Систематизация и связи

Гносеология

Диалектика

Логика

 

 

Суворов О.А.

ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА КАК НАУКА И СИСТЕМА КАТЕГОРИЙ

(обновление и конкретизация)

 

Введение

 

Соотношение науки и логики, как известно, наиболее фундаментально рассмотрено Гегелем. Его определение логики как «результата опыта наук», скорее всего, следует понимать так, что истинно сущая логика, основанная на диалектике, представляет собой логику самой  науки, предельное обобщение её структуры и закономерностей, т.е. является общей теорией познавательного процесса. Словом, диалектическая логика есть истинно сущая метафизика, или, что тоже, истинно сущая метафизика есть диалектическая логика.   Отсюда, собственно, и вытекает  коренное отличие формальной логики, как логики непротиворечивости языка науки,  от логики самой структуры научного познания, постигающего, по Гегелю, истину в форме имманентно присущей ей диалектической противоречивости. То есть, диалектическая логика, как её мыслил Гегель,   отличается от традиционной логики тем, что она основана на принципиально ином противоречии, не имеющим ничего общего с формально-логическим противоречием.   Речь идет о том именно противоречии, которое неизбежно возникает между объектом и субъектом в любом познавательном акте. Имеется в виду то непреодолимое обстоятельство, указанное Кантом и высоко оцененное Гегелем, что объект  никогда не может полностью совпадать с нашими представлениями о нём, и что, следовательно, мы всегда имеем дело не с объектами, а с их явлениями, возникающими в нашем сознании в результате объектно-субъектного отношения.    

 

Таким образом, после Канта и Гегеля уже невозможно было не признать, что познание изначально имеет, в качестве двигателя собственного развития, нетрадиционное противоречие между отображаемым и отраженным, или, что тоже, объектным и субъектным.  Гениальность Гегеля в том и состояла, что он не стал, по традиции, бороться с этим противоречием , а, напротив, положил его в основание своей «Науки логики».    В  плане развиваемой здесь концепции, это означает, что тождество без различия, на котором основана формальная логика,  не просто условно или относительно, но, по существу, абсолютно субъективно,  контр объективно. В то же время мы должны отдавать себе отчет в том, что субъективность,  как способность, является не только неотъемлемым,  но и универсальным средством познания. То есть, теоретически и практически мы всегда имеем дело лишь с субъективированной объективностью, или, что тоже, объективированной субъективностью. В этой связи, чтобы избежать недоразумений, вместо «субъективности», в формальной логике и всей до гегелевской метафизике несовместимой с «объективностью», я употребляю термин субъектности,  а вместо «объективности» -- термин объектности.  Смысл такой замены  в том, что объектное и субъектное, на самом деле, находятся в неразрывной связи,  взаимно дополнительны, выступают, по существу, противоположными определениями друг друга, образуя, тем самым, обобщенную форму диалектической противоречивости, означающей, в рамках познания, что всё объектное субъектно, всё субъектное объектно. По сути дела, это является лишь иной формулировкой гегелевского положения о том, что всё действительное разумно, всё разумное действительно.

 

И ещё одно принципиальное замечания. В излагаемой концепции нет утверждений, относящихся только к объективной реальности, либо, наоборот, только к субъективной реальности. Все, о чём здесь говорится, за исключением возможных оговорок, касается исключительно взаимосвязи этих противоположностей, являющейся гносеологической основой диалектической логики.     

 

К сожалению, замысел логики, как диалектики  познания, так и остался не завершенным ни самим Гегелем, ни его разнообразными последователями, усилия  которых, по большей части,  сводились к профанации этого замысла. Особое место в судьбе гегелевского наследия занимают трактовки марксистско-ленинского замеса. Как раз последние, включая интерпретации самих классиков,  оказались наиболее значимыми как в плане позитивного развития, так и, наоборот, искажения гегелевской идеи, прежде всего, её логико-диалектической составляющей, до сих пор рассматриваемой, вопреки Гегелю, исключительно с позиции  объективизма. Именно в материалистическом  объективизме марксистско-ленинского толка наиболее очевидно преобразование   диалектики как логики научного познания в «объективные законы природы, общества и мышления». Обращаю на это внимание потому, что предрассудок «объективизации диалектики» настолько глубоко овладел сознанием советских и постсоветских специалистов, что даже те из них, кто уже давно отказался от самого марксизма-ленинизма, продолжают рассматривать диалектику, в первую очередь, как процесс материальной действительности, и только во вторую, как процесс  познания. 

 

Именно под влиянием марксизма в российской литературе по поводу  диалектики и основанной на ней гегелевской  логики возникло великое многообразие  мало продуктивных  или вовсе контр продуктивных суждений и точек зрения,  анализ которых заведомо был бы  неблагодарным занятием. Ввиду этого я счел оправданным свести весь этот конгломерат  мнений    к присущей им общей объективизации гегельянства и,  таким образом, охватить  указанное многообразие, главным образом, с его негативной стороны. Такой подход показался мне особенно рациональным по той простой причине, что диалектической логикой уже давно никто серьезно не занимается, нет кафедр и подразделений такой науки ни на философских факультетах, ни в институте философии, ни в философских журналах. В этой связи уже давно создается впечатление, как будто  и не было никакого вклада немецкого гения в развитие логической мысли, а все его произведения в явной или неявной форме представляются заумной словесной эквилибристикой. С таким отношением к Гегелю и его теоретическому наследию я  согласиться не могу, что и побуждает меня вновь обратиться к  настоящим заметкам.

 

Исторически сложилось так, что именно марксизм изначально претендовал на материалистическое, с его точки зрения единственно истинное, истолкование будь-то бы объективно-идеалистической доктрины Гегеля. Обожествление Маркса в советской России оказалось настолько живучим, что до сих пор  философское сознание в нашей стране находится под гипнозом некоторых его довольно-таки сомнительных утверждений,  относящихся к гегельянству. В первую очередь это касается как раз оценки Гегеля как  объективного идеалиста.  Тут следует заметить, что уже само понятие «объективного идеализма», которым широко пользовался марксизм,  имеет весьма одиозный смысл. В самом деле, ведь трудно предположить, что в науке могут быть люди, в здравом уме полагающие, что сознание, как некий объективный феномен (абсолютный разум), творит весь окружающий нас мир. Между тем, именно это Маркс и приписывает Гегелю. Конечно, нельзя сказать, что Гегель своей, нередко весьма туманной, манерой изложения не давал поводов к объективному идеализму, однако  суть его философской концепции, если освободить её от марксистско-ленинских натяжек, принципиально чужда детерминизму в сфере отношения  бытия и мышления и, следовательно, вообще несовместима с самим подразделением философии на материализм и идеализм. У Гегеля материя и сознание включены в единое бытие, взаимодействуют в нём, образуя процесс познания, в  котором вопрос о первичности (вторичности)  этих противоположностей, в силу их взаимодействия, попросту лишен смысла.

 

В самом деле, хотя отношение бытия и мышления, несомненно, является основой философского осмысления окружающей действительности, однако это отношение отнюдь не разрывает самого мышления на материализм и идеализм, а, напротив,  обеспечивает его диалектическое единство. К осознанию  этого нас приводит вся история философии, в которой никогда не было четко обозначенных так называемых «линий» Демокрита и Платона. Данный вопрос, разумеется, актуален  преимущественно для той категории российских читателей, сознание которых многие десятки лет находилось под прессом марксистско-ленинской догматики. Такая ситуация, конечно же, не могла негативно не повлиять на состоянии в целом нашего  интеллектуального менталитета, а поэтому и сегодня ещё можно столкнуться с отрыжками «борьбы» материализма и идеализма в философской или около философской литературе.

 

По моему глубокому убеждению,  первичность материи по отношению к сознанию есть не меньшая нелепость, чем первичность сознания по отношению к материи. И вот почему. Ведь очевидно, что эта самая «первичность» означает не что иное, как причинно-временное предшествование материи относительно сознания, или наоборот. Однако ещё советские философы вынуждены были признать, правда лишь в естественнонаучной области, что временное предшествование причины следствию приводит к парадоксу,  т.е. к такому   отрыву причины от следствия, при котором имплицитно  допускается  возможность воздействия существующего на  несуществующее.

 

Можно, конечно, предположить, что в становлении духа мы имеем дело не с двумя явлениями (причиной и следствием), а с развитием одного и того же феномена. Иначе говоря, нечто материальное  просто развивается само по себе, является, как полагал Спиноза, причиной самое себя. В результате, например, по Дарвину, материальная субстанция, уже на уровне обезьяны или её разновидности, постепенно превращается  в человека, обладающего сознанием. Но и в  этом случае утверждение о первичности материального  относительно духовного также некорректно, потому что оно по-прежнему  зиждется, хотя и в завуалированной форме, на  временном подразделении единого явления. Словом,  и в этом случае так же игнорируется важнейшая составляющая любого развития -- неразрывность  его стадий -- означающая субъективность самих понятий «до» и «после» (Кант), или, что тоже, субъективность всякого первичного и вторичного (Гегель). Справедливости ради следует заметить, что и Энгельс, хотя и считал себя ортодоксальным материалистом, вполне разделял взгляды классиков немецкой философии на взаимоотношение причины и следствия, также рассматривал их как результат вырывания явлений из их общей связи, противореча, тем самым, своей же материалистически-детерминистской   трактовке соотношения материи и сознания.

 

Искажения не только гегелевской логики, но и диалектики вообще, связано также с позитивизмом. И здесь мы, в первую очередь, должны указать на известную статью К.Поппера «Что такое диалектика». В этой работе диалектическое противоречие беспардонно отождествляется с противоречием формальной логики, точнее, подменяется одно другим, и таким путем все изъяны формальной логики, отмеченные Гегелем, Поппер переносит на диалектику, утверждая, что с помощью последней, коль она допускает противоречия, можно обосновать любую нелепость.  Скорее всего, Поппер проделал этот фокус непроизвольно, элементарно не понимая принципиальной разницы между формальной логикой и Логикой Гегеля, имеющей под собой совершенно иное основание, в виде особой формы диалектического противоречия, не имеющего ничего общего, подчеркнем это ещё раз, с его традиционной, аристотелевской формой. Если формальное противоречие (А есть и не есть А) суть императив языка (вербальности) науки,  запрещающий одновременное утверждение противоположного об одном и том же, то диалектическое противоречие есть структурная клеточка самого содержания познания. То есть, клеточка объектно-субъектного отношения, из которого, собственно, и возникают все  наши знания и которые, по этой причине, неизбежно противоречивы, поскольку одновременно и объектны, и субъектны. Следует заметить, что эту суть диалектического противоречия удалось выделить из  туманного гегельянства отнюдь не Марксу или Энгельсу, а Ленину, четко заявившему,  что не надо трех слов – диалектика, логика, гносеология – это одно и то же.

 

Вероятно, нет другого положения в марксизме-ленинизме, по поводу которого в нашей стране было бы написано так много всякой ерунды, направленной, главным образом, на отрицание, в той или иной форме, его буквального смысла. Между тем рациональное зерно этого положения в том и состоит, что теория познания, ядром которой, очевидно, является объектно-субъектное отношение, или, что тоже, диалектическое противоречие, и есть не что иное, как диалектическая логика. Как раз в этом, собственно, и заключается квинтэссенция всего гегелевского учения, основанного отнюдь не на асимметричной оппозиции материи и сознания, ведущей к разрыву философского мышления на несовместимые противоположности,  а на их единстве,  означающее их одновременное  тождество и различие.

 

Коренная ошибка марксизма здесь заключается в отождествлении, точнее, в подмене, способа познания  природы, который действительно имеет диалектический характер, с самой природой,  о диалектике которой можно говорить лишь в фигуральном смысле. Пониманием этого мы обязаны, прежде всего, Зенону, этому, как полагал Аристотель, настоящему изобретателю диалектики. Именно Зенон, своими апориями, показал, что, в частности, движение противоречиво не само по себе, а лишь как его модель, точнее, как способ его восприятия. В самом деле, ведь если непрерывность и прерывность в равной мере объективно реальны, как утверждает материалистическая метафизика, то движение попросту невозможно.  И тогда Ахилл не только не догонит черепаху, но и вообще не сдвинется с места, как, разумеется,  и черепаха. Словом, для Зенона объектно-субъектная подоплека самого противопоставления непрерывного и прерывного была понятна задолго до изобретения дифференциального метода. Но ведь это означает, что объективно движение абсолютно непрерывно и что вне этой абсолютности оно попросту невозможно. И когда мы говорим, что движение абсолютно и что, следовательно, всякой покой относителен, то надо отдавать отчет в том, что речь идет об относительности именно к субъекту. По легенде Зенон прибегал к палке, чтобы вдолбить своим ученикам эту мысль. К сожалению, и сегодня многим не хватает указанной палки для усвоения того, что  не только в случае  диалектики непрерывного и прерывного мы имеем дело с объектно-субъектным восприятием процесса, но что и все другие, так называемые «противоположности природы», суть не что иное, как противоположности субъектного освоения объектного. В этой связи мной уже давно сформулирован единый гносеологический принцип – относительности к субъекту, обобщающий все известные формы естественнонаучной относительности – к скорости, к системе отсчете, к прибору и др.      

 

Для адекватного построения системы диалектической логики, совпадающей, по Гегелю, с  гносеологией,  важно сформулировать исходную логическую  структуру, которая бы действительно совпадала с основными, или самыми общими, задачами всякого познания. Роль такой структуры, на мой взгляд, вполне может выполнить триада: тождество – различие – единство (тождества и различия, объектного и субъектного). Нетрудно понять, что в этой структуре познание, как процесс объектно-субъектного отношения, совпадает с собственным развитием, как по форме, так и по содержанию, облекаясь в  закон отрицание отрицания. То есть, обобщенно  наука реализуются, во-первых, в познании тождества всего сущего, а оно заключается либо в конечных элементах, либо в непрерывной изменчивости. Во-вторых, в познании различия конкретных объектов, а оно проявляется в их качественных переходах. В-третьих, в постижении  единства тождества и различия, или, что тоже, единства объектного и субъектного, что дает нам предельно абстрактную истину в форме бесконечности.

 

Разумеется, аналогичным образом может быть рассмотрено и развитие объектов -- от тождества (тезис) к его различию (антитезис), а от него -- к синтезу этих противоположностей, в виде нового качества. Под эту схему даже можно подвести кучу примеров, начиная с превращения воды в лед или пар, и Гегель прибегал к подобной иллюстрации диалектического метода. Но, всё же, суть этого метода, понимаемого как восхождение от абстрактного к конкретному,  определяется не этими примерами, а всей структурой   познания, отнюдь не сводимой к качественным переходам в материальном мире. Кстати, даже Маркс, будучи гегельянцем, недвусмысленно писал, что восхождение от абстрактного к конкретному есть лишь тот способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное, но это, ни в коем случае, не есть становление самого конкретного как такового.   

 

В соответствии с обозначенной структурой, диалектическая логика, или теория познания, подразделяется на учение о тождестве противоположностей, или логику изменения; учение о различии противоположностей, или логику разнообразия; учение о единстве противоположностей, или логику истины. Внимательный анализ этих разделов не оставит сомнений в том, что они, по существу, соответствуют гегелевскому делению логики на учение о бытие, учение о сущности и учение о понятии. В самом деле, чистое бытие, с которого начинает Гегель, есть тождество, ещё никак не опосредованное субъектом; учение о сущности, формирующее у Гегеля понятие, суть различенное субъектом тождество; учение о понятии, которым завершает Гегель свою «Науку логики», есть учение о  единстве противоположностей (тождества и различия, объектного и субъектного), или учение об  истине.      

 

. УЧЕНИЕ О ТОЖДЕСТВЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ, ИЛИ ЛОГИКА ИЗМЕНЕНИЯ

 

В традиционной логике тождество всегда  означало идентичность бытия или его конкретных предметов самое себе, что и было выражено ещё Аристотелем  в соответствующем формально-логическом законе. Безжизненность и бессодержательность не только  закона тождества, но и всех остальных законов этой логики (тут Гегель совершенно прав)   в том, что им ничего не соответствует в самой объективной реальности, все явления которой, несомненно, находятся в абсолютно непрерывном изменении. По этой причине все наши представления о внешнем мире неизбежно противоречивы, но, разумеется, не в аспекте формальной логики, т.е. противоречивости языка,  а в аспекте природной противоречивости самой мысли, всегда являющейся единством противоположностей – объектного, или тождества, и субъектного, или различия. Об  этом, собственно, и говорит гегелевское положение: тождество жизненно и истинно лишь тогда, когда оно обременено различием. На языке диалектической логики (гносеологии) это равносильно тому, что всё объектное субъектно, всё субъектное объектно.

 

1.Действительность, возможность, неопределенность 

 

Действительность – одна из самых многозначных (если не самая многозначная) философских категорий. Не претендуя на все смысловые значения этого термина, рассмотрим наиболее распространенные из них.

Во-1х, это бытие в самом широком смысле этого слова, т.е. всё сущее,  включающее в себя не только материю, но и сознание.

Во-2х, это кантовская «вещь в себе», бытующие трактовки которой хотя и неоднозначны, но, всё же, сводятся к трансцендентности, т.е. к  объективной реальности.

В-3х, это бытие в более узком смысле, как логическая противоположность сознания, т.е. материя.

В-4х, это своеобразный критерий истинности: истинно то, что соответствует действительности.

В-5х, это противоположность возможности, как вообще противоположно актуальное потенциальному.  

Все эти значения, несомненно, имеют под собой определённые основания, но главным предметом нашего внимания будет, конечно, действительность именно как противоположность возможности. Смысл этого противопоставления, при первом приближении, достаточно тривиален: действительность – это то, что уже есть, нечто актуальное, тогда как возможность – нечто такое, что ещё только может быть (находящееся в потенции), а потому может и не быть. Ввиду этого философия, как, впрочем, и общенаучное мышление  связывают действительность с определённостью, а возможность, напротив, с неопределённостью. 

Гносеологическая соотнесенность возможности и действительности соответственно с неопределённостью и определённостью важна ещё и потому, что позволяет адекватно раскрыть логический смысл противопоставления не только самих этих категорий, но и вытекающих из них остальных категорий учения о тождестве — необходимости и случайности, причины и следствия. Это будет показано в ходе дальнейшего изложения.

Дело в том, что диалектика тождества, или логика изменения, в целом оказывается диалектикой непосредственного и опосредованного, неопределённого (непрерывного) и определённого (прерывного), непредсказуемого и предсказуемого. Причем все эти противоположности являются, в конечном счете, не чем иным, как частными формами одного и того же – отображаемого и отраженного, или объектного и субъектного.  В силу этого  как раз и проясняется гносеологическая, или, что одно и то же, логическая, сторона их взаимоотношения: противоположности в равной мере как объектны (абстрактны), так и субъектны (конкретны), и именно в этом общем смысле они  тождественны. Отсюда  действительность может быть определена как познанная возможность, и, наоборот, возможность -- как познанная действительность. В этом, по Гегелю, и заключается их противоречивое единство, или их взаимная истинность.   

Поэтому когда говорится о действительности как об осуществлённой возможности,  то по существу полагается, что  данный переход не только  разумно освоен, но и практически осуществлён. Именно в этом плане и надо понимать знаменитое положение Гегеля:  всё действительное разумно, всё разумное действительно.

Словом, в логико-диалектическом плане под действительностью (возможностью) следует понимать не абстрактную объективную реальность, не спинозовское causa sui, а лишь то, что уже стало предметом  не только познания, но и практической деятельности. Поэтому если действительность или возможность никак не корреспондируются с исторической практикой, то их противопоставление оказывается абстрактным, лишенным конкретного смысла..

Несомненно, что сам метод такого освоения внешнего мира -- через противопоставление объектного (отражаемого) и субъектного (отражённого) -- имеет под собой глубокое основание, заключающееся в том, что ни одно явление внешнего мира невозможно вразумительно отобразить, предварительно не подразделив его на противоположности, одна из которых необходимо когерентна непосредственному (трансцендентному), другая – опосредованному субъектом (трансцендентальному). Само собой разумеется, что пониманием  этого мы обязаны, в первую очередь, Канту.

Говоря обобщенно, все противоположности логики тождества (действительность и возможность, необходимость и случайность, причина и следствие), будучи категориями процесса, отражают, хотя и специфично, по существу одно и то же. А именно: диалектику взаимосвязи неопределённости, обусловленную абсолютной непрерывностью любого изменения, и определённости, обусловленную относительной (к субъекту) прерывностью. 

Что касается конкретно действительности и возможности, то, как известно, эти категории выражают диалектику соответственно актуального и потенциального. Поскольку же обе стороны этой антиномии неисчерпаемы  (бесконечны онтологически и гносеологически), постольку их взаимоотношение  как раз и разрешается в категории неопределённости.

Итак, объективная действительность, находясь в состоянии непрерывного изменения, исходно представляется нам как совокупность бесконечных возможностей, что, естественно, делает её неопределенной. И такова, стало быть, первая триада логики тождества, или изменения: действительность – возможность – неопределенность.

 

Неопределенность, как синтетическая категория, как отрицание отрицания, есть действительная возможность, или, что тоже, возможная действительность. С учетом  симметричности противоположностей, добавим, что действительность возможна, возможность действительна.

 

2.Необходимость, случайность, определенность                                                              .
 

Всё дальнейшее изложение будет представлять собой, как и замышлял Гегель, саморазвитие понятий в систему  диалектической логики. Так, неопределённость, как первая форма логического синтеза, вновь раздваивается по действительности на необходимость, по возможности на случайность. То есть,   процесс изменения всегда противоречив: с одной стороны, он необходим, поскольку не бывает  необусловленных явлений, а с другой –   случаен, поскольку  любое изменение, в силу его непрерывности, объективно неоднозначно. Отсюда  общепризнано, что необходимость пробивает себе дорогу через случайности, как собственные  проявления и дополнения. Правда, в классической физике полагалось, что  неоднозначность изменений обусловлена неполнотой наших знаний о них, и, следовательно, объективно не может быть никаких случайностей. Современная физика  отказывается от таких представлений, указывая на объективность неопределенности не только микро, но и  макроявлений, подтверждая гегелевское положение о том, что необходимое случайно, случайное необходимо.

 

Таким образом, любой процесс лишь постольку строго необходим и однозначен, поскольку мы тем или иным способом ограничиваем его бесконечные взаимосвязи и возможности. Но как только снимаются эти ограничения, неопределенность возвращается, а вместе с ней и господин случай. Разумеется, наиболее убедительно это просматривается в микропроцессах, характеристики которых, кроме того, неотделимы от того, что проделывает с ними экспериментатор (В.Гейзенберг, Н.Бор, М.Борн), пытаясь дать им классическую интерпретацию. Однако и в макромире имеет место такая же ситуация, где,  в конечном счете, так же невозможно обойтись без относительности к  субъекту, позволяющий сформулировать более или менее однозначные концепции для любого процесса.

 

Уже при реализации хотя бы одной из бесконечных возможностей, выступающих в изменении в форме случайностей, достигается некоторая завершенность процесса, что позволяет говорить о его относительной  определенности. Например, совершенно случайно (неопределенно), выпадет  орел или решетка при подбрасывании монеты. Но конечный результат всегда однозначен, определенен.  Таким  образом, имеем вторую триаду логического тождества: необходимость – случайность – определенность.

 

Итак, всё необходимое случайно, всё случайное необходимо. Определенность, как синтетическая категория и форма отрицания отрицания, есть необходимая случайность, или случайная необходимость.

 

3.Причина, следствие, закон

 

Определенность также раздваивается, по действительной необходимости на причину, по возможной случайности на следствие.

 

Гносеологическая (объектно-субъектная) природа диалектики причинно-следственной связи так же вполне очевидна, поскольку и здесь само подразделение явлений на причину и следствие, в условиях всеобщего взаимодействия, весьма условно и может  зависеть от задачи исследования, поставленной субъектом.

В том случае, когда причинно-следственная связь носит устойчивый и повторяющийся характер, она традиционно ассоциируется с законом. Таким образом, имеем заключительную триаду учения о тождестве: причина – следствие – закон..

Для более глубокого понимания причинно-следственной связи, приведем всю категориальную структуру логики тождества.

Действительность – возможность – неопределенность

Необходимость – случайность – определенность

Причина – следствие – закон

Нетрудно видеть, что в приведенной структуре закон отрицания отрицания действует не только по горизонтали, но и по вертикали. То есть, причинно-следственная связь выступает здесь как синтетический итог всего учения о тождестве. Это позволяет сделать дополнительные определения.

Причина есть действительная необходимость, или необходимая действительность.

Следствие есть возможная случайность, или случайная возможность.

Закон есть неопределенная определенность, или определенная неопределенность.

Из этих определений хорошо видно, что всё происходящее в объективном мире в равной мере правомерно интерпретировать  в терминах как однозначности (определенности), так и неоднозначности (неопределенности) – в зависимости от конкретной гносеологической   ситуации. Поэтому можно утверждать, что непрекращающаяся полемика о характере  законов природы (являются ли они динамическими или статистическими), начатая Бором и Эйнштейном, по существу лишена смысла, поскольку ответ на этот вопрос зависит не столько от  объективной реальности, сколько от познавательных способностей человека, а также от разрешающих возможностей  его приборов. 

Таким образом, если те или иные процессы поддаются описанию в терминах классической механики, значит правомерно говорить о их подчиненности однозначным законам; если, напротив, динамическое описание  невозможно, то такие явления обоснованно отнести в область статистики.

Каковы же законы природы сами по себе, независимо от    познавательной практики, то это, конечно же, открытый вопрос и закрыть его,  вероятно, никогда не удастся, потому что не представляется  возможным в принципе абсолютное отделение  объекта от субъекта. А потому суждения по поводу двух реальных форм причинности – динамической и статистической – не  совсем корректны. Причинность едина, и её общая суть заключается в объективной обусловленности всех, без исключений, явлений. Вопрос, стало быть, сводится к возможным формам отражения  этой обусловленности, а их на сегодняшний день две – динамическая и статистическая. В совокупности эти формы дают нам вполне удовлетворительную, с точки зрения практики, естественнонаучную картину мира.

  

УЧЕНИЕ О РАЗЛИЧИИ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ. ИЛИ ЛОГИКА РАЗНООБРАЗИЯ

      

Переход от тождества к различию есть, очевидно, переход от процессов к их составляющим –  конкретным объектам, вещам, явлениям.

Если же иметь в виду логико-диалектическую сторону вопроса, то речь должна идти  о переходе от объектного к субъектному, или, что, по существу, одно и то же, от абстрактного к конкретному, от абсолютного к относительному.

К сожалению, этот аспект диалектического перехода, насколько мне известно, совершенно не разработан философской наукой, хотя само отношение «объект-субъект» уже давно рассматривается как исходная «клеточка» научного познания. Тем не менее, когда, к примеру, констатируется, что внешний мир  абстрактно  тождествен, а  конкретно  различен, то, как правило, не осознаётся объектно-субъектная подоплёка этого  противопоставления. Не сознается потому, что сами категории объективного и субъективного, как уже отмечалось во введении, до сих  пор рассматриваются лишь в формально логическом ключе, как самодовлеющие и притом не совместимые друг с другом феномены. Не говоря уже о том, чтобы понять взаимосвязь основных гносеологических  противоположностей как источник и ядро  диалектической логики.

Сказанное совсем не означает, что внешний мир сам по себе бесконечно не разнообразен. Однако это разнообразие дается нам исключительно через нашу субъектность (чувственность, опыт, науку), проявляется сообразно с ней, т.е. дается как отраженное разнообразие. Тогда как вне нашего поля зрения  объективная реальность всегда  остается  абстрактным тождеством самое себя, лишённым каких-либо особенностей, чистым полотном (гегелевским ничто), на котором нет никаких изображений.

1.Форма, содержание, единичное 

Познание любого различения начинается с формы, т.е. с внешних особенностей, отличающих  предметы друг от друга и детерминирующих наши знания о разнообразии внешнего мира.

Вместе с тем различие не существует без тождества, которое также начинается с формы, если иметь в виду не отдельные предметы, а их вид, взятый в аспекте относительной неизменности, что обычно соответствует определённому уровню его  познания.

Именно в этой связи, на мой взгляд, Гегель и подразделял форму на внешнюю и внутреннюю, определяя последнюю как структуру предметного содержания. Такое подразделение имеет глубокий смысл, обозначенный ещё Аристотелем, вполне обоснованно считавшим форму ведущей стороной в её взаимоотношении с содержанием.

Это замечание Аристотеля особенно важно как раз для логики различия, где противоположности, в отличии от   симметричных антиномий логики  тождества, существенно асимметричны. То есть, если в логике тождества сопряженные категории являются, по сути дела,  абстрактно-противоположными определениями друг друга, то в логике различия они противоположны конкретно, так как отражают соответственно внешнее и внутреннее предметов.    

Кроме того, форма, как внешнее, дается нам  чувственно-конкретным образом, тогда как содержание (качество и сущность), в противоположность этому,  определяются уровнем рационального познания предмета.

Ведущая роль формы по отношению к содержанию особенно заметна в истории, где она буквально организует социум, обеспечивает его нормальное функционирование и развитие. Неоформленное адекватным образом общество, как правило, характеризуется хаосом, неопределённостью, неконтролируемым ростом энтропии во всех отраслях экономики, что   всегда чревато негативными, если не трагическими, последствиями для жизни людей. В этой связи обоснованно утверждать, что экономический детерминизм, на котором был основан классический марксизм, не выдержал испытания исторической практикой. Не случайно Ленин вынужден был почти сразу же провозгласить, по существу, антимарксистский тезис о первенстве политики (надстройки) над экономикой. И только благодаря тому, что большевики хорошо усвоили это положение и беспощадно применяли его, им удалось не только подавить  гражданское сопротивление во всех его формах, но  в сжатые сроки восстановить экономику, победить во второй мировой войне и справится с послевоенной разрухой. И причину последующего развала СССР, следовательно, также надо искать не в его экономике, которая  в 1953  году соответствовала мировому уровню, а в  неумной политике людей, пришедших к власти в нашей стране после Сталина.

Асимметрия формы по отношению к содержанию проявляется также в том, что именно форма ответственна за неповторимую индивидуальность каждого, отдельно взятого, предмета. В отличии от формы, содержание отражает некоторую общность, характеризуя предметы со стороны их видовой принадлежности. Например, если по форме, т.е. своей индивидуальности, одинаковых людей не бывает, то по содержанию мы принадлежим к одному виду.

Вместе с тем форма и содержание тождественны функционально, так как обоюдно, хотя и противоположным образом, определяют идентичность предметов. Это обстоятельство позволяет разрешить данное противоречие и, таким образом, синтезировать форму и содержание в категории единичного. В результате получаем первую триаду учения о различии: форма – содержание – единичное.

В соответствие с законом отрицание отрицания, единичное может быть  определено  и как оформленное содержание, и как содержательная форма, с учётом, разумеется, того, что форма и содержание,  внешнее и внутреннее ни в коем случае не могут быть одним и тем же.

2.Количество, качество, особенное.

Единичное, будучи синтетической категорией, также раздваивается по форме на количество, по содержанию на качество. То есть, количество суть не что иное, как разнообразие формы в рамках конкретного вида, а качество – содержательная определённость самого вида в пределах данного рода. Единство количества и качества образует ту или иную родовую разновидность,  или его особенность. Отсюда имеем вторую триаду учения о различии : количество – качество -- особенное.

В известном смысле Гегель допускал тавтологию, считая меру синтезом количества и качества, ибо мера, лежащая в основе разнообразия форм,  собственно, и есть количество. Иными словами, не мера, а именно особенное есть количественное качество, или качественное количество, хотя эти определения, в силу несовпадения внешнего и внутреннего, объектного и субъектного, естественно, не могут означать одного и того же.

Таким образом, особенное детерминируется как количеством (разнообразием форм внутри вида), так и качеством (общностью видового содержания). Поэтому гегелевскую узловую линию мер корректнее представить как узловую линию особенного, т.е. как видовые переходы, в рамках соответствующего рода.   

В этой связи очевидна узость дефиниции качества как определённости отдельно взятого предмета, ибо качество характеризует не индивидуальное, а видовое отличие, определяя, вместе с количеством, особенность  родового подразделения.  То есть, вид и особенное, по сути дела, одно и то же.   

3.Явление, сущность, понятие (общее).

Особенное также  раздваивается, по оформленному количеству на явление, по содержательному качеству на сущность. Таким образом, если  явление выражает видовое разнообразие предметов, то сущность, напротив, выражает  внутреннее тождество этого разнообразия, ведущее к понятию рода.  Такова заключительная триада учения о различии: явление – сущность – понятие.

Именно из этой триады, по закону отрицания отрицания, вытекает гегелевское определение понятия, как явившейся сущность, или  сущности явления.

Приведем категориальную структуру учения о различии целиком.

Форма – содержание – единичное (индивид)

Количество – качество – особенное (вид)

Явление – сущность – понятие (род)

Здесь закон отрицание отрицания также работает не только по горизонтали (взаимоотношение  внешнего и внутреннего), но и по вертикали (взаимоотношение единичного и особенного), что позволяет сделать ряд новых определений.

Явление есть оформленное количество, или количественная форма.

Сущность есть содержательное качество, или качественное содержание.

Понятие есть идентичность особенного (вида), или особенность единичного.

УЧЕНИЕ О ЕДИНСТВЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ, ИЛИ ЛОГИКА ИСТИНЫ

Настоящий, заключительный, раздел диалектической логики, или   логики научного познания, представляет собой синтез двух предыдущих, их единство. Поэтому здесь, естественно, речь пойдёт о противоречивой (объектно-субъектной) природе истины.

Прежде всего, дополнительно уточним гносеологический смысл самого отношения тождества и различия. Я  уже обращал внимание на объектно-субъектный характер этого отношения: всё, что находится за пределами нашего поля зрения, абстрактно тождественно просто потому, что ещё никак не различимо познающим субъектом. То есть, субъект по своей гносеологической роли  является не только исходным, но и постоянно действующим агентом разнообразия. Это, разумеется, отнюдь не означает, что именно  субъект порождает различия как таковые (объективный статус их безусловен), однако только  субъект  способен их выявлять. Поэтому нет никакого агностицизма, обычно приписываемого Канту, в том, что мы, строго говоря, всегда имеем дело лишь с явлениями, т.е. с  субъективированной предметной реальностью.

1.Объектное, субъектное, бесконечное.

Неисчерпаемость внешнего мира обусловливает бесконечность объектно-субъектного отношения (бесконечность познания), что и определяет структуру первой триады учения о единстве, или логики истины: объектное -- субъектное -- бесконечное.

Данная триада, по сути дела, обобщает весь процесс научного познания, поскольку поиск истины, в любой отрасли науки,  как раз и осуществляется не иначе, как посредством объектно-субъектного отношения. В сущности именно по этой причине, а  не по какой другой, данное отношение издревле интерпретируется как основной философский вопрос. Этот вопрос может, конечно, при абсолютизации одной из его сторон, подразделять философское мышление на два гносеологически противоположных направления -- материализм и идеализм. Однако при диалектическом подходе к объектно-субъектному отношению, оно, на самом деле, синтезирует эти направления в единую философскую мысль (Кант, Гегель). В этой связи обоснованно утверждать, что основной вопрос философии как раз и является тем фундаментом, на котором выстраивается диалектическая логика.

Между прочим, даже Маркс, в тезисах о Фейербахе, главным изъяном материализма считал присущий ему абсолютный объективизм, т.е. отсутствие в нём субъектной составляющей, как неотъемлемого условия  диалектического   рассмотрения любой предметности. К сожалению, дальше этого общего замечания ни сам Маркс, ни его последователи так и не пошли, застряв на позициях, по существу, критикуемого ими естественнонаучного, или созерцательного, материализма.

Вместе с тем само по себе объектно-субъектное отношение, конечно же, не даёт нам особого (конкретного) содержания, и представляет собой лишь общий  итог предшествующих разделов, или их общий принцип, согласно которому любое знание о внешнем мире может быть добыто лишь посредством именно этого отношения. На основе такого общего подхода мы можем иметь только предельно абстрактную  истину о  бесконечности познавательного процесса, тогда как задача состоит в том, чтобы конкретизировать его. Гегель, вслед за Кантом, осознавал, что такая  конкретизация невозможна без субъективации объектного. Однако, не сумев  изобразить этого категориально, Гегель вынужден был  просто декларировать: самое богатейшее есть одновременно и самое субъективное.  

2.Абстрактное, конкретное, конечное.

Но ведь если истина как бесконечность предельно абстрактна, то её конкретизация, или субъективация, очевидно возможна не иначе, как в форме, противоположной бесконечности. То есть, бесконечное, раздваиваясь по объектности на абстрактное, а по субъектности на конкретное,  порождает новое противоречие, которое как раз и разрешается в конечном.  И, таким образом, имеем вторую триаду учения о единстве, или логики истины: абстрактное -- конкретное -- конечное.

Опираясь на закон отрицание отрицания, определяем конечное как абстрагированную конкретность, или как конкретизированную абстрактность. 

Именно в конечном наиболее убедительно проявляется  объектно-субъектная, или, что тоже, абстрактно-конкретная,  природа истины, её диалектическая противоречивость. И когда, следовательно, утверждают (в частности, с подачи Ленина), что абстрактной истины нет, что она всегда конкретна, то  упускают из вида как раз эту  противоречивую суть истины, и тем самым разрывают неразрывное -- неизбежно присущие ей противоположности. Поэтому отрицание в истине абстрактной составляющей равносильно отрицанию не только её конкретности, невозможной вне абстрактного, но, вместе с тем, и её объектности, которая как раз и выявляется только через собственную противоположность, т.е. через субъектность.

3.Абсолютное, относительное, истинное

Итак, любая научная истина одновременно  объектна и субъектна, абстрактна и конкретна, бесконечна и конечна.

Конечное, как результат восхождения от абстрактного к конкретному,  раздваивается по абстрактной объектности на абсолютное, по конкретной субъектности на относительное. Это даёт нам заключительную триаду учения о единстве и одновременно  всей системы диалектической логики: абсолютное – относительное -- истинное. 

По закону отрицание отрицания определяем истинное как абсолютную относительность, или относительную абсолютность.

Приведём категориальную структуру учения о единстве целиком.

Объектное – субъектное – бесконечное

Абстрактное – конкретное – конечное

Абсолютное – относительное – истинное

И здесь закон отрицание отрицания также действует не только по горизонтали, но и по вертикали, что дает нам новые определения.

Абсолютное есть абстрактная объектность, или объектная абстрактность.

Относительное есть конкретная субъектность, или субъектная конкретность.

Истинное есть конечная бесконечность, или бесконечная конечность.

В дополнение к тому, что уже было сказано, ещё раз подчеркнем, что истина генетически  есть «продукт» объектно-субъектного отношения, и вне этого отношения она просто бессмысленна. То есть любое знание исходно противоречиво, потому что оно, с одной стороны, объектно, и в этом смысле абсолютно, хотя и абстрактно; с другой -- субъектно, и в этом смысле конкретно, хотя и относительно. Единство этих основополагающих противоположностей как раз и обеспечивает плодотворность  взаимосвязанного восхождения как от бесконечного к конечному (от абстрактного к конкретному), так и от конечного к бесконечному (от конкретного к абстрактному).

Несомненно, что оба эти направления исследования, хотя и противоположны, равноправны. Поэтому попытки (начатые  Э.Ильенковым) контр продуктивно противопоставить  их, выдвигая на первый план восхождение от абстрактного к конкретному, мне представляются необоснованными. Здесь всё зависит от реальной задачи, поставленной субъектом познания, -- хотим ли мы нечто конкретное обобщить, или, напротив, нечто общее конкретизировать.  

В заключении, с целью наглядности, приведём полученную систему категорий диалектической логики (диалектики познания) целиком.

Учение о тождестве противоположностей, или логика изменения                

Действительность – возможность – неопределенность

Необходимость – случайность – определенность

Причина – следствие – закон (взаимосвязь)

Учение о различии противоположностей, или логика разнообразия

Форма – содержание – единичное (индивидуальное)

Количество – качество – особенное (видовое)

Явление – сущность – общее ( родовое)

Учение о единстве противоположностей, или логика истины

Объектное – субъектное – бесконечное

Абстрактное – конкретное – конечное

Абсолютное – относительное – истинное

Будучи конечной категориально, предлагаемая логическая система бесконечна по своей гносеологической неограниченности. Основанная на объектно-субъектном отношении, динамика которого определяется законом отрицание отрицания, эта система не ставит никаких пределов для познавательного процесса, саморазвития и обогащения составляющих её категорий, а, следовательно, и для своего конечного результата – истины. Тем самым преодолевается формально-логическое противоречие между методом, требующим непрестанного развития,  и его системой, кладущей конец этому процессу. Ибо единство, которым завершается изложенная здесь Логика, есть не что иное, как развитая форма тождества,  от которого  процесс познания  постоянно  возобновляется, что и  обеспечивает его  бесконечность.