«В начале всяческой философии лежит удивление,

ее развитием является исследование,

ее концом - незнание.»

( М. Монтень)

Все началось с того, что Декарт однажды, усомнился в существовании внешнего мира. Правда, затем, немного поразмышляв, он взял свои слова обратно. Потом английский епископ Джордж Беркли изрек, что, быть – это значит - быть воспринимаемым. Логично. Если я не имею возможности рассмотреть предмет, то, что я могу утверждать в отношении его существования? Другие его видели и могут о нем рассказать. А как мне знать. Может быть, из каких-то неведомых мне побуждений, они меня обманывают? Наука не обманывает. Как знать. Сейчас столько развелось лженаук и лжеученых, что и в науке порой трудно отделить истину от догадок. Но вот я увидел, наконец, этот предмет, а затем взял, да и отвернул от него свой взгляд. Куда тогда делся мой предмет. Исчез? Ведь я его больше не воспринимаю. Не вижу. Хотя мое сознание уже запечатлело, надеюсь навсегда, его образ в виде фотографического снимка. Но ведь образ предмета и сам предмет, совсем не одно и то же. Предмет может умереть, развалиться на части, его могут украсть, причем, как раз в тот момент, когда я ненадолго отвлекся от его рассматривания. Но вот я опять повернул к нему свой взгляд. Предмета больше нет. Куда же он исчез? Убежал? Украли? Что мне делать? Наделять его статусом существования или нет? А может быть, его и не было вовсе? Может быть, это только мне показалось? Может это был мираж? Призрак. Или нет. Может быть, то, что я однажды когда-либо увидел, существовало и раньше, независимо от меня. Ведь другие люди мне говорили, что они раньше тоже встречали нечто подобное. Но как доказать, что они видели то же самое, что и я? Ведь их органы восприятия не такие, как у меня. И значит, они воспринимают мир иначе, чем я. И, следовательно, они принципиально не могут видеть то, что вижу я.

Как видим, возникает дилемма, разрешить которую можно, по утверждению Беркли, только одним способом. После того, как я воспринял образ предмета, он остается существовать навсегда, но только внутри моего сознания, как образ, как некий дух, который будет являться мне, время от времени, в более или менее отчетливо выраженном виде. А материальное, независимое от моего восприятия, воплощение этого предмета – всего лишь фикция. Видимость. Мираж. Это как с отражением в зеркале. Кажется, что люди в нем вполне реальны. Они двигаются, улыбаются, разговаривают друг с другом. Но мы то знаем, что это всего лишь отражение, а настоящие люди находятся совсем в другом месте.

Сомневающихся в его выводах, он попросил показать ему эту самую материю, из которой, как говорят, создано все сущее. Ведь она реальна. И значит, ее можно «потрогать руками». И что ему могли показать ученые XVIII века? Невнятные рассуждения о флюидах, теплороде и эфире. Вот так просто он взял да и упразднил существование всего материального мира.

Конечно, такой радикальный взгляд на мир явно противоречил всему здравому смыслу. Ну, философ, он и есть философ. Мало ли что ему придет в голову. Пусть витает в облаках своих логических построений. А нам нужно «делать дело». Но, со временем, настоящие мыслители все больше и больше подходили к тому, что, прийти к одинаковому пониманию того, как устроен этот мир, материален ли он или нет, практически невозможно.

К примеру, давайте зададимся вопросом, существовало ли что-нибудь вообще до возникновения человеческой цивилизации? Приборы говорят, что существовало. Но у фанатов демонологии приборы показывают существование и приведений, демонов, «барабашек», духов умерших, и много чего еще. Все приборы делают люди. А если эти люди заранее уверены что вот такая картина мира, которую они сами себе нарисовали, абсолютно истинна, то и приборы свои они будут настраивать соответствующим образом. Это называется – подгонка под результат. «…эксперимент есть ни что иное, как кухня, на которой стряпают факты для подтверждения общего закона». (А.Н.Уайтхед) [14] Как, например, в случае с интерпретацией лукавым врачом данных УЗИ конкретного пациента. Если ему надо, то он всегда отыщет в них признаки зарождающейся болезни. А если нет, то нет. Задумайтесь, точно измерять физические постоянные мы научились не более 100-200лет назад. Так как мы можем говорить, что миллион лет назад они были теми же самыми? Вера ученых в незыблемость, в пространстве и во времени, законов природы, абсолютно ничем не отличается от такой же, но теперь уже религиозной веры, в то, что некогда, до начала времен, некто пришел в этот мир и сотворил его таким, каков он есть.

В середине ХIX века в философии образовалось направление, названное позитивизмом. Людям, собравшимся в нем, надоели все эти бесконечные и бессмысленные диспуты о началах бытия, о материальности или нематериальности мира, о реальности существования Бога, о возможности или невозможности познать суть вещей. Традиционную философию они обозвали метафизикой и понизили ее статус до некоей стадии умственного развития человечества, которую они посчитали уже пройденной. А теперь, по их мнению, надо, оставив «за скобками», всю болтовню о смысле бытия и субстанциях сущего, заняться конкретными «эмпирическими фактами», очищенными от любых метафизических наслоений. То есть, фактически, позитивисты призвали философию стать своего рода общей наукой об основах любой научной деятельности. Продвигаясь все дальше по этому пути, постепенно, все дело у них свелось к анализу языка научных высказываний. Все метафизические противоречия представители так называемого, логического позитивизма, объяснили только неправильным употреблением этого языка. Проанализировав метафизические высказывания с помощью средств формальной логики, они убедились, что те, либо бессмысленны, либо – тавтологичны. Поэтому, их надо изъять из обращения, а научный язык следует строить на основе, так называемых, протокольных предложений, выражающих только факты и ничего кроме фактов. (например фразы типа, «Сейчас я вижу зеленое», «Здесь я чувствую теплое»)

Одним из основателей логического позитивизма являлся Людвиг Витгенштейн. За свою жизнь он написал два больших труда. Один издал в начале своей карьеры. Назывался он «Логико-философский трактат». В двух словах, содержание его чуть выше было пересказано. Изгнание метафизических абстракций из языка научного сообщества. «То, что вообще может быть сказано, должно быть сказано ясно, о чем же невозможно говорить, о том следует молчать». (Л.Витгенштейн) [22]. Но вот проходит время. Витгенштейн умирает, но через два года после смерти на свет появляется еще одна его крупная работа под названием «Философские исследования». И что же мы видим? Великий основоположник логического позитивизма наступает на горло собственной песне. В конце своей жизни он разочаровывается в идее создания совершенного, логически стройного научного языка и обращается к анализу обычного естественного языка, к речевой деятельности людей. Что же с ним произошло? Да все дело в этих самых протокольных предложениях. Предполагается, что они должны выражать чистый, нейтральный, чувственный факт. Но ведь каждый человек индивидуален. И то, что видит один, другой, на этом же самом месте не увидит. Находясь в другом душевном состоянии, например, в горе, или в радости, он увидит нечто совсем другое. И поэтому, не существует никаких идеальных чувственных фактов. Все пропущено через органы восприятия конкретного человека. Или конкретной ситуации. А как можно строить науку на субъективном мнении одного человека? И вот, поздний Витгенштейн, отбрасывает, с таким трудом созданную концепцию метаязыка, основанного на протокольных предложениях, и заменяет ее на концепцию свободной языковой игры. Это, когда объявляется, что любое выражение, любая фраза, могут иметь огромное множество смыслов в зависимости от ситуации. Например, речевой оборот «Солнце восходит» в рамках современной астрономической теории является абсолютно бессмысленным, ведь как мы знаем, это не солнце вращается вокруг нас, а мы – вокруг солнца. В контексте же языковой игры крестьян или туристов он, напротив, вполне осмыслен.

Итак, что же произошло? Как ни стремились «научные философы» изгнать метафизику из языка, им это не удалось. Слово оказалось гораздо сложнее расколдовать, чем число.

Настоящая наука, как мы знаем, оперирует только научными абстракциями, полученными из абсолютно объективных, но реально, не существующих вещей: точек, чисел и логических правил их взаимодействия между собой. «В каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней математики.» (И. Кант)[25] И если наука строится на основе чисел и точек – это точная наука. В противоположность так называемым общественным наукам, которые являются не чем иным, как бесконечной говорильней, поскольку слово здесь имеет приоритет над числом. Разные люди, говорящие одни и те же слова, все равно, никогда до конца не поймут друг друга. Философы - позитивисты захотели вклиниться в науку, но на деле оказалось, что они, отвоевав у нее определенную территорию, не превратились в ученых, а просто, перенесли туда трибуну для своих метафизических диспутов. На новом поле они продолжили играть во всю ту же старую игру. Игру в поиски последних оснований бытия.

Тысячи лет философы спорили до хрипоты о том, как же все-таки устроен этот мир. Как он устроен действительно, а не только в абстрактных научных теориях или в откровениях религиозных авторитетов. Старые спорили с молодыми. Мертвые – с живыми. Что первично – материя или дух? А существует ли реально то или другое? В чем смысл жизни? Есть ли Бог? Где находится Истина? Бытие определяет сознание или наоборот? Они писали пухлые тома в защиту своих взглядов. Приводили массу доводов. Некоторые, ценой смерти, пытались обессмертить собственные имена. За свои убеждения они шли на костер, поднимались на плаху, принимали яд. И вот, наконец, им это надоело. Вернее, надоело не им, а, им внимающему, обществу. За все увеличивающейся суетой общественной жизни, за важностью дел по прогрессивному развитию человеческой цивилизации, ему надоело слушать невнятные, а главное, очень длинные рассуждения многочисленных «искателей Истины». И те вынуждены были, чтобы их все-таки услышали, изменить язык, саму форму своих метафизических посланий. Наступила эпоха постмодерна.

Философы, наконец, поняли, что не стоит ломать уж так много копий по поводу всех этих вечных вопросов бытия. Они того не стоят. Если за 2 тысячи лет, со времен Пилата, никто убедительно так и не ответил на простой вопрос: «Что есть истина?», значит и не надо отвечать на него вовсе. По крайней мере, долго биться над ответом. Можно ответить короткой фразой, цитатой, иронично, или смешно. Главное, чтоб «зацепило». В обществе, в котором «умер Бог», некому больше оценить «сизифов труд» непризнанного гения. Когда трудно определить, где правда, а где ложь, где настоящее, а где подделка, где истинное творчество, а где - его симуляция, приходится рассчитывать только на самого себя, на собственную интуицию, не прибегая к помощи «товарищей по цеху». Теперь философам приходится, не призывать слушателей, возвыситься до понимания целого, а пытаться отколоть от него небольшие куски и преподносить их тем «в качестве обеда».

Произошла страшная вещь. Явно ее заметил в середине в 60-х г. 20в. «последний философ» еврей Жак Деррида. Оказалось, что мир вокруг, в принципе, невозможно, каким бы то ни было способом, переложить на человеческий язык. Это вещи абсолютно разного порядка. У них нет между собой ничего общего. Пытаясь нарисовать схему, показать структуру, обозначить основные феномены этого мира, любой философ, на деле, создает языковую конструкцию, текст, письмо, которые всецело определяются только теми языковыми конструкциями, которые он уже где-то встречал. И больше ничем. Нельзя выпрыгнуть из пространства языка. Можно смотреть из него на другой мир, как из зарешеченного окна. Восхищаться им, удивляться, радоваться или печалиться, бояться его или воодушевляться им на великие дела. Но только нельзя никому сообщить, что же ты там увидел. Потому что, твое сообщение получится не об этом, а совсем о другом. В слова, которыми ты сообщишь другим о своем новом видении, те будут вкладывать совсем иной смысл, и тебе невозможно будет им объяснить, какой же смысл на самом деле нужно вкладывать в эти слова.

Вот смотрите, Вы увидели нечто, что до вас не видел ни один человек в мире. Как об этом сообщить другим людям? Вы можете сказать: «Я видел нечто» и тогда все поймут, что перед вами было нечто очень слабо оформленное, прозрачное, бесцветное, что-то типа приведения, призрака, газового облака. Но вы-то видели совсем другое. Не это – то, что можно зафиксировать в каком-то языковом выражении, а именно то, что ускользает из всех словарных фиксаций. Вам говорят, это бред. Вы ничего не видели. Вам показалось. Но тогда почему, после этого у вас внезапно переменилось настроение? Почему для вас стало трудным и сложным то, что еще вчера казалось легким и простым?

Мир сегодня мельчает. Все больше становится людей, машин, домов, товаров потребления, наконец, звезд на небе и на земле. С огромной скоростью растет количество культурных продуктов – научных знаний, объектов искусства, предметов религиозного поклонения. Но чем больше вещей приходится на единицу поверхности земли, тем вес каждой отдельной единицы становится все меньше. Мельчает значимость научных истин. Теперь ищут не основ строения материи. Все заняты поисками технологий для производства недорогой энергии и дешевой жратвы. Притупились чувства. Уже не встретишь нигде Шекспировских страстей. Искусство, не в силах говорить о вечном, поворачивается к абстракции, чтобы за ее непонятностью скрыть собственное бессилие. Нет больше Философии. Ситуация постмодерна убила ее. Есть жизненная философия, социальная философия. Есть философия власти, философия успеха, философия бизнеса, а Философии нет. Мир раскалывается на множество мелких частей в полном соответствии со вторым законом термодинамики. Помните знаменитое изречение Цезаря – «Разделяй и властвуй». Так вот. Нас разделяют, чтобы над нами властвовать. Нас дробят, как дробят камни в карьере, до щебня, чтобы получить отличный строительный материал. Кто это делает? Тот, кого мы знаем под именем Законы Природы.

Но не хотелось бы заканчивать этот текст на столь печальной ноте. Я пессимист, впрочем, как и всякий, кто достаточно хорошо владеет искусством обобщения. Но философия, кроме всего прочего, дарит людям уникальную возможность - находить плюсы в любом положении. . Невероятный технический прогресс все глубже и глубже вовлекает человека, помимо его воли, в круговорот подчинения все большему количеству правил и требований. Но обнадеживающим фактором, помогающим ему выносить невзгоды бытия, служит ограниченность его мировосприятия. Все знать тяжело, поскольку, если ты все знаешь, ты ответственен за все происходящее. К тому же все знать - значит знать время своей смерти. А это просто невыносимо. Говорят, что незнание законов не освобождает от ответственности. Но с другой стороны, незнание законов дает надежду, что вот это мое времяпрепровождение, такое счастливое и безмятежное, не несет за собой никакой ответственности и будет длиться вечно. А если сейчас мне плохо, я надеюсь, что через мгновение, мне будет очень хорошо.

Вера и надежда - не такие уж плохие поводыри на этом свете. Пока они со мной, я защищен от палящих лучей абсурда существования. Пока в числе феноменов культуры имеется религия, человечеству не грозит превращение в однополую массу зомби, смыслом жизни считающих беспрекословное исполнение воли «большинства». Бог тоже требует беспрекословного повиновения. Но согласитесь, какая разница. Повиноваться тому, кто живет у тебя в душе. Или тому, кто не признает даже само существование души, не говоря уже о признании именно твоей личной уникальности перед лицом сущего.