Эпиграф: «Целого больше лучшая часть»

Один из последних информационных продуктов Института экономики РАН предваряется словами: «В предлагаемом издании речь идет об эволюции места и роли государства в рыночной экономике. Сотни, если не тысячи работ, посвящены этой теме. Зачем нужна еще одна? Общеизвестно, что врастание государства в хозяйственную жизнь социума за последние сто лет было неуклонным и, можно сказать, стремительным. <…> Не будет, наверное, новостью и то, что вокруг экспансии государства в экономические отношения постоянно идет идеологический спор о том, считать его добром или злом. Экономисты разных школ мышления и у нас, и за рубежом находят разнообразные аргументы в пользу того и другого вывода и пытаются влиять на политические решения в соответствии с идеологическими предпочтениями. Но и те, кто не склонен к абсолютному противопоставлению государства и рынка не идут дальше заключения о легитимности смешанной экономики, оставляя за пределами своего внимания вопрос о причинах и критериях вмешательства государства в рыночные механизмы саморегулирования, способах гармонизации личных и общественных интересов, о принципиальной роли государства, которое становится предметом экономической теории.

Кроме того, остается открытым вопрос и о том, каковы издержки разрастания объема государственной активности и до какой степени общество готово мириться с ними, даже если признается необходимость систематического вмешательства государства. Другими словами, если более или менее известно, как преодолевать пресловутые провалы рынка, то как поступать с провалами государства? <…> Представленное издание подготовлено коллективом авторов в составе: О.И. Ананьин, М.И. Воейков, Г. Д. Гловели, А.Е. Городецкий, Р.С. Гринберг, А.Я. Рубинштейн» (На пути к новой экономической теории государства. / Под ред. А.Я. Рубинштейна. – М.: ИЭ РАН, 2018, с. 6 – 10).

Судя по тому, что и в открытом доступе можно прочитать далее, способность Института экономики РАН достичь «амбициозной цели» (там же, с. 7) своими силами вызывает серьезное, радикальное сомнение. В частности, ведущие специалисты данного научного учреждения полагают: «Вообще говоря, о государстве в строгом смысле этого слова можно говорить только после буржуазных революций, формировании капитализма и зарождения гражданского общества» (там же, с. 27). Между тем, государство как строго установленная форма общественных отношений существует тысячи лет и столько же интересуется экономикой, так как давно и отчетливо видит всю хозяйственную подоплеку гражданских неурядиц и смут, преследуя в этой связи и другие политические цели. Так, «по убеждению Платона, все существующие в настоящее время государства принадлежат к этому отрицательному (меркантильному – прим. мое) типу, во всех них ярко выступает противоположность между богатыми и бедными, так что в сущности всякое государство как бы двоится, в нем всегда «заключены два враждебных между собой государства: одно – бедняков, другое – богачей» (Платон. Государство. 422е – 423а)» (Асмус В. Ф. Комментарий «Государства» / В кн: Платон. Сочинения в 4-х томах. Т. 3. М.: «Мысль», 1994, с. 541). Со своими рекомендациями по извечной политэкономической проблематике позднее выступил и Стагирит: «Но самое главное при всяком государственном строе – это посредством законов и остального распорядка устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться. За этим с особой тщательностью должно следить в государствах олигархических. Масса, отстраняемая от участия в государственном управлении, не очень уж негодует по этому поводу, напротив, она даже довольна, если каждому предоставляется возможность спокойно заниматься своими частными делами; но если она думает, что правители расхищают общественное добро, тогда ее огорчает то, что она не пользуется ни почетными правами, ни прибылью» (Аристотель. Политика. 1308b 30-35). Таким образом, политика (государство) и экономика (хозяйство) – «не разлей вода» сестры, или органически связанные элементы единой социальной системы, что в середине XIX в. не самым удачным образом выразил К. Маркс своим пониманием истории. Буржуазные же революции на Западе привели к омассовлению культуры, подъему и расцвету того популизма, что ныне пропагандирует ИЭ РАН: «Историю творят, - замечает Луи Альтюссер, - не теоретики, не ученые или философы, историю творят не отдельные «личности» - ее творят «массы», т.е. классы, объединившиеся для классовой борьбы» (там же, с. 38). Данная ложь во благо – одна из основных причин того внутреннего разложения, что уже откровенно демонстрирует современная Россия. Конечно, многим прелестно думать, что они творят историю, но и недавняя историческая практика по превращению известной перестройки в наличный путинизм, увы, подтверждает лишь античный тезис о том, что демократия приводит к тирании. Эту стародавнюю мысль позже бессмертит не Гринберг и не Рубинштейн: «Народ, предоставленный самому себе, т.е. выскочкам из его среды, саморазрушается партийными раздорами, возбуждаемыми погоней за властью и почестями, происходящими от того беспорядками. Возможно ли народным массам спокойно, без соревнования, рассудить, управится с делами страны, которые не могут смешиваться с личными интересами? <…> Это немыслимо, ибо план, разбитый на столько частей, сколько голов в толпе, теряет цельность, а потому становится непонятным и неисполнимым» (Протоколы сионских мудрецов. Всемирный тайный заговор. Берлинъ:«Прессе», Лейпцигеръ-Штрассе 59, 1922, с. 62).

Чтобы действительно справиться с госзаданием на тему «Экономическая теория современного государства» нужно ясно понимать немногие вещи.

Основное противоречие любой так называемой общественно-экономической формации, где есть известный дефицит при разделении труда, заключается не в общественном производстве при частном присвоении, но в стихийно-историческом совмещении разумно свободного выбора (перекрестного торга) с жизненно необходимым обменом. В исторических условиях неуклонного углубления общественного разделения труда, люди объективно лишаются возможности правильного выбора из альтернатив, ибо никто не в состоянии быть специалистом во всей товароведческой номенклатуре вещей и услуг своего потребления согласно отношению «цена/качество». В издавна заведенных и потому привычных (этичных) обстоятельствах рыночной конкуренции с весьма высокими рисками коммерческой «непрухи», провальности, а подчас и полного краха со смертельным исходом,  высокая нравственность неизменно пасует перед  житейским здравомыслием, чего никак не поймут стереотипно мыслящие, или «матричные», моралисты.  Такая бесчеловечная действительность неизбежно провоцирует систематический обман, включая рынок труда с явлениями типа В.В. Путина. Во избежание как общих, так и частных рыночных провалов, гуманное, правовое государство обязано действовать таким образом, чтобы законодательно и исполнительно отделить демократический процесс  гражданской состязательности от «технократического» (технопрагматического) процесса продуктового обмена, что ныне является правилом только на рынке труда. Право товарно-денежного обмена с коммерческими резонами должен получать только тот коллективный производитель, кто документально превзошел соперников в предварительно проведенном состязании на звание лучшего в той или иной хозяйственной отрасли, рыночном сегменте или продуктовой линейке (ср. «конкуренционные модели титула и обладания» экономического моралиста Дж. МакКаллума). Подобно спортивным чемпионатам, ранее завоеванное звание должно регулярно подтверждаться в соответствующей системе экспертиз или конкурсов официально установленного образца, что не предусматривает таких же нормативов для личных или семейных предприятий (занятий) с одним кошельком и самодельной продукцией конечного потребления вне наемного труда, или общественного производства (ср. птичьи, плодоовощные,  «блошиные» рынки при СССР). Это, разумеется, только принцип, или рациональный и аподиктический императив, достоверно предполагающий детальную и систематическую разработку, чем мог бы заняться ИЭ РАН. Внедрение такой социальной системы – чему не может быть объективных препятствий кроме фактической компетентности с моралью должностных лиц – необходимо обеспечит устойчивое развитие любой страны, да и всего мира, вне принципиальной связи с формами  собственности, о чем полюбили говорить со времен Руссо и Маркса.

Как не было, так и нет серьезных оснований допускать возможность чего-то лучшего.