это труположество, в символической форме, бесполое Тела в напряжении своём не различает символ и реальность, представляемое и реальное. Ленин в мавзолее из той же истории, смерть завораживает бесполое Тела созданием универсального объекта сопротивления для поглощения реальности, к которой всё время приходится возвращаться в напряжении бесполого Тела, и где существующее не реальное, а давно прошедшее и реализующее в едином Тела более удобный объект сопротивления. Наркотик служит той же цели, уйти из несуществующего реального, в существующую реальность единого Тела. Память реальная (оперативная) существует обычно не более трёх дней, куда ещё можно возвращаться в настоящем, и которую можно назвать прошлым настоящего, и которая важна для возвращения только в единое Тела. "Кто нас обидит, тот трёх дней не проживёт!" - Путин здесь точно выразил идею бесполого Тела, месть тогда смысл имеет, когда не проходит ещё и трёх дней, когда Тело находится ещё в пространстве реального, иначе объект сопротивления уходит в реальность, имеющую уже сакральное значение для бесполого Тела, куда бесполое обращается за универсальным объектом сопротивления, в абсолютной чистоте реальности. Реальность божественна для бесполого Тела, там всё происходит непременно правильно и чисто, почему и возрождается любовь и уважение к Сталину и Гитлеру, всё должно быть оправдано и правильным смыслом. Идеологию не построишь на настоящем и прошлом настоящего, а только на славном прошлом или будущем. Бесполая толпа не сможет оценить настоящее, а только толпа в основе систем фашизма и либерал-фашизма. Враг может быть только в настоящем, но определяем через славное прошлое и будущее, как божественное. "Как может память о прошлом стать идеей, предполагающей соотнесение прошлого с настоящим и будущим" - даже очень естественно, бесполое Тела существует вне настоящего, оно везде и нигде, и вне связи времён. "Мир есть всё то, что имеет место. Витгенштейн" - какое место имеет бесполое Тела как природное, никакого. Чиновник как функция, бесполое Тела, также не имеет места, и определяется сейчас законом толпы только.

О ПАМЯТИ И ИДЕЕ
Пустота бессмыслицы заполняется абсурдом, наделяемым высшим смыслом. К этому привыкаешь, как к норме, и уже не удивляешься. Меня, признаюсь, не удивила и не зацепила вчерашняя инициатива г-на Агеева, директора Института экономических стратегий РАН, предложившего включить 27 миллионов погибших в войне в состав российского электората. В поисках своей духовной и политической уникальности альтернативная цивилизация давно уже не знает границ, это давно уже параллельная реальность, которую многие впускать в себя не хотят, отталкивая ее насмешкой, иронией или обличением, но еще более многие в ней успели обжиться и обрести не ведающее ограничений ощущение свободного творческого полета.
Грустно только, что все это соотносится с войной и победой в ней.
Вот, например, Карен Шахназаров: «Мне нравится, что в основе нашей национальной самоидентификации лежит Победа… В этом смысле Россия абсолютно интуитивно пришла к той самой национальной идее, про которую четверть века все талдычили и которую все искали. Это идея Великого Подвига и Великой Победы».
Как может память о прошлом стать идеей, предполагающей соотнесение прошлого с настоящим и будущим, не поясняется. Наверное, потому, что память призвана заменить настоящее и будущее, придать им ценность, которую иным способом придать не получается.
А вот «Риа Новости» примерно тем же способом превращает национальную память-идею в глобальную. Мол, акция «Бессмертный полк» прошла 9 мая по всему миру, а потому… А потому «в 2016 году Русский мир как идеология впервые перешагнул границы бывшего СССР, и оказалось, что Запад вполне интегрируем в его рамки». И общий вывод: «С нынешнего 9 мая мы имеем полное право понимать Русский мир не как частную идеологию реинтеграции постсоветского пространства, но как новую глобальную идеологию, идущую на смену панамериканизму».
В такой умственной реальности инициатива г-на Агеева выглядит естественной и органичной. Альтернативная цивилизация ищет свой смысл в том, чтобы стать единственной и безальтернативной. И при скудости потребных для того цивилизационных ресурсов находит его в том, чтобы памяти о давнем победном прошлом придать статус национальной идеи, которую, в свою очередь, наделить статусом идеи глобальной. Но благодарная память о мертвых не может сообщить смысл настоящему и предстать в образе будущего. Поэтому очень даже логично мертвых из предшественников превратить в современников ныне живущих, на равных правах разместить их рядом с живыми, для начала предоставив им возможность выбирать депутатов и президентов.
Меня, повторяю, это не удивило. Но вот пишу и ловлю себя на удивлении, что такое не удивляет.
Игорь Клямкин