть не более, как сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свойствам, множество различных чувственно воспринимаемых вещей. Поэтому материю и движение можно познать лишь путем изучения отдельных веществ и отдельных форм движения; и поскольку мы познаем последнее, постольку мы познаем также и материю и движение как таковые” (Маркс-Энгельс, т.20, с.550).

Ф.Энгельс определил материю как общее, но не дал конкретного определения специфики этого общего, отличающей его от другого общего – идеи. Впервые такое определение сделал В.И.Ленин, увидевший, что специфика эта состоит “в “простом” повторении: то или другое берется за первичное” (Ленин, т.18, с.149).

“Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них” (там же, с.131).

Этим определением В.И.Ленин окончательно ниспроверг материю с пьедестала всеобщей субстанции.

Несовместимость всеобщей субстанциональной функции с гносеологической функцией в понятии материи приводит также еще к одному выводу: познание всеобщей субстанции должно происходить не за счет углубления познания материи и не в рамках материи, а за счет познания общего для материи и идеи.

И что же? Советская философия восполнила этот пробел с субстанцией? Ничуть, пишет Афанасьев.

Цитата:

Учение о всеобщей субстанции в советской философии нашло отражение лишь в том, что в качестве всеобщей субстанции в ней была признана ниспровергнутая с этого места материя, да в том, что это учение называлось как главная часть многих домарксистских философских систем. При этом учение о субстанции даже и не относится к философскому, а только к естественнонаучному, так как его сущностью является учение об устройстве субстанции и мира, а не учение об отношении мышления к бытию

Таким образом, ИМХО, классики порой сравнительно вольно пользовались категориями “субстанция”, “материя”, “сознание”. Только из контекста можно вычленить, о чем идет речь – о материи, как вещественном субстрате (онтология) или о материи в отношении к сознанию (гносеология). Сами они эти вопросы оставили нам на “засыпку”. С чем мы благополучно справились – “засыпались”.

Еще раз подчеркну, что марксизм остался на позициях декартовского дуализма. И Ленин, при изучении Гегеля, это осознал (повторю):

“надо углубить познание материи до познания (до понятия) субстанции, чтобы найти причины явлений” (Ленин, т.29, с.142).

Как видим, все документально и ничего личного :)

Возражение 2. Почему Вы считаете деятельность мышления материальной практикой?!

Теперь немного разъясним тезис о соотношении философии и практики. Александр пишет:

Цитата:

Два абсолютно несовместимых противоречащих друг другу вывода. Первый – материалистический, основанный на примате материальной практики человека, которая даёт ценный материал опыта для последующего осмысливания его. Второй – трансцендентальный, основывающий деятельность человека на априорном сознании – «чистой» или «теоретической» философии», совершенно не зависящей от практики и опережающей её.

Дело в том, на мой взгляд, что философия – прежде всего эмпирическая наука. Как и палеонтология, археология или история, она имеет дело, прежде всего, с “ископаемыми останками” объективного мышления, представленного, в частности, исторической эволюцией философских систем. Как пишет Гегель, философия никогда не опережает практику, а наоборот, следует за ней. Вначале была выработана практика логического мышления, например, а уж затем последовало ее философское осмысление Аристотелем. В гегелевской “Истории философии” мы можем наблюдать, как медленно, ощупью нарабатывалась практика диалектического мышления.

Второй момент, относящийся к философии – ее практическая значимость. Понимание эволюции форм мышления, например, практически важно для педагогики. В частности, исследования Лурии, Выготского, Пиаже и других хорошо подтверждают теорию эволюции мышления, основы которой заложены в “Феноменологии Духа”.

Понимание такой формы, как логическое мышление в конечных понятиях, породило науку. Причем, два тысячелетия человечество не могло толком понять, зачем нужна логика Аристотеля, пока не пришел Бэкон.

Сегодня перед нами задача: научиться строить диалектические модели естественных объектов и процессов, таких, как общество, эволюция, развитие, мышление и т.п. И на основе этих моделей конструировать системы управления ими.

Возражение 3. Философия – наука и только наука!

Далее я приведу более подробное разъяснение отношения науки и философии.

И Гегель, и Маркс еще рассматривают философию, как ветвь науки (если не ее ствол). Маркс говорит, что цель науки – познание абсолютного, вечного, бесконечного.

Спустя сто лет, после кризиса оснований математики, претензии науки, как они изложены авторами из венского кружка, стали скромнее: цель науки – познание относительного, преходящего, конечного.

Рудольф Карнап (авторитетный идеолог науки, как и Поппер) заявляет, что научным утверждением может быть только то, которое построено на осмысленных понятиях. Из бессмысленных понятий никакое научное утверждение построить нельзя. Бессмысленными же объявляются все основные понятия метафизики (философии). Фактически, это весь категориальный аппарат мышления. Понятие науки обязано иметь форму аристотелевского определения – иметь родовой и видовые признаки. Категории этому требованию не отвечают. Ведь понятно, наверное, что абсолютное бесконечное не может быть понятием, т.е. иметь род и вид по отношению к другим понятиям. И, следовательно, оно бессмысленно в науке.

Развитие этой позиции приводит к заключению, что все системы гуманитарного современного знания ненаучны (Карнап). Ненаучна также теория эволюции Дарвина (Поппер). Политическая экономия Маркса. И т.д. Хотя Моррис Корнфорт и пытается противостоять Попперу в этом отношении, однако, не слишком удачно.

Тем самым, мы сегодня имеем исходящую из науки ее самоидентификацию, отказывающую философии в научности. И с моей стороны было бы ложью утверждать что-то иное, нежели то, что признано самой наукой. Но, с другой стороны, следует категорически признать, что философия возникает из науки, как реакция на ее требование развития форм познания. Т.е., исчерпывает себя не познание, а его конкретная научная метафизическая форма. Подробнее этот вопрос освещает И.Пригожин в своей книге “Порядок их хаоса”.

В чем заключается идеализм Гегеля с точки зрения Эвальда Васильевича Ильенкова, безусловно, одного из наиболее подкованного марксиста-диалектика? Только в том, что Гегель гипертрофирует значение научного мышления. И все. Не в защите Бога или какого иного солипсизма или идеализма. Он – монист. Как где-то писал Маркс, в диалектике снимается противоположность материализма (натурализма) и идеализма.

Но, как мы теперь, после Рудольфа Карнапа и Карла Поппера понимаем, это гипертрофирование имело свои, очень веские, основания.

Возражение 4. Афористичность и популяризация недопустимы в философии.

Я не могу отказаться от афористичности и популяризации. Я здесь только набрасываю мозаику для людей, далеких от философии, с целью дать им некоторое представление об этой области. И делаю это потому, что убежден: практически никто не понял диалектики Гегеля и, соответственно, Маркса. Поэтому социология Маркса оказалась для нас “в тумане”. Мы ее, по большому счету, не понимаем и не умеем применять. Такие вещи, как объективное мышление, бесконечное понятие, абсолютная негация, как мы знаем, неизвестны подавляющему большинству даже профессиональных философов, не говоря уже о простых смертных.

Возражение 5. Нельзя ограничивать философию только мышлением в понятиях.

Платон проводит в “Софисте” примерно такую мысль: софистика – мышление в представлениях, а философия – обязательно мышление в понятиях. Гегель уточняет – в бесконечных понятиях. Бесконечное понятие – принцип философии. Поэтому диалектическое рассмотрение таких вещей, как общество, понятие, мышление возможно только в сфере мышления в бесконечных понятиях. Вне этой сферы можно говорить об этих вещах только представлениями, религиозно-художественными метафорами. Фактически, вся философия после Гегеля не поднимается выше софистики в смысле Платона. И здесь не исключение ни Фейербах, ни Бергсон, ни Ильенков, ни Лосев, ни Ильин, ни Спенсеры (как Герберт, так и Ллойд), ни…, ни…, ни…

Мышлением в понятиях (но исключительно в конечных) может похвастать неопозитивизм. К чему это приводит – я уже писал.

Поэтому я только изображаю картинки. Разница с другими в том, что я понимаю, что это не философское изложение. “Философы-профессионалы” не понимают и этого.

Возражение 6. Диалектика Гегеля давно и всем знакома и понятна.

Мы, на мой взгляд, не обладаем мышлением в бесконечных понятиях, не знаем его логики, не имеем методологии его освоения. Мы вообще и абсолютно не слышали ничего ни о бесконечном понятии, ни о бесконечном отрицании, ни, следовательно, о Гегеле. Как писал Энгельс, даже животным стихийно, от природы, доступны начала логического мышления, но диалектике можно только сознательно обучиться. И, кроме компендиума Гегеля, никаких других учебников в природе нет. Нет до сих пор.

Если мои небольшие рассказы о философии побудят кого-то к изучению и развитию этого предмета – этой формы мышления – я буду считать, что не зря изнашивал клавиатуру.

Критика К.Поппером вульгарного диамта

1

Эпиграф: “Вот незадача! А я-то, по простоте своей, был уверен, что мыслю сугубо диалектически”.

Поговорим о диалектике, ибо это центр марксизма. Как я говорил, есть две философии, по большому счету – либерализм и марксизм. Либерализм держится на аристотелевской логике, марксизм – на диалектической. Т.е. одни и те же предметы марксизм и либерализм рассматривает с точки зрения разных систем мышления. Что такое математическая (или аристотелевская) логика – мы знаем неплохо. Что такое диалектическая логика – марксизм нам ничего не сообщает кроме того, что она изложена в “Науке Логики” и “Энциклопедии философских наук” Гегеля. Гегель пытался ее упростить до уровня изложения в старших классах гимназии, но был вынужден признать, что эта попытка с треском провалилась. Никто ничего не усвоил по его “Пропедевтике”. Таким образом, диалектическая логика на сегодя представлена одним-единственным автором – Г.В.Ф.Гегелем. И все. Больше нет ни одного. Можете не искать.

Другое дело, что популяризация для масс, далеких как от философии, так и от науки и религии, была выполнена классиками в большом объеме. Это, конечно, не диалектика, как, например, и рассказ о том, как считать баранов – не исчисление предикатов. Однако, либерализм охотно воспользовался случаем, чтобы заявить, что это полупоэтическое представление и есть диалектика. Тем самым, в мире появились две диалектики: диалектика марксизма, изложенная Гегелем, и “диалектика марксизма”, изложенная либерализмом (антикоммунизмом). Приведу представление о диалектике, данное убежденным антикоммунистом доктором Карлом Поппером. Практика показывает, что с этим определением согласны не только либералы, но и 102.4% “марксистов”, существовавших в последние полвека, как минимум. Итак, описываем “диалектику по Попперу”.

1. Диалектика — это теория развития. Согласно ей нечто — в частности, человеческое мышление,— в своем развитии проходит несколько ступеней. Например, сначала — выдвигается некая идея, теория или движение. Эта новая идея (теория, движение) вызовет противоположение, оппозицию, поскольку, как и большинство вещей в этом мире, она, вероятно, будет небесспорна, то есть не лишена слабых мест. Противоположная ей идея (или движение) направлена против первой. Борьба между идеей и ее отрицанием продолжается до тех пор, пока не находится такое решение, которое в каких-то отношениях выходит за рамки как исходной идеи, так и ее противоположности, признавая, однако, их относительную ценность и пытаясь сохранить их достоинства и избежать недостатков. Это решение называется синтезом. Однажды достигнутый, синтез, в свою очередь, может породить новую идею, если оказывается односторонним или неудовлетворительным по какой-то другой причине. Ведь в последнем случае снова возникнет оппозиция, а значит, синтез можно будет рассматривать как новый тезис, который породил новый антитезис. Таким образом, диалектическая триада возобновится на более высоком уровне; она может подняться и на третий уровень, когда достигнут второй синтез.

2. Едва ли можно сомневаться в том, что диалектическая триада хорошо описывает определенные ступени в истории мышления, особенно в развитии идей, теорий и социальных движений, опирающихся на идеи или теории.

Дело не в терминах. Например, вместо терминов «тезис», «антитезис» и «синтез» можно описать диалектическую триаду с помощью терминов «отрицание (тезиса)» — взамен «антитезиса» и «отрицание отрицания» — взамен «синтеза». Можно употреблять термин «противоречие» там, где применимы термины «конфликт», «противоположная тенденция» или, может быть, «противоположный интерес» и т. д.

3. Диалектика несколько отличается от общей теории проб и ошибок. Действительно, в рамках теории проб и ошибок достаточно сказать, что неудовлетворительная точка зрения будет опровергнута. Диалектик же настаивает, что этого недостаточно. Он подчеркивает, что, хотя обсуждаемая точка зрения (или теория) может быть опровергнута, в ней имеется, по всей вероятности, нечто достойное сохранения,— иначе она вряд ли была бы вообще выдвинута и воспринята всерьез. Это рациональное зерно тезиса, вероятно, наиболее отчетливо осознается теми, кто защищает тезис от нападок оппонентов, сторонников антитезиса. Следовательно, единственно приемлемым исходом борьбы будет синтез, то есть теория, в которой сохранены наиболее ценные элементы и тезиса, и антитезиса. Синтез обычно представляет собой нечто гораздо большее, нежели конструкцию из материала, доставляемого тезисом и антитезисом.
Необходимо признать, что подобная диалектическая интерпретация истории мышления может быть вполне удовлетворительной и добавляет некоторые ценные моменты к интерпретации мышления в терминах проб и ошибок.

4. Наша критическая установка создает антитезис, и там, где она отсутствует, никакой антитезис создан не будет. На самом деле происходит битва умов, и именно умы должны быть продуктивны и создавать новые идеи.

5. Обратимся, скажем, к развитию физики. Здесь мы можем найти очень много примеров, которые вписываются в диалектическую схему. Так, корпускулярная теория света, будучи сначала заменена волновой теорией, была «сохранена» в новой теории, которая заменила и ту, и другую. Если говорить точнее, формулы старой теории обычно могут быть описаны — с точки зрения новой теории — как приближения, то есть они оказываются почти корректными, настолько, что их можно применять либо если мы не нуждаемся в очень высокой степени точности, либо даже — в некоторых ограниченных областях — как совершенно точные формулы.
Все это говорит в пользу диалектической точки зрения.

6. Диалектики указывают, что противоречия имеют огромное значение в научном мышлении,— столь же важное, сколь и критика. Ведь критика, в сущности, сводится к выявлению противоречия. Это может быть противоречие либо в рамках критикуемой теории, либо между этой теорией и другой теорией, которую у нас есть основания принять, либо между теорией и определенными фактами — точнее, между теорией и определенными утверждениями о фактах. Критика всегда лишь указывает на противоречие или же, можно сказать, просто противоречит теории (то есть служит утверждению антитезиса). Однако критика является — в очень важном смысле — главной движущей силой любого интеллектуального развития. Без противоречий, без критики не было бы рационального основания изменять теории,— не было бы интеллектуального прогресса.
Противоречия — особенно, конечно, противоречия между тезисом и антитезисом, которые создают прогресс в форме синтеза,— чрезвычайно плодотворны и действительно являются движущей силой любого прогресса в мышлении. Поэтому диалектики считают, что нет нужды избегать столь плодотворных противоречий. Более того, противоречий вообще нельзя избежать, поскольку они встречаются в мире всегда и повсюду.

7. Утверждение п.6. значительно ограничивает роль закона противоречия (или, более полно, закона исключения противоречий). Поскольку противоречия – объективны, то этот закон традиционной логики следует ограничить. Диалектик считает, что диалектика приводит тем самым к новой логике — диалектической логике. Диалектика, помимо того, что она является теорией развития, оказывается одновременно и логической теорией, в которой закон исключенного третьего имеет ограниченное применение.

Диалектическая логика является частью — причем наиболее совершенной — реформированной, модернизированной логики.

Пока остановлюсь здесь в изложении точки зрения Поппера на диалектику. Прошу обратить внимание: в п.1.-7 содержатся три центральных мысли:

а) Предмет диалектики – развивающиеся процессы.
б) Метод познания и описания таких процессов – диалектическая логика.
в) Диалектическая логика отличается от традиционной тем, что закон исключенного третьего в ней не является законом, т.к. в действительности могут одновременно иметь место как А, так и не-А. (Например, стрела находится и не находится в определенном месте).

Я заранее уверен, что, несмотря на то, что все здесь присутствующие убеждены, что они знают, что такое диалектика, против приведенной “диалектики” ничего возразить не смогут.

В чем несостоятельность такого понимания “диалектики”, как метода исследования?

2

Теперь расскажу, почему попперовский взгляд на диалектику уничтожает ее, как метод познания, на корню. Это очень важно понять, чтобы потом ни при каких условиях не путать то, что мы называем “диалектика” с тем, что назывют (или должны бы называть) диалектикой в марксизме.

Суть критики диалектики Поппером основана на необходимости в логике закона исключенного третьего. Наличие этого закона – минимальное требование для осуществления системного мышления. Могут быть требования и пожестче, как мы увидим. Но не помягче. Покажем это.

Логический вывод осуществляется в соответствии с определенными правилами вывода. Вывод общезначим, если общезначимо правило вывода, на которое он опирается; а правило вывода общезначимо, если и только если оно никогда не приводит от истинных посылок к ложному заключению; или, другими словами, если оно безошибочно переносит истинность посылок (при условии, что они истинны) на заключение.

Присмотримся к логике. Пусть “А” и “В” – элементарные высказывания. Высказывание “А или В” назовем составным высказыванием. Это высказывание истинно, когда истинно одно из (или оба) элементарных высказывания “А”, “В”. Иначе говоря, это высказывание ложно тогда и только тогда, когда ложны оба элементарных высказывания.

Таким образом, истинность хотя бы одного из элементарных высказываний “А”, “В” переносится на составное высказывание “А или В”.

Итак, если высказывание “А” истинно (посылка), то истинно и высказывание “А или В” (заключение). Это – первое правило логического вывода.

Далее, пусть истинно высказывание “не-А” и пусть истинно высказывание “А или В”. Тогда, т.к. “А” ложно, то необходимо истинно “В”.

Это – второе правило логического вывода: если “не-А” истинно (первая посылка) и “А или В” – истинно (вторая посылка), то истинно “В” (заключение).

Теперь пусть имеются два истинных, но противоречащих друг другу высказывания. Например, высказывание “А” звучит так: “Стрела находится в данном месте” и высказывание “не-А” звучит так:“Стрела не находится в данном месте”. В качестве высказывания “В” возьмем высказывание “2+2=7″.

Так как “Стрела находится в данном месте” – истинное высказывание, то истинно и высказывание “Стрела находится в данном месте или 2+2=7″ (по первому правилу вывода).

Далее, так как высказывание “Стрела не находится в данном месте” – истинно (первая посылка), и по ранее полученному “Стрела находится в данном месте или 2+2=7″ – истинно (вторая посылка), то истинно высказывание “2+2=7″ (заключение по второму правилу вывода). Тем самым доказано, что 2+2=7!

Отсюда мы видим, что если теория содержит противоречие, то из нее вытекает все на свете, а значит, не вытекает ничего. Теория, которая добавляет ко всякой утверждаемой в ней информации также и отрицание этой информации, не может дать нам вообще никакой информации. Поэтому теория, которая заключает в себе противоречие, совершенно бесполезна в качестве теории.

Итак, отказываясь от закона противоречия, мы оказываемся вне сферы научных методов мышления. Скатываемся к религиозному мышлению, к общепринятому неформализуемому “с одной стороны”, “с другой стороны”. С этой точки зрения упреки современному марксизму, разделяющему позицию Поппера, в том, что он не наука, а религия – совершенно справедливы. Такое мышление является более или менее связным резонерством, но никак не наукой. И тем более – не диалектикой.

Обычно ссылаются на тот факт, что Гегель активно критиковал закон противоречия. Но как и за что он его критиковал, – никто не знает. Думают, раз критиковал – значит отказался, ничего не противопоставив взамен.

Это не так. Гегель критикует закон исключенного третьего не за то, что он слишком жесток для диалектики и мешает ей, а, наоборот, за то, что он слишком расхлябан, что в его рамках возможно получение необоснованных объективностью химер. Гегель требует ужесточения этого закона до полной однозначности мышления. Основной закон гегелевской логики – закон исключенного второго.

Итак, сравним либералистское понимание диалектической логики, с гегелевским пониманием, где исключается не только третье, но и второе; это – следствие материалистического монизма. Как исключение третьего – следствие научного дуализма (о чем я говорил, касаясь мышления в конечных понятиях).

Беда матлогики (и ее различных неклассических клонов) в том, что в ней невозможны логические переходы от количества к качеству и наоборот, вообще нет переходов от А к не-А. Но это совсем не значит, что нужно отказаться от всякой логики вообще. Скорее, из этого следует требование построения такой логики, где такие противоречия образовывали бы систему мышления, более адекватную реальности.