Под парадигмой здесь понимается общее представление об. устройстве мира (мировоз­зрение), от которого зависит решение любых частных теорий.

             Каждый человек, появившись на свет, начи­нает познавать окружающий мир с помощью своих собственных органов чувств. Позднее, освоив язык, он продолжает познание мира с помощью чужого ума (родителей, учителей, авторов книг и т.п.). Большинство людей на этом и заканчивает познание мира. Некоторые из этого большинства, изучив досконально какую-либо отрасль знаний и, защитив диссерта­цию, становятся профессиональными учеными, самыми авторитетными и уважаемыми члена­ми общества. И только очень немногие из лю­дей поднимаются на высшую ступень познания — получение новых знаний с помощью своего, собственного ума. Отсюда следует, что откры­тия могут быть двух видов: чувственные и те­оретические. Открытие можно сделать только либо с помощью своих собственных органов чувств, либо с помощью своего собственного ума. Теорию проверяют практикой. Например, в прошлом веке француз Леверье теоретически открыл новую планету. По его просьбе астро­ном Галле посмотрел через телескоп в указан­ную точку — и подтвердил открытие. За неско­лько лет до Леверье новую планету вычислил и англичанин Адамс, который никак не мог убедить королевского астронома Эри прове­рить открытие. Говорят, когда в Англии стало известно, что приоритет открытия утрачен, толпа патриотически настроенных англичан пыта­лась линчевать королевского астронома.

Чувственные открытия обычно требуют мате­риальных затрат на оборудование лаборато­рий, снаряжение экспедиций и т.п. Теоретичес­кие же открытия практически достаются чело­вечеству даром. Кто-то сидел, мучительно раз­мышляя; открыл новый закон природы, записал открытие на листе бумаги и... Дальше дело не идет. Нужно открытие внести в головы ученых, которые знают все уже известное, но нового-то знать не могут. Кстати сказать, по подсчетам известной писательницы, популяризатора на­уки Ирины Радунской, до 80% теоретических открытий сделаны не учеными, а любителями. Это объясняется тем, что в науке существуют две взаимоисключающих задачи. Во-первых, беречь имеющийся уровень знаний. Этим зани­маются ученые. Во-вторых, повышать уровень знаний. Это делают открыватели. Ученые же всеми силами стараются не пропустить новое, сомнительное знание в свои хранилища. Вспомним, например, судьбу открытия Коперника. Сотни лет шла борьба вокруг этого открытия и, по сути дела, до сих пор не закончена. Столь драматична судьба этого открытия потому, что речь идет о смене парадигмы, о смене миро­воззрения всего человечества. Известно, что задолго до Коперника с подобной теорией вы­ступал Аристарх Самосский, но был отвергнут. Копернику помогло изобретение книгопечата­ния, совершенное менее чем за сто лет до него, и отсутствие цензуры.                                         

            СССР занимал по количеству ученых первое место в мире, а по количеству открытий, навер­ное, последнее. Иначе и быть не могло. Ученая номенклатура не пропускала в печать ни одной новой мысли, удерживая уровень науки от из­менения. Все новое могло приходить к нам только после того, как становилось признан­ным за рубежом.

            Новая парадигма Л. Комарова является, в су­щности, заявкой на теоретическое открытие. Комаров утверждает, что истина не рождается в споре, а приходит откуда-то извне в ночной тишине. Вполне возможно, что Комаров действительно додумался до своей парадигмы во время ночной бессонницы, но в его мозгу шла борьба между различными представлениями об устройстве мира, сведения о которых Кома­ров получил от чужих умов. И только после длительной борьбы против оппонентов новая, парадигма, если она соответствует действите­льности, может, внедриться в сознание ученых. Я же думаю, что этого не произойдет. В беседе со мной Комаров утверждал, что можно приду­мать множество парадигм. Я же утверждаю, что их может быть только две — истинная и ложная. Конечно, в принципе, возможно вы­двинуть множество гипотез, например, о форме Земли. Но как определить, которая из них истинна? Тем более, что среди множества гипо­тез может не оказаться той единственной, кото­рая соответствует действительности.

            Теоретическое открытие можно сделать, то­лько если мыслить рационально, по системе. В древние времена люди думали, что Земля имеет форму плоского диска. Однажды кто-то усомнился в этом. Правильно было поставить проблему так, чтобы можно было получить ответ в форме: или то, или другое — и ничего тpeтьeгo, т.е. вопрос должен был быть постав­лен так: имеет ли Земля форму диска или не имеет? Получив ответ отрицательный, ставим следующий вопрос: имеет ли Земля форму шарa? Получив утвердительный ответ, спрашива­ем: имеет ли Земля форму точного шара, или же не имеет? И так последовательно можно приблизиться к объективной истине.

            Существующее сейчас так называемое науч­ное мировоззрение не удовлетворяет многих людей, и поэтому все они в той или иной мере пытаются выработать свое собственное миро­воззрение, парадигму. Только в Челябинске я знаю, кроме Комарова, еще нескольких, кото­рые этим занимаются. Но две противополож­ных парадигмы уже давно существуют и, следовательно, никакой третьей, новой парадигмы уже создать невозможно. Первая парадигма была создана Аристотелем, который в соответ­ствии с чувственным восприятием представлял, что вокруг неподвижного земного шара враща­ется сфера звезд и Вселенная заключается в этой, небесной сфере. Из этой парадигмы  следовал важнейший вывод о непрерывности материи. Если Вселенная конечна, то простран­ство внутри ее должно быть заполнено мате­риальной средой — эфиром, тормозящим дви­жение. Потому что, если бы пространство было пустым, не влияющим на движение, то тело, приведенное в движение, могло бы двигаться бесконечно. Но бесконечное движение в ко­нечной Вселенной невозможно. Отсюда и следует, что непрерывная материальная среда - эфир - должна заполнять все пространство Вселенной, чтобы движущиеся внутри ее тела не могли ударяться о небесную сферу. Аристо­тель умел мыслить логически, он сам и сфор­мулировал законы логики. Но неверная пред­посылка, ложная парадигма и дала неверный результат.   

            После Коперника и Галилея, лишивших Зем­лю покоя, Ньютону нетрудно было понять, что в пространстве нет сплошной материальной среди, так как если бы эфир был, то планеты и кометы не могли бы двигаться по одним и тем же орбитам очень длительное время, почти вечно. И первый закон Ньютона, закон инер­ции, в сущности, утверждает, что тело, приве­денное в движение, может двигаться до бес­конечности. Из представления о вечности дви­жения следует вывод о бесконечности Вселен­ной и прерывности материи. Вот и две проти­воположных парадигмы. Вселенная конечна, утверждает Аристотель; Вселенная бесконеч­на, утверждает Ньютон. В таком случае не мо­жет быть никакой третьей парадигмы. Но это  означает, что если парадигма Аристотеля оши­бочна, то парадигма Ньютона обязательно должна быть истинной. Вселенная, по Ньютону, состоит из бесконечного пустого пространства, не мешающего движению тел, и конечного чис­ля элементарных материальных частиц, кото­рые древние философы Левкипп и Демокрит назвали атомами. Дальтон назвал атомами структурные единицы химических элементов, состоящие из многих сотен атомов Левкиппа. Во избежание путаницы элементарные части­цы материи будем называть гравитонами. Их количество во Вселенной чудовищно велико, но постоянно, не изменяется от времени (закон сохранения материи). Любое же постоянное чи­сло всегда конечно. Ученые же считают, что если Вселенная бесконечна, то и материи в ней бесконечное количество. Из этой ложной предпосылки следуют и ложные выводы в виде космологических парадоксов (ночное небо якобы должно светиться ярче Солнца, а вся материя должна стянуться в один шар).

            Доклассическая физика Аристотеля долгое  время обходилась без теории света. И только старший современник Ньютона Христиан Гюй­генс дополнил физику Аристотеля волновой теорией света. В этой теории оптические явления объяснялись колебаниями (волнами) эфира.  В классической физике Ньютона, в физике пу­стого пространства и дискретной материи, вол­новая теория невозможна, возможна только корпускулярная теория света. Очередной пара­докс в том, что современные физики отрицают физику Аристотеля и признают волновую те­орию света. Начало этого парадокса лежит в 1818 году, Когда Парижская АН с подачи Френеля возродила несовместимую с Ньюто­ном волновую теорию света. Так была допуще­на элементарная логическая ошибка,- совме­стившая две несовместимых теории — доклассическую физику, опиравшуюся на непрерыв­ность материи, и классическую физику, опирав­шуюся на прерывность материи. Так в физику в  завуалированном   виде  вошла  абсурдная двойственность  материи и света. Очередной парадокс заключается в том, что физики называют современную физику классической, хотя классической была только физика Ньютона. Современная же физика, опирающаяся на два противоположных  представления;   опирается на истину и заблуждение. Отсюда все парадок­сы. Отсюда материя и прерывна, и непрерывна, а пространство и заполнено, и пусто. Отсюда материальная среда, эфир, и отсутствие такой среды, пустота, или вакуум, считается одним у и тем же. Но все живое отличается от неживого тем, что различает противоположности. Пока мы живы, мы различаем тепло и холод, свет и темноту, приятное и неприятное, прерывное и непрерывное. Убеждать человека в том, что свет и темнота, прерывное и непрерывное, теп­ло и холод и т.д. и т.п. — одно и то же, выше всякого абсурда.   

            Познание с помощью чужого уме, опирающе­еся на авторитет учителя, позволяет ученику за полтора-два десятка лет познакомиться со знаниями, на добычу которых человечество затра­тило тысячелетия. Но такое стремительное зна­комство не позволяет большинству учащихся заметить противоречия и пробелы в знаниях. Если бы учителя добросовестно излагали мате­риал, указывая на сомнительные и темные ме­ста, то теоретических открывателей было бы намного больше. Но все-таки встречаются лю­ди понимающие, точнее, чувствующие, что в со­временной теоретической физике что-то не так. Такие люди и пытаются создать новую парадигму, свободную от парадоксов современной теоретической физики.

            Причиной недопустимого совмещения несов­местимых парадигм является недостаточно чет­кое понимание двух видов выбора, существу­ющих в природе, —двухвариантного и многова­риантного. Например, человек выбирает — же­ниться или не жениться. Никакой третьей воз­можности у него нет. Он или женится, или не женится. Или — или. Решив жениться, он начи­нает многовариантный выбор. Можно жениться или на той, или на другой, или на третьей... А можно и на той, и на другой, и на третьей, и на четвертой... Кстати сказать, что многие известные ученые считают, что мир многоцветен, что нельзя его рассматривать в черно-бе­лом варианте. На самом же деле основу жизни составляет двухвариантный, т.е. черно-белый выбор. Этот выбор расцвечивается, украшается непринципиальным многовариантным выбо­ром. Любопытно, что эту особенность понял не ученый, а челябинский поэт Сергей Семянников, статья которого «Черным по белому» была опубликована в первом номере газеты «Общее дело» в 1992 году. Ученым, дающим рекомен­дации правительству, опасно признание чер­но-белого развития. Если его признать, то окажется, что переходить к рынку можно не мно­гими путями, а только двумя: верным или не­верным. Рыночные отношения без денег невоз­можны. Мы же превратили наш рубль, в пародию на деньги. Без денег же возможно толь­ко натуральное хозяйство, но не рыночные от­ношения.

            Двухвариантный выбор как принципиальный, выбор издавна имел особое название. Греки  называли его дилеммой. У нас более известно другое название — альтернатива. Физики до­пустили ошибку в альтернативном выборе, вы­брав вместо той или иной парадигмы и ту, и другую. Иногда женщина на сделанное ей  предложение, вместо четкого или да, или нет, отвечает уклончиво и да, и нет (ни да, ни нет). Но это не ответ, а только оттяжка, откладыва­ние ответа. Физики поступили подобно такой женщине, отложив решение проблемы на по­том. Однако рано или поздно решать-то придет­ся. Но признавать ошибку слишком трудно, и возникает такая иллюзия: «...в современной , физике длился вековой спор о том, что есть свет — волна или поток частиц? ...Ответ приро­ды оказался парадоксальным: верно третье! Вы имеете дело с волночастицами. Ошибочна, как видим, может быть сама альтернатива «или — или» («Новый мир», № 12. стр. 210). Парадок­сы возникают только от нашей глупости, но не от природы. Как может быть верным третье, когда в альтернативном выборе третьего не дано?

            После такой ошеломительной иллюзии недалеко и до следующей. Если БСЭ (1970 г.) давала правильное определение альтернативы как вы­бора одной из двух взаимоисключающих воз­можностей, то позднее вышли три издания Со­ветского энциклопедического словаря, в кото­рых альтернативой называется заурядный мно­говариантный выбор (из двух или нескольких возможностей). В четвертом издании словаря альтернативой уже назван выбор из двух или нескольких взаимоисключающих    возможностей. Но таких возможностей не может быть  несколько. Их всегда только две. Либо да, либо нет. Нелишне отметить, что главным редакто­ром издательства являлся академик-физик, лауреат Нобелевской премии A.M. Прохоров. Но критика номенклатуры у нас не допускается. Вот и выросло племя малограмотных полити­ков, проводящих многовариантные «альтерна­тивные» выборы. Любопытно, что Словарь иностранных слов правильно толкует альтернативу, видимо, опираясь на зарубежный опыт, но прилагательное «альтернативный» уже толкует _; «по-нашенски». Все-то мы можем перевернуть вверх ногами, а это возможно только в системe, не пропускающей критику. Критика же и создает спор, в котором рождается истина.  

            Пока учеными не будет признана ошибка с двойственностью материи и света, не может быть движения вперед. Говорят, что без волно­вой теорий невозможно объяснение дифракции и интерференции света. Пока не будет возврата  от современной двойственной физики к Ньютоновой классической, не будет и правильного объяснения оптических явлений. Нужно учесть, что математические колебания и волны нераз­личимы. Волны без эфира невозможны, а колебания возможны. Придет время, и необъясненное явление будет объяснено.

            Говорят, что без эфира, без поля невозможно объяснить всемирное тяготение. Физики говорят, что материя двойственна, она существует в виде вещества и в виде поля. Но таинственное поле (эфир) ничего не объясняет, а только, к создает иллюзию объяснения. Между тем всемирное тяготение можно было бы объяснить по   Ньютону уже со времени Максвелла, если бы не было двойственности, все запутавшей. Максвелл  создавал свою теорию для эфира, и она годится только для волн внутри вещества (внут­ри среды). В пустоте эта теория не работает.  Обычно для  иллюстрации электромагнитных волн Максвелла рисуют две взаимно перпендикулярных синусоиды, одна из которых олице­творяет магнитную волну, другая же — волну    электрическую. Но эти синусоиды могут изображать только поперечные волны (например, волны на поверхности воды). В веществе же, могут быть только продольные волны (сжатие и разрежение). Мы толком не знаем, что такое  электрический ток, но так как все в конечном счете состоит из гравитонов, то можно понять, что в проводнике движутся те же гравитоны. В начале, 1994 года Ю. Белостоцкий опубликовал две статьи об энергетике Солнца в газете  «Гравитон». Он вплотную подошел к разгадке   проблемы тяготения. Он предполагает, что гра­витационное поле планет питает энергией Со­лнце и наоборот. Все правильно, только нет никакого поля, есть прямой обмен гравитонами между Солнцем и планетами. Считается, что такой обмен невозможен, так как создает не  притяжение, а отталкивание. Но, согласно те­ории Максвелла, электрическая волна создает магнитную. Магнитная — снова электрическую  и так далее. Но что такое электрическая волна?  Гравитон, попадая в атом вещества, сжимает его, выталкивая за пределы проводника, что обнаруживается магнитными стрелками. Это и есть магнитная волна. Т.е. сжатие атома — электрическая  волна.  Его выпирание за пределы проводника — магнитная волна. Но гравитон,  израсходовав свою   кинетическую энергию на сжатие атома, останавливается. В этот момент магнитная упругая волна вос­станавливает прежнюю форму атома. Гравитон же силами упругости выбрасывается из атома в том же направления, куда шел, создавая единичную силу тяготения. Множество таких сил и создает общую силу гравитации. Но перемагничивание и вызывает нагрев тела. За счет чего и светит Солнце очень долго. В общем-то, это явление было известно очень давно, кажет­ся, еще до Максвелла. Знали, что в момент включения тока вокруг проводника магнитные стрелки отталкиваются от проводника и рас­полагаются по окружности. После разрыва эле­ктрической цепи ток продолжает некоторое время течь по проводу в том же направлении, а магнитная волна уходит внутрь проводника, что обнаруживается опять же магнитными стрелками. То есть, магнитная волна, стягива­ясь к центру, двигает гравитоны или электроны, состоящие из гравитонов. Вот и связались во­едино механика, электричество и магнетизм. Понятно, что Ньютон не мог объяснить гравита­ции. Еще не была известны электрические и магнитные явления.

            Я благодарю Л. Комарова, который своей статьей дал мне повод выступить с возражени­ем. Аристотель писал, что доказательство со­здает не тот, кто доказывает, а тот, кто возражает доказательству. Поэтому противоположные точки зрения весьма полезны для раз­вития наук.

            Что дальше? Обнаружена элементарная ло­гическая ошибка, лежащая в основе современ­ной теоретической физики, породившая проти­воестественные парадоксы; и есть гипотезы, объясняющие ряд явлений, включая всемирное тяготение, только на основе классическое фи­зики без всякой двойственности. От ошибки отвертеться не удастся. Гипотезы же требуется обсуждать, о них спорить, в процессе чего они, возможно; будут направлены и внедрены в наyкy. Ho еще Циолковский писал, что совершен­ствованию науки больше всего противодействуют ученые, так как от этого совершенствования они больше всего страдают. Но ученые тоже неоднородны. Довольно большая группа уче­ных  группируется вокруг Пулковской обсерва­тории, как. центра оппозиции современной те­оретической физике. Особую неприязнь вызы­вает у них теория относительности. Оппозиция начала с 1990 года проводить конференции, пытаясь, понять истоки кризиса, но происходит странное. Я участвовал в международной конференции 1991 года, выступал с докладом об ошибке и путях её исправления. Были трудности с публикацией, но в 1994 году вышел сборник докладов конференции. Точнее сказать сборник избранных докладов. Моего доклада там не оказалось. В 1994 году состоялась очередная конференция, на которую я не смог поехать. На ней побывали проф. Свирский М.С.и автор «Новой парадигмы» Комаров Л.С., который между прочим, чётко заметил расслоение участников конференции на «эфиристов» и «пустотников». Эфиристов, т.е. сторонников доклассической физики Аристотеля, абсолютное большинство. Как водится, они и правят бал, не публикуя «пустотников». Но разве можно добиться успеха, возвратившись к Аристотелю? 

            Что говорят наши челябинские ученые? Зав кафедрой теоретической физики государственного университета Клименко В.А. говорил мне: «Возможно, вы правы, но как нас учили, так и мы учим». Профессор физики из технического университета Измайлов Ю.Г.говорил, что на бытовом уровне он полностью со мной со­гласен, но ведь у физики, возможно, своя зако­ны (противоестественные?).                    

            За без малого двадцать лет моих попыток сообщить ученым об ошибке никто никогда не пытался указать на мои ошибки. Все просто уклонялись. Однажды в обкоме КПСС пыта­лись меня «избить» за то, что я мешал им спокойно жить. Для этого они пригласили про­фессора Землянского Ф.М., который, прочитав мою очередную «писульку», сказал, что он не специалист в этих проблемах. Одна из моих заметок, обойдя ряд журналов, из которых поступил почти одинаковый ответ, что заметки не соответствует профилю журнала, попала к ака­демику Вонсовскому С.Г. (г. Свердловск). Че­рез какое-то время я получил бумагу, из кото­рой следовало, что по просьбе академика мою заметку изучала специально созданная комиссия из компетентных специалистов. Эта комис­сия, признав ценность моих попыток вывести физику из кризиса, однако не согласилась с тем, что современная теоретическая фишка является смесью двух несовместимых физик: доклассической (эфирной) и классической (пу­стотной). Но если бы комиссия признала мою правоту, тогда мою работу надо было бы реко­мендовать к опубликованию, а это невозмож­но, ибо, как писал однажды академик В.Л. Гин­збург, даже ему, академику, чтобы опублико­вать какую-либо статью, нужно получить во­семь разрешающих подписей, но и тогда редак-ция может отклонить материал.          

            Остается единственная возможность — ор­ганизовать обсуждение ошибки и гипотез среди челябинских ученых. Челябинцы получают су­щественную фору и могут обойти своих московских и петербургских коллег.        

            Я назвал здесь несколько фамилий. Наде­юсь, эти ученые откликнутся на мою, статью и положат тем самым начало обсуждения наболевших проблем физики и философии. На­стала пора избавиться от кризиса, от парадоксов.

                                   Павел КАРАВДИН.

 г. Челябинск,   9.06.1994 г.