Уважаемый, Ян Ботер, все ваши рассуждения о цельном и дробном Бытии, уже с времён  Готлоба Фреге можно считать ложью, уже только потому, что имя---Бытие можно считать цельным только как функциональное имя одноместного предиката---«быть» (иметь место), во всех остальных случаях, когда Бытие означает нечто другое, требуется и другое имя, именно по фреганскому 2) принципу однозначности, выражающему требование, согласно которому каждое имя обозначает только один предмет. Тем не менее, согласно фреганского 3) принципа предметности, отражающему тот факт, что сложное имя выражает связи между предметами, а не между именами, составляющими сложное имя, то когда производится анализ сложного имени (предложения), то по предикатному признаку понятия Бытия---«быть», производится анализ соответствующих сложному имени предметов, на соответствие (или нет) предикату «быть». Именно такие семантические «парадоксы» в обязательном порядке принуждают давать иследуемым понятиям точные имена, именно для исследования их глубинной внутренней, сущностной структуры, а не поиску представляющих, или нет, это понятие предметов. Имея доказанное пародоксом Ришара утверждение, что свойств объектов и их классов---∞ больше, чем самих объектов, ими обладающих, то потому одноместный стандарт Фреге в отношении предметов и предикатов---суть непротиворечивый путь к метафизическому стандарту.

  Уважаемый, Ян Ботер, когда вы вашему понятию Бытия зададите точный одноместный предикат, то вы и получаете то единство, которое так загадочно декларируете, и понятие Бытия никак не включает ничего метафизического, ибо в логике Бытия всякие утверждения метафизического, возникающие из поисков "формы формы" и т.д. или "метасодержания метасодержания"---по Regressus ad infinitum логически отрицаются, и  все таковые попытки описываются формулой Пирса - р ⊃ р ⊃ р ⊃ р ⊃ р ⊃... ≡ ¬р. Иными словами, постулирование "метасодержания" влечет "мета-метасодержание", "мета-мета-мета-содержание", "мета-мета-мета-метасодержание" и т.д., а в конечном счете лишь "мета-мета-мета-мета-..." и отрицание самого исходного постулата. Это означает, что метафизическое имеет другую логику своего существования, и существует не в том смысле, как исследуемое нами понятие Бытие, как физика и метафизика, и путать или смешивать это нельзя. Regressus ad infinitum в обосновании Зеноном Элейск. немножественности сущего---Предлагается интерпретация одного из аргументов Зенона Элейского в пользу немножественности сущего (или немыслимости множественности) как доказательства  a contrario, в котором используется Regressus ad infinitum. Доказательство основано на дилемме: элементы исходного множественного сущего либо имеют свои элементы, либо не имеют их. Если имеют, то вопрос повторяется. Таким образом, мы получаем либо Regressus ad infinitum при попытке помыслить сущее, как множественное или сложное, либо доходим до некоторого элемента, который является  абсолютно простым, но тем не менее присущ другим элементам, как некое целое (в данном случае эта присущность вполне может интендироваться, как мета физическая сущность аттрактора бифуркационного постоянства, как первопричинность и неложное присутствие внешне независимых возможностей, абсолютно непротиворечивых СУЩЕМУ). В первом случае утверждается, что помыслить такое бесконечно сложное сущее невозможно, ибо помыслить его означало бы выполнить последнее действие в бесконечном ряду действий. Во втором случае утверждается, что сущее, связанное с чем-то, также связано со ‘связью с чем-то’, или что сущее, обладающее некоторым свойством, также обладает и ‘обладанием этим свойством’, т.е. не является абсолютно простым в физическом смысле этого высказывания, что противоречит избранной альтернативе, но метафизическая первопричинность всего присущего БЫТИЮ, трансцендентная связи с БЫТИЕМ---этому не противоречит, но не как как-то ограниченная этим Бытием, но как  интендирование мета физической сущности аттрактора бифуркационного постоянства всего сущего,  что абсолютно совпадает со свободой приспособления и умного приспособления человека в Бытийном мире, согласно религиозной православной догматики, что и есть онтологическое основание изучением философией предельных оснований мира и бытия.  Потому метафизическое в тут-Бытии может обосновываться только возможно-предельной индукцией, как необходимостью Веры. Моё это утверждение имеет все основания соотноситься с действительностью, т.к., если задавать эволюционирующую к Абсолюту метафизику, то признание этой предикабельной эволюции, приводит к окончательной невозможности обозначить этот самый Абсолют, что и есть Regressus ad infinitum, и эта невозможность определяет и противоречивость материального Бытия, что невозможно уже по факту Бытия. Потому, Абсолют идеален и существует, но что Он такое---нам не ведомо и неможет быть ведомо никогда, если сам Абсолют не будет подавать такой возможности, как Аттрактор---как то потенциальное состояние системы, к которому она эволюционирует, как конечная область неминуемого схождения фазовых траекторий движения сложной системы, как «вызов», осуществляющий как бы детерминацию будущим предстоящим состоянием системы. Состояние еще не достигнуто, его не существует, но оно каким-то загадочным образом протягивает щупальца из будущего в настоящее. А раз верою ведаем, что "Дорогу осилит идущий", то имеем и утверждение, полной индукцией в Божестве---итога всей нашей жизни, что сближает философию с религией, и потому делает философию и царицей наук, в т.ч. и физики. Моё это обоснование утверждает, что всякое хорошо обоснованное знание даже исключительно вещественных совокупностей, уже есть некое представление физического---посредством метафизического, и позволяет свести познание сути всего физического, к простому неделимому понятию---Бог, выразимого, чаще всего, как Апофатическое богословие. 

 Основные этапы развития логики (Логика)---Всё содержание традиционной формальной логики можно изложить чётко и прозрачно в терминах символической  логики. Чем более абстрактно и формально строится теория, тем более очевидна в ней роль логики в обосновании строгости рассуждений.  [[[Что было грубо нарушено Гегелем---В XIX веке Г. В. Ф. Гегель создал диалектическую ({якобы} метафизическую{?}) логику. Не осознавая осуществляемый в логике поиск адекватных методов исследования мышления, он писал, что «это лейбницево применение исчислений комбинаций, к умозаключению и сочетанию других понятий не отличалось от пресловутого луллиевого искусства ничем другим, кроме большей методичности с арифметической точки зрения, вообще же не уступало ему в бессмысленности».  Гегель предложил новый тип логики — диалектическую логику. Значимость формальной логики Гегель ограничивал лишь низшей ступенью мыслительной деятельности.]]]  Потому, математика, как предельно абстрактная содержательно-семантическая система---именно своей предельной абстрактностью, показательно даёт исследовать и максимально возможную точность и строгость рассуждений, вообще, но именно как исследование языка в этом направлении, подтверждая мою Семантическую Аксиому Синергетики. Наличие данной зависимости {именно в предельной строгости обоснования теоретических вершин} явилось исходной точкой разработки программы логицизма, в рамках которой Фридрих Людвиг Готлоб Фреге предпринял попытку редуцировать математику к логике. В этой же работе Фреге ввёл современные символы для кванторов (логических операторов), выражающих утверждения двух типов: 1) общности ∀, или универсальности; 2) существования ∃ (или частности), необходимых для выявления отношений между предметной областью и предикатами, определёнными для неё.  В работе «О смысле и значении» («Смысл и денотат» 1892) он инициировал логико-семантические  исследования, обозначив круг проблем теории именования, связанный с логическим анализом понятий «имя», «значение» («денотат»), «смысл», «имя собственное» (имя предмета); «функция», «имена функций»; «отношение» и других. Фреге ввёл различие между предметами и функциями, на основании чего, вместо принятого до него деления имён на единичные и общие, предложил разделить все имена на два класса:  1)   имена собственные (имена предметов); 2) имена функций, или функциональные имена  (имена свойств или отношений, то есть предикаты). Понятие  Фреге интерпретировал как одноместный предикат  (высказывательную форму выражения свойств или отношений предметов в формализованных языках типа «X есть P»). Он сформулировал наиболее важные принципы теории именования: … 2) принцип однозначности, выражающий требование, согласно которому каждое имя обозначает только один предмет;  3) принцип предметности, отражающий тот факт, что сложное имя выражает связи между предметами, а не между именами, составляющими сложное имя. По Дунсу Скоту, интенция ума основывает внутренний принцип вещи, непосредственно обозначающий Бытие вещи как «этой». Intentionale esse (intentional being)---интенциональное Бытие, существование в разуме; это Бытие, которым обладает вещь, находясь в познающем интеллекте, а также Бытие самого мышления,  или способ, которым объективно постигаемая вещь представлена в мышлении. По Бонавентуре, «интенции существуют не в вещах, но только в уме. Тем не менее существует нечто, соответствующее им в вещах, а именно природа, с которой мышление соотносит интенции определенного рода. Так, замысел рода не существует в осле, но в природе животных, с которой интенция соотносится в мышлении», и понятие Бытие---основа постижения природы замысла существования вещей.

  Истинно заявил Владимир Зорин ССЫЛКА---Нет никакой философии Гегеля, а есть недофилософия, и если вы, в своих трудах, опираетесь на Гегеля, то ничего хорошего вам это не сулит.  Артур Шопенгауэр о Гегеле---«... так называемая философия этого Гегеля — колоссальная мистификация, которая и у наших потомков будет служить неисчерпаемым материалом для насмешек над нашим временем: что это — псевдофилософия, расслабляющая все умственные способности, заглушающая всякое подлинное мышление и ставящая на его место, помощью беззаконнейшего злоупотребления словами---пустейшую, бессмысленнейшую и потому, как показывают результаты, умопомрачительнейшую словесную чепуху; что она, имея своим ядром неведомо откуда взятую и вздорную выдумку, не знает ни оснований, ни следствий, т. е. ничем не доказывается и сама ничего не доказывает и ничего не объясняет и к тому же, лишенная оригинальности, является простой пародией на схоластический реализм и одновременно на спинозизм, ...».

  Так и есть, ибо Гегель назвал наиболее логичным наиближайшее к эмпирическому материалу (Значимость формальной логики Гегель ограничивал лишь низшей ступенью мыслительной деятельности), а диалектически двойственной признал метафизическую логику [Гегель создал диалектическую ({якобы} метафизическую{?}) логику], а верным есть---наоборот [Чем более абстрактно и формально строится теория, тем более очевидна в ней роль логики в обосновании строгости рассуждений]. Есть ли у Гегеля доказательства верности его позиции?, почему дело обстоит именно так, а не иначе?, (согласно логического закона достаточного основания). А по ЗАКОНУ ДУНСА СКОТТА [А. А. Ивин логика учебник 16]----Закон, носящего имя средневекового логика и философа, монаха Дунса Скотта, характеризующего ложное высказывание---из ложного утверждения вытекает какое угодно утверждение, в том числе и вся недофилософия Гегеля. Потому и нет смысла говорить о понятии Бытие в рамках Философии Гегеля, но по-настоящему исследовать таковое логически и эмпирически. А верным будет так----

  Владимир Зорин, ссылка-Гуссерль---Донаучный мир дан в повседневном, чувственном опыте. Он субъективно релятивен. Каждый из нас имеет специфический круг явлений, с которыми он сталкивается, и каждый из нас по-разному их оценивает как нечто сущее. В процессе общения мы обращаем внимание на разноречивость в оценках, не допуская мысли о том, что существует множество миров. Мы же полагаем, что мир - один, а различны лишь явления. Не поэтому ли у нас возникает формально пустая, но неизбежная идея о существовании объективных вещей?  

Гл.1-Понятие логики---(Логика | Гуманитарная энциклопедия) ....  Логика в широком смысле трактуется как разумность (рациональность), внутренняя закономерность, последовательность, эксплицитно (явно, синккретически) или имплицитно (неявно, ПСС) присущая материальным и идеальным предметам и явлениям (например, логика вещей, логика событий, логика развития и тому подобные). Необходимые взаимосвязи между эмпирическими объектами находят своё отражение в «логике вещей». В этом смысле речь идёт о метафорическом  употреблении термина «логика», так  как  явления и процессы, детерминированные природой (по спутанности непосредственно вещественного), нельзя рассматривать как логичные или нелогичные, поэтому данная характеристика может быть приписана лишь рассуждениям о них.  

  Направленность сознания на предмет---феноменологически конструируемым осознанием, направленно на переживание смысла этого предмета, что интерферируясь, по систематике верификационистской семантики М. Даммита, выделяет феноменологические  метафоры лингвистического значения, ввиде познавательной интерференции: смысла,  силы и окраски (цвета)---утверждаемое мною имеет смысл некой нестандартности (в смысле логического парадокса Брауэра для нестандартного представления) сообразно интерсубъективности совести; силу синергетики интерсубъективности  единения; и результативно определяется цветом интенции интенциональности, в т.ч. и как светлым уделом сохранения сущности души, истинно демократично-рубрицированного в строго индивидуальном порядке в полном уважении к свободному достоинству человека Бытием, но как разумное  интендирование мета физической сущности аттрактора бифуркационного постоянства всего сущего, что абсолютно совпадает со свободой приспособления и умного приспособления человека в Бытийном мире. Это подаёт осмысление силы потребляемого значения, и нестандартно организуется в понятии цвета  интендирования интенциональности. Высказанное мною вроде не совсем уместная сложность, была необходимостью показать, что мета богатство языков  феноменологич. сигнификативной редукции и интенциональности, воссоединяется в единство высказывания, именно как в нестандартной модели   высказывания (что пояснимо по нестандартной мультиполярности  интенсионалов  развитых предметных языков), что и есть интенсиональностью, как общностью экстенсиональностей во всех мирах (объединённых высказыванием) соответствующих точек соотнесения. Например, Брауэр указал на следующий  парадокс логический  классического существования: в любой достаточно сильной классической теории имеется доказуемая формула вида ∃хА(х), для которой нельзя построить никакого конкретного t, такого, что доказуемо A(t).

 В частности, нельзя построить в теории множеств ни одной нестандартной модели  действительных чисел, хотя можно доказать существование таких моделей. Этот парадокс логический  показывает, что понятия существования и возможности построения---необратимо расходятся в классической математике.

   Далее, нестандартные модели, которые потребовали явного различения языка и метаязыка, привели к следующему парадоксу логическому: «Множество всех  стандартных действительных чисел является частью нестандартного конечного множества, и бесконечное может быть частью конечного».

Этот парадокс логический резко противоречит обыденному пониманию соотношения конечного и бесконечного. Он основан на том, что свойство «быть стандартным»  принадлежит метаязыку, но может быть точно интерпретировано в нестандартной модели. Поэтому в нестандартной модели можно говорить об истинности и ложности любых математических утверждений, включающих понятие «быть нестандартным», но для них не обязаны сохраняться свойства стандартной модели, за исключением логических тавтологий [что и есть доказательством утверждения, что единственным испытанием доверия Куайна---утверждается соответствие в системе, в которой находится действующая парадигма, в общей и единственной аргументированной схеме, в которой онтология недоопределенности  гарантирует, что только достоверные доказательства независимо выполняют свою работу, выбирая единый ответ на такие противоречивые данные, что ещё допускают вмешательство, ибо в сути логика---это тавтология и ничего кроме тавтологии].

  Вывод один---Предметный язык есть уникально-гибкой нестандартной семантической моделью, которая для реализации именно и нуждается в эксплицитной  памяти, для объективно сознательного конструктивного рубрицирования ноэтико-ноэматических  актов переживания собственного сознания, но широта мета охвата всего сущего---может быть и подсознательной имплицитно-регулирующей интенцией интенциональности. Вся эта модель имеет единый интуитивно-ассоциированный порядок восхождения к смысловому конструированию, причём именно как абдукция.  АБДУКЦИЯ---познавательная процедура принятия версий. Впервые явно выделена, как Пирса Ч.С. «абдукция», который рассматривал абдукцию  (абдуктивный вывод) наряду с индукцией и дедукцией. Пирс считал, что, отбирая среди необозримого множества версий наиболее существенные, исследователи реализуют «абдукционный  гештальт-инстинкт», без которого невозможно было бы развитие науки. Согласно Пирсу, методология науки должна пониматься как взаимодействие  1) абдукции, осуществляющей принятие объяснительных правдоподобных версий, 2) индукции,  реализующей эмпирическое тестирование выдвинутых версий, и 3) дедукции, посредством которой из принятых версий выводятся следствия. Таким образом, Пирс создал идейный эскиз теории рассуждений, впоследствии получивший развитие в исследованиях по искусственному интеллекту, в которых абдуктивный вывод  представлен как вид автоматизированного правдоподобного рассуждения. Это также и вывод Куайна, по "недоопределенности научной теории", Стэнфорд энциклопедия философии--- Философский анализ показывает, что и самым  главным — не есть итоговая картина производимого знания, а главным есть философский, мыслительный процесс работы, и крайне важно, чтобы вязкая толща языка-посредника, в которой барахтается человек, не затвердела, и, по необходимости, стараться разбить ее трещинами, расчленить и перерасчленить (т.ск. умеренный деконструктивизм), как сохранение гибкости ума, и тренинг феноменологической сигнификативной редукции мышления. Mary Hesse говорит о том, что онтология  недоопределенности  показывает, почему некоторые "Нелогические" и "экстра-эмпирические" соображения должны играть определенную роль в выборе теории, и утверждает, что "этот выбор между ними---всего лишь короткий шаг от этой философии науки, к предположению, чтобы принять такие критерии, которые можно увидеть, чтобы сделать их различными для разных групп исследователей и в разные периоды исследования, что и должно быть объяснено социальными , а не логическими факторами.

 Гегель слишком глобально противоречив, он революционер, но не есть глубокий философ, и хотя его революция касательна именно философии, но многословием не покрыть нелепость противоречивости, что доказанно К. Геделем и К.Поппером.