Поиск субъектов

1. Стихийное применения двоичного кода.
  Человек, владеющий секретом двоичного кода, не обязательно должен быть успешен в жизни, ему достаточно жить в гармонии с самим собой, иметь мир в душе. Ему нет дела до современной ходячей мудрости - обмани ближнего своего, пока он не обманул тебя. Тем не менее, такой человек, при всей своей гибкости мышления и способности к адаптации к любым условиям, всё равно будет заметно выделяться среди массы неудовлетворённых жизнью обычных людей и вызывать их раздражение и зависть своим ровным отношением к проблемам, которые повергают их в отчаяние.
  Также не обязательно, чтобы все люди в одинаковой мере владели двоичным кодом, умели применять его на деле, даже знали бы о его существовании. Человек как биологический вид вышел из животного мира, где двоичный код применяется различными особями стихийно, неосознанно, сообразно то и дело меняющейся естественной сложности окружающей их среды. Хорошо применил - выжил, плохо - стал пищей для других. Подобие такого отбора может существовать и в человеческой среде, в социуме, где люди как субъекты различаются не только по имени и месту прописки, но и по многим жизненным параметрам, в том числе и по умению применять двоичный код, гибко мыслить противоположностями. Хорошо применил - добился успеха, плохо - продолжаешь прозябать.

2. Неполнота знаний.
  С другой стороны, тот, кто больше всего знает о противоположностях, также много знает и о горечи, связанной с таким знанием. Недаром сказано - во многих знаниях много печали. Не потому, что некоторые вещи, вроде ужасов мировых войн, тотального террора или геноцида, человеку лучше не знать до определённого возраста. Многие знания лишают человека уверенности в своих интеллектуальных способностях, потому что они всегда неполны, односторонни и в определённой степени оторваны от реальности. Многознающий человек, мудрец постоянно чувствует себя находящимся на распутье, в состоянии непрерывных болезненных сомнений, что никак не может добавить ему радости к его и так бедной впечатлениями непростой жизни.
  Избежать сомнений и неуверенности можно только одним путём - отсечь знание, которое себя скомпрометировало исторически или используемое отдельными сектантским группами в своих корыстных целях. Информации о таких знаниях сейчас везде в интернете вдоволь. Внимательному человеку не составит труда догадаться и самому. Другое дело, что доля подобного знания в общем знании о мире вещей может приближаться к ста процентам, когда любого корпоративного знания полно, а унифицированного до всеобщего нет, поэтому философу заговорить своими, предельно осознанными мыслями о вещах часто не представляется возможным.

3. Усидеть на двух стульях.
  Вдумчивый философ постоянно сталкивается с ситуацией, когда вынужден спрашивать себя - философ ли он, или его просто волной прибило к чужому берегу, стоит ли его прожитая жизнь того, чтобы в очередной раз придти к выводу, что он сам себе противоречит и что его концепция в лучшем случае порождает кучу новых предрассудков, а в худшем - повторяет набор старых. Из такого вывода естественным образом вытекает ряд других вопросов - а возможно ли вообще с полной уверенностью указать на такого философа, который являл бы собой пример человека, способного усидеть на двух стульях и при этом оставаться честным перед собой и остальной философией, можно ли у него вообще научиться какому-то положительному философскому знанию. Сократ в это верил с большим трудом.
  И, чем больше философия разочаровывает, тем сильнее она привлекает философа, тем настойчивее она призывает его обратиться к поискам действительной способности у других субъектов разлагать неразлагаемое и соединять несоединимое, способности осознавать свои явно психопатические наклонности и эффективно их использовать для генерации философского знания. Довольно часто такие поиски могут доставлять некоторое удовлетворение философу от того, что он не находит в ближайшем окружении никого, кто заметно превосходил бы его интеллектуальный уровень относительно вышеприведённых критериев. Но рано или поздно ему придётся столкнуться с отношением к его философскому творчеству, которое может оказаться если не отрицательным, то, по крайней мере, критическим в силу каких-либо явных идейных расхождений. И тогда поиски собратьев по способности мыслить противоположностями могут возобновиться.

4. У кого можно поучиться.
  Также бывает трудно сказать, кто у кого может почерпнуть больше - ученик у учителя или учитель у своего талантливого и более продвинутого воспитанника. По большому счёту, все друг у друга чему-то учатся, хорошему или плохому, чаще всего последнему, иначе не было бы войн. За мудрость можно выдать и обман, мошенничество, если это не влечёт за собой серьёзных последствий. А за наивное легковерие вполне сойдёт доброта и самопожертвование, так как их можно использовать в своих корыстных целях. Потоки всевозможной мудрости вторгаются в сознание человека, пронизывают его, но подхватывают и несут его только те, которым он отдаёт предпочтение, чаще всего следуя дурному примеру других людей. На критический анализ, на сознательный выбор обычно не хватает времени, да и зачем это нужно делать, если за тебя уже подумал кто-то более быстрый, решительный и успешный, кто разрешит любые сомнения и спишет любые ошибки.
  В обычной жизни лишку краснеть за свои ошибки не приходится. Многое можно поменять на ходу. Но в самые ответственные моменты истории, особенно для миллионов из обеих противостоящих друг другу сторон, политических сил и культур, обычно вылезают вперёд сиюминутные обиды, личные политические амбиции, партийные предпочтения наглых и двуличных национальных вождей, которые думают, что они лучше знают, как решать мировые проблемы. А миллионы, как бараны, вынуждены им следовать - идти в смертельную атаку на врагов за тысячи километров от дома, защищая фальшивые идеалы. Только убитых ни за что людей уже потом к жизни не вернуть. Впрочем, в армию потому в основном и идут, чтобы почувствовать сладость господства над миром и упоение безнаказанным убийством осмелившихся думать иначе, сомневающихся в правильности идеалов демократии и свободы, которые несёт народам мира непогрешимая власть самой передовой сверхдержавы. Беспринципная демократическая пропаганда внушает каждому солдату: плохая, ошибочная идея подобия субъектов друг другу только так и может быть ликвидирована - насилием и уничтожением.
 
5. Проблема гомогенности субъектов.
  На фоне такой тотальной интеллектуальной зависимости субъектов от чужого неапробированного знания возникает проблема их реальной гомогенности, то есть такой их однородности, которая не могла бы трактоваться в пользу тех или иных произвольно выбранных условных ценностей как плохая или, наоборот, хорошая, положительная, хотя, такой, по сути, и не бывает, потому что она не может устраивать всех без исключения. Надо думать, что это будет уже другая гомогенность, нежели гомогенность объектов, поскольку объекты не различают своей уникальности, а для субъектов этот вопрос является приоритетным. Но что может быть общего между субъектами при всех их индивидуальных и социальных различиях, это вопрос также далеко не праздного любопытства.
  Как тут ни плюйся на нехороших парней, стоящих у власти в отсталых странах с тоталитарными режимами, а решать этот вопрос надо, хотя бы сделать вид, что вопрос решается. Да, пусть советники с помощниками им займутся. Однако чаще всего в кабинетах вспомогательных государственных служб дело решается посредством всё той же разделительной логики - просчитыванием, калькуляцией, по какому практическому критерию отсеивать плохих субъектов от хороших, ведь часто бывает, что парень, пусть плохой, но он - наш парень, поэтому трогать его нельзя. А остальные сами виноваты, что не спрятались. Но в философии, в отличии от пространных пафосных резонов политических авантюристов, всё обстоит по-другому.

6. Отсутствие исторической необходимости.
  Локализация области ментального соприкосновения и сходства субъектов, где в полной мере реализуется их гомогенность - вот задача, достойная гносеологии и любого философа, жаждущего познать тайну подобия субъектов друг другу, субъектов, обладающих гомогенным знанием о гомогенности объектов. Задача, до сих пор считавшаяся элементарной, достаточно было только подвести модель гомогенного субъекта под государственный закон или устоявшийся матримониальный обычай. Но в современную эпоху, когда господствует обычай подвергать сомнению ценность любых законов и обычаев, такая задача становится особенно актуальной.
  Где же находится, в чём состоит реальная, а не навязанная человеку со стороны или свыше, гомогенность субъектов? Даже самые искренние, гуманистические намерения могут направить исследование по кривой дорожке, если их вовремя не скорректировать. У них не может быть конечной цели, нарисованной по плотницко-портновским шаблонам. Только острое осознание надвигающейся мировой беды и тяжелейшая ответственность за каждый удар пальцев по клавишам при наборе текста на компьютере.