Брак и привычка. Чаще всего мы ничего не понимаем в эротическом характере брака из-за того, что, в конечном счете, воспринимаем в нем лишь состояние: мы забываем о переходе. Правда, у нас для этого есть все основания. Переход не является длительным, и в итоге законность состояния одерживает верх над регулярной нерегулярностью перехода. "Эротизмом" мы называем сексуальную активность вне брака и пренебрегаем первичными формами, когда дар, который приносили родственники женщины относительно чужим мужчинам, имел характер разрыва. По правде говоря, чаще всего экономическая ценность передаваемой женщины способствует тому, чтобы минимизировать эротический аспект перехода, и в этом плане брак получил смысл привычки, притупляющей желание и сводящей удовольствие на нет. Привычка не обязательно противоположна напряженности сексуальной активности. Она благоприятствует согласию, тайному взаимопониманию, без которого объятия скользят по поверхности. Можно даже считать, что только привычка иногда имеет свойство глубинного исследования, в противовес ссорам, превращающим непрерывность жизненного изменения в состояние возобновляющейся фрустрации. Я даже склонен считать, что беспокойство, заставляющее нас желать изменения, зачастую есть всего лишь нетерпение, склонность переносить на других - на недостаточное очарование партнера - ответственность за собственный крах, за неспособность к интуиции, без которой невозможно обнаружить путь, нередко скрытый. И все-таки, что оправдывает недоверие по отношению к браку, так это сама структура эротизма, который не мог бы в рамках привычки творить формы и знаки, появляющиеся при его разнузданности. Разве в основе этих форм и знаков - от наготы до оргии, от проституции до насилия - не лежит принцип нерегулярности, нарушения правила, который работает против привычки? Напомним, что эротизм развивается, исходя из незаконной, внебрачной сексуальности. Он может лишь взломать рамки, в которых правило стремилось удержать основополагающую нерегулярность.
Сексуальная жизнь была бы бедна, она придерживалась бы границ привычки почти на животном уровне, если бы не развивалась свободно, в ответ на эти беспорядочные вспышки, ее направляющие. В действительности, если верно, что привычка способствует расцвету сексуальной жизни, то можно ли вообще сказать, в какой мере данная счастливая, как мы считаем, привычка не зависела от тех причудливых форм, которыми управляют движения нерегулярности?
[Ритуальная оргия.]
Мы не знаем, каковы именно были условия, в которых эротизм - по ту сторону брачных форм - обнаружил характер трансгрессии, что лежит в его основе. Но, несомненно, постоянные рамки брака не могли дать выхода всевозможным жгучим силам, созывавшим давление на индивидов, что поначалу сказывается в удушающей сексуальной тревоге, а затем - в бурных и беспорядочных вспышках. Мы имеем в виду, что в таких вспышках сохранялся трансгрессивный характер брака: подобно браку, они представляли собой предусмотренное правилом нарушение правила. Даже "праздник смерти царя", несмотря на безобразное зрелище, которое он собой представляет, все-таки в каком-то смысле законен: правило допускает его благодаря регулярной приостановке своего действия на время, пока гниет царский труп. Ритуальные оргии, зачастую образующие один из эпизодов праздника, упорядочиваются даже более регулярно. Причем, у них всегда есть некий повод: это не те намеренно неистовые переворачивания, о которых я говорил, но обряды контактной магии, имеющие целью повысить плодородие почвы... Но это ничуть не уменьшает элемента трансгрессии запрета, определяющего для оргии. В этом отношении оргия даже представляет собой вершину трансгрессии и нечто подобное всеобщей - решительной и безоговорочной - отмене границ. Не случайно в оргиях, называемых Сатурналиями, господа прислуживали рабам: правила и структуры опрокидывались под шквалом грубых сил, в обычное время немощных. Во всем тогда нужно было делать противоположное тому, что предписывали правила, отмененные могучим движением животного исступления. Запреты, которые обычно соблюдались в страхе, внезапно прекращали действовать. Происходили противоестественные совокупления, и больше не было ничего, что не служило поводом для отталкивающего поведения. Эти люди, устремлялись как раз к тому, что в обычное время пугало их. Они упивались страхом, объектом которого была их ужасающая распущенность; распущенностью, которую страх наделял упоительным смыслом. Действенность оргии в плане практик контактной магии нельзя принимать как сущностное объяснение оргии. Благовидный повод еще не означает, что не было неблаговидных. В свою очередь, полевая растительность никогда не предстает перед нами в таком виде, от которого нас тошнит. Но она показывает нам смысл природы: не можем ли мы сказать, что оргия возвращает нас к той природе, смешаться с которой она и приглашает, в лоно которой она предлагает нам вернуться? Но необходимо тотчас же напомнить, что природа, о которой идет речь, природа, в которую человеку предлагается погрузиться - не та же, откуда он вышел: это обожествленная природа. И аналогично этому, оргия никоим образом не является возвращением к естественной, неопределенной сексуальности. Это неприличная сексуальная жизнь, связанная с ощущением мира, вывернутого наизнанку, высвобождаемого почти полной отменой запретов. Никакая полезность не придает оргии иного смысла. В крайнем случае, мы могли бы предположить, будто ее магическая ценность связана с трансгрессией, которая не ведает профанной природы... Но все это не имеет никакого значения, если оргия дает возможность закаливания сексуальной жизни и решительности действий при поисках ситуаций, в которых бы отчетливо проявлялись головокружительные впечатления эротизма.
https://vk.com/doc526932823_566207813?hash=9082007a81.. Жорж Батай. История эротизма. Брак
https://ru.wikipedia.org/wiki/Батай,_Жорж