"В суде потерпевший искал управы на преступника" - проблема в том, что и преступника нет как такового, человек свободен в природе [бесполого Тела] своей, а есть нарушитель чего-то конкретного, но это уже давно забыто в России, преступники давно все граждане, так строилась в 20 веке система либерал-фашизма, в основание правовой системы которого была заложена идея безликого закона, а проще - гуманитарного права. Отсюда появился экстремизм, абсолютно не правовое понятие, от фонаря придуманное на коленке. Путин и его холуи просто в своих интересах использовали потенциал гуманитарного права, и не более того. Сейчас сложнее определить кто не преступник, и все могут свободно называть друг друга преступниками, и чего важно было добиться гуманитарному праву, в управлении хаосом либерал-фашизма и безликого закона. Преступник - религиозное понятие, и во все времена это менеджеры толпы, и которых толпа часто свергала, тогда как индивид ничем не управляет кроме себя, а значит по определению не может быть преступником. Преступниками могут быть только законодатели, фиктивный конституционный суд, и Путин, и никто другой, они являются менеджерами толпы прямо или косвенно, ответственными за принятие и использование закона. Суд ни за что не отвечает, потому что судит по законам не имеющим оснований в естественном праве. Безликий закон, естественно ни на чём не основанный кроме фиктивного гуманитарного права, множится разными подпунктами и уточнениями вроде Конституции США, и в этой мутной водичке можно рыбку ловить. Гуманитарное право религиозное и имело смысл во времена абсолютно бесполого Тела только, при Конфуции и древних греках, где налично имелись какие-то признаки человеколюбия, но не при нынешних политиках, где имеется бесполое с шизоидным Тела, могущее оправдать любое абсурдное решение: "издевательство над животными. Во многих странах за это предусмотрена уголовная ответственность. Кто скажет, что это неправильные законы? Хотя потерпевших здесь нет, ведь животные - не субъект права". История с животными характерна, где шизоидное Тела политика не находит и теряет ориентиры в гуманитарном праве.
Александр Подрабинек: Когда-то первоначальная и главная цель правосудия состояла в том, чтобы рассудить спорящих. В суде потерпевший искал управы на преступника, обиженный – на обидчика. Или наоборот. Бывало по-всякому.
Судья должен был справедливо рассудить и вынести решение. Одно тогда было несомненно: если есть преступник, значит, должен быть потерпевший.
По мере того как государства крепли, обзаводились бюрократией, становились самодостаточными и присваивали себе право говорить от имени общества, жертвами преступлений становились не конкретные люди, а общественные отношения и государственные интересы.
Вадим Клювгант: Например, если мы возьмем древнерусское право, то тогда преобладали преступления, направленные против конкретных людей, их жизни, здоровья, собственности. Наряду с этим существовали даже такие термины, как «крамола», «переверт», «подыл» - это все разнообразные бунты против князей, так или иначе, против власти. И еще были известны преступления против суда, такие как укрывательство преступлений, лжесвидетельство. Как мы видим, такие преступления и ответственность за них существуют достаточно давно.
Александр Подрабинек: Тема преступлений без потерпевшего не нова. Она обсуждается давно и довольно остро. Декриминализации деяний, в которых нет конкретных потерпевших, часто предшествовали драматические события.
Вадим Клювгант: С того момента, как в конце XVIII века были приняты две известные декларации, провозгласившие высшей ценностью человека и его естественные неотчуждаемые права (американская декларация 1776 года и французская декларация 1789 года), система приоритетов начала меняться. Наверное, если мы скажем «поменялась», то мы сильно преувеличим — это был процесс. ХХ век принято считать веком расцвета прав человека, этому поспособствовали еще и мировые войны.
Александр Подрабинек: В XX веке идеи личной свободы все сильнее сталкиваются с претензиями общества, индивидуальные права – с волей большинства, частные интересы – с государственными.
Какие действия общество перестает считать предосудительными и преступными? Что закон перестает считать преступлением?
Вадим Клювгант: Какие преступления перестали быть наказуемыми? Те, которые в наибольшей степени посягают на основные права человека — свободу, в том числе, свободу передвижения, выбора образа жизни, места жительства. Это значит, что прекратилась наказуемость всевозможных разновидностей бродяжничества, по-другому стали относиться к этой категории людей. То же касается отношения к гомосексуализму и всему, с этим связанному. То же самое относится к идеологическим, религиозного характера преступлениям, потому что это свобода человеческой мысли, слова, выражения мнения.
Александр Подрабинек: Обозначим крайности, чтобы были ясны полярные точки зрения. Для сторонников сохранения ответственности за такие преступления лучшая иллюстрация – издевательство над животными.
Во многих странах за это предусмотрена уголовная ответственность. Кто скажет, что это неправильные законы? Хотя потерпевших здесь нет, ведь животные - не субъект права.
Для противников ответственности за преступления без потерпевших лучшая иллюстрация – ответственность за попытку самоубийства. Здесь жертвой оказывается сам преступник. Кто скажет, что это не его личное дело?
Мы не будем вдаваться в крайности, а поговорим о том, что не так очевидно, но с успехом используется для злоупотребления правом.
Экстремизм. Такое модное сегодня в России слово. Как «враг народа» – в сталинские времена или «контрреволюционер» – в ленинские.
В России экстремизм заменяет сейчас те расплывчатые и неопределенные нормы закона, которые в Советском Союзе позволяли сажать за контрреволюционную или антисоветскую деятельность.
Кто был потерпевшим в делах о контрреволюции или антисоветской агитации и пропаганде? Юридически не было таких потерпевших. А подразумевалось – революция и Советская власть.
Не живые люди, не юридические лица, а идеология и система отношений. Кто олицетворяет эту идеологию и эту власть, тот и заказывает музыку. Точнее, уголовные дела. Еще точнее – политические расправы под видом уголовных дел.
Также нет потерпевших и в нынешних делах об экстремизме. Власть считает потерпевшей себя. Или общество, чьи интересы она якобы взялась защищать, ни у кого не спрашивая на то никаких разрешений.
Все начиналось постепенно. В 1996 году, когда был принят ныне действующий Уголовный кодекс, понятия «экстремизм» в законодательстве вообще не было. Это были еще относительно либеральные времена. Политических оппозиционеров тогда не сажали и сажать не собирались.
Для защиты конституционного строя в Уголовном кодексе была статья 280 – «Публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации».
За эти призывы устанавливалось наказание до трех лет лишения свободы, а с использованием средств массовой информации – до пяти лет. Политзаключенных по этой статье тогда не было.
А что можно было серьезно возразить против такой статьи – «публичные призывы к насильственному захвату власти, насильственному удержанию власти или насильственному изменению конституционного строя»? Что тут скажешь? Конституционный строй надо менять на выборах, а не захватывая власть. Насилие – это плохо. Поэтому тогда статья особых возражений не вызывала. К тому же она была, что называется, мертвой – по ней не судили.
Александр Верховский: Я, честно говоря, не помню дел по этой статье. Тогда люди в правоохранительных органах несколько серьезнее относились к своей работе, точнее, понимали закон, хотя всякое, конечно, бывало, но тем не менее. Действительно не наблюдалось реальных попыток насильственно изменить конституционный строй.
Александр Подрабинек: «Экстремизм» появился с приходом к власти Владимира Путина. В 2002 году статью 280 переделали: с теми же самыми санкциями до трех и пяти лет лишения свободы, но уже с другим названием: «Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности».
25 июля 2002 года - день принятия новой редакции статьи 280 УК - можно считать днем рождения российского государственного экстремизма.
Речь уже не шла о защите конституционного строя. Эта забота осталась в либеральном прошлом. Что понимал тогда законодатель под экстремистской деятельностью?
Вадим Клювгант: В 2002 году был принят специальный закон «О противодействии экстремистской деятельности», специальный закон, и именно там появилось определение экстремистской деятельности. Но с тех пор этот закон изменялся уже более десяти раз, в том числе, например, в 2014 году он изменялся трижды, если мне не изменяет память. Каждый раз это изменение носило характер расширения, в том числе, расширения понятия «экстремистская деятельность».
Александр Подрабинек: С середины 2000-х статья 280 УК не только проснулась, но и начала жить бурной жизнью. Понятие «экстремизм» творчески развивалось. Уголовный кодекс пополнялся новыми статьями на ту же тему.
В 2002 году УК был дополнен статьями 282.1 – «Организация экстремистского сообщества», 282.2 – «Организация деятельности экстремистской организации» и 282.3 – «Финансирование экстремистской деятельности». С очень приличными сроками лишения свободы – до десяти лет.
Под понятие «экстремизм» попадало все больше и больше действий, которые прежде вообще не считались преступными. Что такое сегодня в России экстремизм?
Вадим Клювгант: Сравнивая каждую предыдущую редакцию этого закона с каждой последующей, в том числе, первый статьи, где дается определение экстремистской деятельности, мы видим, как размываются границы, больше половины — это слова. «Публичное оправдание терроризма». Что такое оправдание? А сомнение может быть оправданием? Это такие оценочные понятия, которые не проработаны, каждое нуждается в дефиниции для того, чтобы исключить лазейки, двойные толкования, все, что дает основы для произвола. Но таких дефиниций нет.
Александр Подрабинек: Неясность формулировок и отсутствие четких определений усугубляется появлением все новых и новых составов преступлений, подпадающих под определение «экстремизм».
Вадим Клювгант: «Воспрепятствование законной деятельности государственных органов» - экстремистская деятельность. «Пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики, либо атрибутики и символики, сходной с нацистской атрибутикой или символикой». Тут в каждом слове неопределенность. Уже нет числа этим экстремистским делам, уже начинаются какие-то изыски.
http://www.svoboda.org/content/transcript/27790661.html Преступление без потерпевшего. Экстремизм.