Ницше как властитель дум

Аватар пользователя Дмитрий Косой
Систематизация и связи
Онтология
Ссылка на философа, ученого, которому посвящена запись: 

«Намерение всецело воплотить в себе человечность, стать вполне человеком – именно одно из ведущих к гибели, таковы же намерения стать хорошим, добрым, благоразумным и т. д.».
Макс Штирнер

недоразумение называть Ницше философом, который ведь даже не владел философской культурой мышления, вне всяких категорий и абстракций мыслил. Иное дело видеть в нём "философию", но это и у каждого обывателя имеется. Каждого мыслителя невозможно называть философом, а иначе и публицистику можно к философии отнести, Ницше публицист прежде всего, иначе бы и не писал такую гору галиматьи, и как достаточно честолюбивый и мнительный по природе своей. Самый неудачный мыслитель претендующий на философию, и как Гегель, лучше публициста, у него есть абстракции в мышлении, что уже повод подумать над его измышлениями, а у Ницше ничего такого нет, всё из пальца высосано, и если Ницше культурой занимался, то и это не повод относить его к философии, а властитель дум, это как звезда поп музыки. Гегель посмеялся над Конфуцием в "Истории философии", это первый признак слабости мыслителя, хотя мог не упоминать, так как Конфуций и действительно по виду не философ, но философии в Конфуции гораздо больше чем в сотне гегелей. Талантливый публицист, гений, не значит философ, и где нет места воле и свободе, а только детерминация в мышлении. Спекуляции вокруг понятия воли возникали при упадке романтизма, Фихте, Штирнер, Шопенгауэр, и вне исторического времени, когда воля могла пригодиться при анализе происхождения права, а Ницше только обострил тему, и это вообще не философская тема, а скорее правовая, а 20 век попадает в тему, с наступлением фашизма и единой правовой системы. Потому Ницше опередил время, но не в философии, а в насущности понятия воли, и что Шопенгауэром вяло развивалось. Маркс тоже искал волю, и нигде не найдя её, пришлось на толпе остановиться, что тоже некое пророчество, но и больное, так как толпу не подлинную увидел Маркс, и проникся ею страстно, а больную, и очерченную идиотами от пролетариата. Штирнер из этого ряда мыслителей самый приличный, как применивший волю касаемую себя самого только, а не толпы. Радищев обратился к теме воли понимая под ней "свободу", и до сих пор так понимается воля в России, и на Западе тоже, хотя воля противоположна свободе, и отчасти это понимали наши демократы, называемые так в России в пику либералам. Недопонимание при совмещении воли и свободы связано с неразработкой единого в философии вообще, после Плотина. "По Лёвиту, истоком немецкой философии является протестантизм, смысл которого следует воспринять изначально как обозначение протеста сначала против .." - это ошибка Левита связывать религию с философией, это совершенно не связанные вещи, влияние религии на философию такое же, как если мышление одного думающего связывать с другим. Гегель не потому хуже Штирнера что протестантизм плох, а потому что исходил из менее продуктивных идей, и религия ни при чём, если религия и вне единого может обходиться, а только из общего, в отличие от философии, где единое - основа. Ещё был идиот связывающий бизнес (политэкономию) с религией, социолог Вебер, и всё это совершенно ложные посылы, также связывали идиоты и ислам с терроризмом, хотя террор психическая аномалия личности, и с правом даже не связан, иное дело, такого рода личности являются в определённой системе, но она свята для исследователей кормящихся с неё. Поговорка в народе мудрее, "в семье не без урода", а смягчить недоделанных в семье может также и правовая система. "Книга Лёвита, ... , это своего рода реквием тотальному рационализму, ужасным последствием которого стали мировые войны" - страннаяя мысль, рационализм в мышлении, где необходим, или в сознании обывателя, что совершенно разные вещи, и Ницше был обычным обывателем, и потому мышление для него не представляло интереса, иначе откуда критика, которая чужда мышлению, и если употребляется в пустоту как у Ницше, а не для свободы и независимости (равенства), и которые не в раздельности должны пониматься, как сейчас, а вместе, иначе свобода станет и волей, либеральной идеей. Притом свобода правовая только возможная, а значит она исключает волю вне права, и остаётся правовая система, которая и измеряет свободу, а не сам обладатель её, и под правом надо понимать детерминацию правовую, а не закон, а Ницше ставил на личность и отводил ей значение, и что уже абсурд, личность закрыта для права, как вне единого находящаяся, и до него Штирнер об этом громко заявил в своём шедевре, что личность даже и не эго, чего Ницше не знал. Когда депутаты  принимают закон, то не соизмеряют закон с правом, так как правовая система не имеет субъекта права, а если отсутствует деятельное значение в праве, критерий, то и разницы нет как принимать законы, и под каким соусом, а отсюда прорастает безразличие к голосованию, и притом это во всём мире происходит, и система одна, либерал-фашизма.

кризис либерализма вновь порождает ожидание сильной руки и, несмотря на критическое издание, сочинения Ницше вновь прочитываются как обоснование необходимости открытой игры сил и борьбы за власть. Книга Лёвита, в которой предложения философов рассматриваются в контексте эпохи, напротив, ориентирует на достижение баланса силы и справедливости.
Линия развития философской мысли, намеченная в заглавии, представляется российскому читателю необычной, если не неверной. Названные мыслители — полные антиподы: Гегель — классик немецкой философии, а Ницше кажется зародившимся в чуждом ей лоне. Он считается каким–то бастардом, а его мысли объясняются таинственным заболеванием как тела, так и духа. Предлагаемая вниманию читателей книга снимает это устоявшееся мнение и раскрывает философию не только Ницше, но и Маркса, Штирнера и Кьеркегора как закономерный результат развития интенций немецкой классической философии. Автор намекает на философский радикализм немцев, которые будучи экономными и упорядоченными в сфере практического поведения оказываются не только сентиментальными в чувствах, но и безудержными в критике предрассудков.
По Лёвиту, истоком немецкой философии является протестантизм, смысл которого следует воспринять изначально как обозначение протеста сначала против католических догматов, а потом и против остальных, прежде всего против социальных устоев. Теоретическим выражением протестантизма была «критическая критика», ставшая в Германии своеобразной сублимацией революционных настроений, охвативших Европу. Это выразилось в разрушительной критике религиозных верований, моральных убеждений, национальных чувств и государственных добродетелей, на воспитание которых были потрачены огромные усилия и которые оказались мгновенно уничтоженными непримиримо честными, отчаянно смелыми одинокими мыслителями. Можно говорить о том, что честность и справедливость — это несомненно высокие нравственные качества, важные в некоторых сферах жизни — поставили перед судом разума не только религию, но и саму философию. Книга Лёвита предупреждает против своего рода морального бешенства, которое оказало самое разрушительное воздействие на европейскую (да и не только на нее) историю. Он следует ницшевскому «генеалогическому» методу анализа честности как морального и рационального качества и обнаруживает, что они опасны, если ими пользоваться неумело или неуместно. Лёвит исследует отрезок витиеватой истории борьбы за реализацию морали, которая начинается с восстания Лютера за «очеловечивание» христианства, достигает вершины с философией Гегеля, балансировавшего на грани разума и веры, а заканчивается разрушительной идеологией Штирнера, Маркса и Ницше, не оставивших камня на камне ни от христианства, ни от гуманности, ни от моральности.
Книга Лёвита наводит на размышления о роли и месте философии в жизни общества. Прежде всего возникает вопрос об ответственности: не является ли трагический период европейской истории результатом философской критики? Такие почти забытые ныне мыслители, как Штраус, Бауэр, Штирнер, и Руге и другие представители гегельянских школ, во многом определяли мировоззрение людей XIX века. В XX веке Маркс и Ницше были объявлены основоположниками идеологий двух самых могущественных в европейской истории политических режимов, война которых привела к чудовищным жертвам. Кажется, что именно они должны предстать перед судом международной комиссии, расследующей преступления против человечности. Но можно ли обвинять философию за то, что она делает то, что должна делать, а именно раскрывать ложь и опровергать заблуждения. И все–таки это не снимает с нее вины. Взлелеянный мыслителями универсализм поддерживался обществом, которое захотело построить свою жизнь исключительно на рациональных основаниях, отринуть все архаичное, иррациональное, неэкономное. Ведь в чувствах так много темного, а разум дает свет. И, вообще, дело можно изобразить так, будто мыслители (как и поэты) выражают лишь то, предчувствие чего уже есть у всех. И поэтому речь должна идти о коллективной вине и коллективной ответственности.
Книга Лёвита, написанная красивым, ясным и доходчивым языком, это своего рода реквием тотальному рационализму, ужасным последствием которого стали мировые войны. Но нельзя забывать о том, что рационализм пришел на смену средневековому мировоззрению, в котором были и темные стороны, в частности эксцессы, порождаемые религиозным фанатизмом. По–своему рациональный протест Лютера, продиктованный верой в разум и в моральное совершенство человека, поставил на место фанатичной религиозной веры и бюрократических институтов церкви моральность и гуманность. Безусловно, это было большим достижением. Упрекая эпоху разума за разработку новейших видов вооружения, нельзя забывать о том, что в эпоху религиозного чувства тоже велись фанатические войны. Во всяком случае, как общественная, так и частная жизнь людей оказывается более комфортабельной именно тогда, когда она строится на рациональных началах.
В книге Лёвита на широком историческом материале весьма подробно и впечатляюще раскрывается прорастание на немецкой культурной почве идей, сформулированных Ницше в форме таких «слоганов», как «воля к власти», «вечное возвращение», «смерть Бога», «сверхчеловек». Она знакомит нас с философами XIX века, имена которых когда–то были весьма звучными, однако оказались напрочь забытыми и почти не представленными в современных курсах по истории философии. И это тоже особая тема для размышлений историка философии: в чем причина такой исторической несправедливости, почему философы, «работающие на вечность», плохо понимаются своими современниками, и наоборот, — властители дум предков потомками оказываются забыты напрочь? Возможно, весьма плодотворным для понимания такой исторической закономерности является предложенное К. Лёвитом различие духа времени или вечности и духа эпохи. Если дух времени — это нечто трансисторическое, то дух эпохи выражает интересы и умонастроения людей, поступки которых определяются посылом бытия — судьбой, зовом крови и почвы, а не трансцендентальной рефлексией.
Вершиной философии разума является гегелевская диалектика, в которой, как показывает Лёвит, был найден своеобразный баланс между разнонаправленными силами исторического прогресса и, прежде всего, между чувствами, которые связывают людей, и разумом, который приватизирован новоевропейским индивидом. Между тем сочинения Гегеля не оказали непосредственного влияния на его современников. До национальной интеллигенции его идеи донесли ученики и последователи — талантливые культуртрегеры. Тщательный анализ Лёвитом плеяды постгегельянских мыслителей обнаруживает плотную сеть зависимостей, нити и ячеи которой определяли как ходы мышления, так и стилистические жесты Ницше. Хотя и краткая, но все–таки достаточно основательная и впечатляющая историческая реконструкция трудов забытых философов XIX века обнаруживает сложность духовной жизни эпохи, которая воспринимается нами как промышленный век, в котором в основном господствовала позитивная философия. На самом деле за фасадом грандиозных научно–технических и социальных проектов крылись глубинные сомнения в таких основаниях культуры, какими являются идеи разума и морали. То, о чем так много говорится сегодня, продумывалось ранее.
https://predanie.ru/book/220006-ot-gegelya-k-nicshe-r.. Б. В. Марков. Ницше в России и на Западе

Связанные материалы Тип
либерализм как есть Дмитрий Косой Запись
Гуманитарные основания Дмитрий Косой Запись