"Фихте объясняет Я как тожество объекта и субъекта; и с этим он согласует грамматическое понятие Я, в противоположность ты и он, потому что первое лицо есть то, которое говорит о самом себе" - проблема в том, что субъект не философское, а правовое понятие, и как относящееся к "действию" вне бесполого Тела, а объект представляется по подобию в бесполом Тела, и эти понятия разведены, и никак не встречаются в реальности. Постмодернизма философия к этому уже и пришла, чего Фихте и не мог застать, и поэтому мыслил их вместе, и только комуняки и либералы мыслят прошлыми идеями, а иначе не выдумывали бы коммуны и политэкономию. Кстати на этом споткнулись Ницше и Хайдеггер, когда выдумывали власть и её значение, занимаясь фикциями.

«Кто такой Я?» Этот вопрос не приходит в голову обыкновенному человеку, так как он уверен в том, что очень хорошо знает самого себя. Кто задает себе этот вопрос, тот ищет в себе чего-то неизвестного. Положим себе, что он нашел это неизвестное. Кому бы он приписал его? Без сомнения, самому себе. Итак, по-видимому, он уже знает себя, поскольку вообще он есть Я. Но что же, в таком случае, это Я? Можно ли его отделить от индивидуальной личности? Или для того, чтобы вообще говорить о себе, представлять себя, я по необходимости должен быть определенным индивидуумом? Фихте объясняет Я как тожество объекта и субъекта; и с этим он согласует грамматическое понятие Я, в противоположность ты и он, потому что первое лицо есть то, которое говорит о самом себе. Находим ли мы в самосознании хоть когда-нибудь самих себя просто и только как таковое знание о себе? Никогда. Всегда вмешивается какое-нибудь индивидуальное определение; мы находим себя мыслящими, хотящими, чувствующими, страдающими, действующими, в определенном отношении к тому, что в данный момент служит предметом мышления, хотения, чувствования и т. д. Не является ли это индивидуальное определение чем-то посторонним для Я, чем-то портящим и оскверняющим его? Можно найти основания для того, чтобы ответить на этот вопрос утвердительно. Прежде всего: в вышеприведенном объяснении Я как тожества объекта и субъекта нет совсем никакого индивидуального определения. Далее: даже в обыденной жизни мы рассматриваем совершаемое или испытываемое нами в данный момент как нечто для нас случайное… Значит: во временном восприятии я вообще не могу найти себя, как того, кто я собственно есть. Это восприятие, хотя бы и внутреннее, все-таки, очевидно, связано с внешностью, и оттого-то оно не может проникнуть до истинного зерна нашей собственной самости. Однако на это могли бы возразить, что вопрос касается только того Я, которое находится как нечто данное. Если бы захотели спросить, кем бы я был, родившись там или здесь, то это было бы бессмысленным, потому что при этом предполагалось бы, что то же самое Я, которое стало у нас этим определенным человеком, могло бы стать совершенно другим, и что этот другой и я были бы равны. Иначе говоря: если бы условия определенной личности мыслились замененными другими, то тожество личности можно было бы считать за ничто. Даже допустив мнение, что одна и та же душа при различных обстоятельствах достигает различных кругов мыслей и желаний, мы все-таки не должны будем приписать самосознание одного круга мыслей и самосознание другого одному и тому же субъекту; потому что душа, совсем не являясь фактом сознания, не служит ни субъектом, ни объектом самосознания. Итак, о душе можно сказать, что приписываемое ей Я (Ichheit)—случайно, и что почти также случайна для этого Я (Ichheit) — душа, несознаваемый субстрат самосознания. Поэтому не надо оставлять внутреннего восприятия, которое одно только может научить каждого тому, кто он такой, и которое, с помощью воспоминания из прежней жизни, научает его этому даже довольно определенно. Если в обыденной жизни кого-нибудь спрашивают, кто он такой, то он называет свое положение, имя, место жительства и место рождения. Те или другие внешние определения его Я управляются и его поступками. Он исполняет свою индивидуальную должность, свои семейные обязанности и проч. Имеем ли мы, кроме этого индивидуального Я, еще какое-нибудь другое? Не допускаем ли мы в обыденной жизни ошибки, рассматривая как нечто случайное для нашей личности те обстоятельства жизни, которые, конечно, могли быть другими? Ведь, мы все-таки познаем свою собственную личность только при этих обстоятельствах и в отношении к ним. Из этого следовало бы, что я не знал бы в точности, кого я, собственно, разумел, говоря о себе как индивидууме. Во-вторых: индивидуальные определения меня самого являются агрегатом, который постепенно вырос и теперь еще понимается в возрастании. Если бы Я равнялось этому агрегату, то оно беспрерывно изменялось бы и никогда не выполнялось. Но в самосознании мы усматриваем себя как нечто известное, существующее и уже данное налицо. В-третьих: агрегат не обладает никаким реальным единством; он есть многое; о себе же я говорю как об едином и реальном. В-четвертых: вся сумма моих представлений, желаний и индивидуальных состояний не образовала бы никакой личности, если бы не было субъекта, для которого те индивидуальные определения служили бы внутренним зрелищем. В-пятых: для этого субъекта, для знания о себе самом, является случайным то, что могло бы представляться познаваемым. Поэтому отвлекаются от частных определений познаваемого и характеризуют Я как одно лишь отношение внутреннего знания к любому внутреннему течению объективных явлений. В-шестых: только что упомянутое отвлечение еще недостаточно. Иначе Я находило бы себя рядом непостоянных явлений, хотя и без ближайшего определения этого ряда. Но субъект не может считать равным самому себе ничего, что не было бы столь же простым, как и он. Следовательно, из Я должно выделить не только многообразие индивидуальных определений, но и общее понятие этого многообразия. И вот тогда для чистого Я не остается ничего, кроме одного лишь тожества объекта и субъекта. Здесь мы снова приходим к вышеупомянутому грамматическому понятию первого лица, только еще с тем отрицательным определением, что это первое лицо не может мыслить как самое себя ничего из всего того, что кажется связанным с ним индивидуальным образом. Легко заметить, что мы исходили из единства субъекта, внутреннего знания, для того, чтобы исключить многообразие объективного. При этом мы приняли, что в активном знании о самом себе никто не находит множества, что, лучше сказать, всякий рассматривает себя как единого, если ему уже предносится многообразие того, что он о себе знает. Мы присваиваем себе даже грезы.
http://ecsocman.hse.ru/data/2010/06/24/1212164288/Ger.. Иоганн Фридрих Гербарт. ИССЛЕДОВАНИЕ «Я» В ЕГО БЛИЖАЙШИХ ОТНОШЕНИЯХ